Во всем виновата книга – 2 - Джордж Элизабет (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
– Нет, сэр.
– А «изъятие»?
Это слово я знал, но не понимал, в каком контексте оно здесь используется. Харрисон все объяснил, а заодно рассказал много других интересных вещей. Чем больше я с ним общался, тем более крутым, точнее, солидным он мне казался. Мне стало ясно, почему отец дружил и сотрудничал с ним. Мы беседовали целый час, и Харрисон обращался со мной как со взрослым. Такого отношения я прежде ни в ком не встречал. Он буквально открыл мне новый мир, о существовании которого я не догадался бы, если бы в моих руках не оказалась отцовская коллекция. Когда я более-менее вник в суть, часы пробили четыре. Мама и Дрю должны были вернуться с минуты на минуту. Харрисон пожал мою влажную от волнения руку, но оставлять книгу не стал, для большей надежности, хотя в моей кладовке она была бы спрятана, пожалуй, еще надежнее. Безусловно, он мог обманывать меня, но я нутром чуял, что он говорил правду: преподобный уже несколько лет вел весьма занятную двойную жизнь. С одной стороны, я не мог представить своего богобоязненного отца-велосипедиста в образе контрабандиста, с другой – чувствовал необъяснимую гордость за то, что ему удавалось так долго хранить в тайне свои махинации. Он стоял вне подозрений именно благодаря кристально чистой репутации. Да, я был потрясен, но одновременно и вдохновлен. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что именно в этот день, к добру или худу, я стал взрослым.
Верный своим богопротивным принципам, я сдержал слово и не рассказал родным о втором пятничном госте, упомянув лишь о визите полицейского.
– У него есть какие-нибудь новости? – спросила мама, набивая кухонные шкафчики жестянками с супом и овощами.
Холодильник ломился от кастрюль с жарким и пирогов, оставленных после похорон соседями-прихожанами, и туда влез лишь пакет молока.
Нужно отдать маме должное; рацион, благодаря которому отец оставался таким здоровым и бодрым за много лет их совместной жизни, не поменялся с его уходом. Раз мясные хлебцы, картофельное пюре и консервированная фасоль подходили человеку, который много лет читал проповеди сотням неприкаянных душ, а втайне собирал и толкал редкие книги – пока Харрисон не объяснил, я и не знал, что у глагола «толкать» есть и такое значение, – то они сгодятся и для меня.
– Не особенно, – ответил я, оставаясь спокойным как удав. – Сказал, что все в отделе согласны с версией о несчастном случае. Улик у них нет.
Я чуть не предложил подать против церкви иск из-за выступа на третьей ступеньке, о который отец мог споткнуться, но сразу сообразил, что это будет иск против нас самих. К тому же не было гарантий, что отец исправно платил страховые взносы. Игра не стоила свеч.
– Пускай больше не приходит и не ворошит плохих воспоминаний.
– Понимаю. Но он хочет как лучше. – Мне вспомнилось высказывание о том, что путь в преисподнюю выложен добрыми намерениями.
Мама была права. Теперь, зная чуть больше, я бы предпочел, чтобы Рейнолдс поумерил рвение. Правило «око за око, зуб за зуб» мог привести к тому, что я сам недосчитаюсь ока и зуба. В конце концов, отец действительно мог споткнуться и упасть сам. Все равно его не вернуть. Нравилось мне это или нет, но чем меньше полиция интересуется его гибелью, тем меньше риск, что мою коллекцию обнаружат. Он был человеком, которого горячо любили прихожане, пусть таким и остается.
– Это Лиам его толкнул, – пробормотал себе под нос мой недалекий брат. Он был всего на три года моложе, но порой вел себя как трехлетний.
– Придержи язык, – сурово отчитала его мама.
– Да, помолчи, дружище, – добавил я.
– Хватит меня так называть, – парировал брат.
– Как? «Дружище»?
– Прекратите оба!
Ужин проходил под звон вилок и ножей, стукающихся о тарелки, чавканье губ, жадно втягивающих сок, стук стаканов о стол и хлюпанье носом с моей стороны. Похоже, меня одолела вовсе не притворная простуда, – вне сомнения, это была кара небесная. Я улегся спать рано; никакой приставки, никаких видеоклипов в Интернете, никакого Лукреция и его трактата «О природе вещей». Весь в поту, я проспал до позднего утра.
– Как ты? – постучала в дверь обеспокоенная мама.
– Через минуту спущусь! – ответил я, но вместо этого провалялся еще полчаса, думая об Аманде.
Церковь была закрыта до приезда нового пастора, и у меня не было повода с ней увидеться. Я думал также о Харрисоне. Он оставил мне номер своего мобильного. Кажется, он и сам не до конца верил, что фактически предложил мне заняться подпольным бизнесом отца. Вероятно, преподобный был толкачом уже много лет и других посредников у Харрисона не было. То ли он не мог их найти, то ли они оказывались ненадежными.
– Ты слишком юн, чтобы этим заниматься, – сказал Харрисон под конец нашего разговора. Он будто бы думал вслух. – Но дело срочное, и нарушать предварительные договоренности нежелательно.
Я был горд, когда меня попросили участвовать в сделке.
Такие махинации – не детская забава. Не игра в шарики, футбол или еще какую-нибудь ерунду.
– Клод должен выйти на связь в ближайшие дни. На кону большие деньги для нас троих, – продолжил Харрисон.
Неожиданное участие в банде, в сложной криминальной схеме, где каждый зависел друг от друга, а барыши текли рекой, взволновало меня.
– Твой отец был бы благодарен, если бы я попросил тебя оформить сделку. Да и деньги тебе не помешают. Только никому не рассказывай и не давай повода что-либо заподозрить, договорились?
– Можете на меня положиться, – на полном серьезе ответил я.
Не знаю насчет благодарности отца, но работа была не пыльной и вполне подходила моей бунтарской натуре. План выглядел так: Харрисон передаст мне книгу для покупателя – некоего Клода, – тот заплатит заранее оговоренную сумму, которую я в свою очередь отдам Харрисону за вычетом «посреднического процента», и все останутся довольны. Харрисон и Клод не хотели встречаться лично и даже разговаривать друг с другом во избежание риска, поэтому роль посредника перешла от отца ко мне.
– А почему вы не хотите? – невинно спросил я.
– Лиам, лучше тебе не знать, – объяснил, а точнее – не объяснил Харрисон. – И постарайся забыть слово «почему?».
Мне и так не слишком нравилось это слово, и не произносить его было проще простого.
– Как мне связаться с этим Клодом?
– Никак, – ответил Харрисон. – Он сам с тобой свяжется.
– А откуда он узнает, что у меня есть нужная ему вещь?
– Он и не узнает. Либо у тебя будет товар, либо нет, – сказал Харрисон. – Не думай об этом. Все гораздо проще, чем тебе кажется. Твой отец говорил, что Клод – весьма приятный человек, и у меня нет причин сомневаться в его оценке.
Я не был настолько уверен, что отец хорошо разбирался в людях, но возражать не стал. Избегая слова «почему?», я попробовал еще немного прощупать почву:
– А этот Клод, случайно, не на белом «порше» ездит? Как в старых фильмах?
– Лиам, твоя любознательность и смелость меня восхищают. В твоем возрасте такие качества – редкость. Ответ на твой вопрос: «необязательно». А ответ на твой следующий вопрос, если я верно его угадал: «узнаешь, когда придет время». Устроят тебя такие ответы?
– Устроят, – кивнул я, все больше и больше восхищаясь безумием происходящего.
Добрая улыбка на лице Харрисона воодушевила меня. Мне не терпелось узнать, что же за книгу он принес в чемодане. Какого она века, в каком переплете, кто автор и все остальное. Вне всякого сомнения, она была очень ценной, но это не слишком волновало меня. Да, нам, моей семье и отцовской церкви, нужны были деньги. Но меня необъяснимо привлекала сама книга как предмет, и я не смогу ответить почему, даже если потрачу на это тысячу лет. Наилучшим объяснением станет слово «любовь». Я не слишком сентиментален, но я чувствовал к этим книгам любовь: чистую и простую и одновременно – порочную и сложную. Не такую, которую я испытывал к Аманде – ее я любил больше всего на свете, – но полноценную, растущую с каждым днем любовь к этим античным игровым приставкам в кожаных переплетах, пергаментных телевизорах, запрограммированных и настроенных Боэцием и его блестящими сотоварищами, что обессмертили себя, поставив свои имена на бумаге. Мне хотелось выпалить Харрисону, что я в деле, но я сохранил хладнокровие. Пускай немного подождет. Он достаточно умен, чтобы догадаться самому.
