Банальная история - Витич Райдо (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Действительно — одному не интересно.
Гораздо слаще делить боль на двоих. А еще лучше на троих.
Жаль, что одну боль не поделишь на весь мир…
— …мне кажется, вы подошли в своих отношениях к естественному финалу…
Да-а…
Как ты об этом мечтал, как стремился! Ждал терпеливо, как охотник в засаде. Не менее терпеливо, чем Андрей, и прятал свое желание более искушенно, чем Сергей, завуалировав его под вполне понятную, искреннюю заботу о сестре. Но мечтал вернуть женщину.
Олег мог это не понимать, если б был, слеп и глух. Впрочем, и тогда он бы понял, почувствовал. Те токи, что мы излучаем по отношению друг к другу, невозможно не чувствовать — они осязаемы почти физически.
Я устала от этой грешной привязанности к каждому и всем разом и отошла всего лишь на минуту. Всего лишь на миг отдалась и мыслями, и чувствами лишь одному… и забыла, что порочный круг не разорвать, из него не выбраться…и была насильно возвращена, вновь встала в ряд стоящих на краю. Но уже с большим грузом грехов.
Мне ли не знать, что любую проблему нужно решать в истоке, не ждать, когда она расширит свое русло и хлынет водопадом на головы малодушным слепцам. Но я не стала, я понадеялась, что все утрясется само собой, и получила закономерный финал, в котором уже не было места моей иллюзии о спокойной счастливой жизни с Сергеем.
А ведь еще Сент-Экзюпери сказал: "мы в ответе за тех, кого приручили". Выходит, никто из нас, его не читал? Или читал, как читают сейчас — в краткой интернет-версии? Жил-был маленький принц, чистил планету и говорил умные вещи…
Интересно, а сколько строк займет биография семьи Шабуриных — Кустовских? Все наши печали, заботы, волнения, те интриги, что плетем ежедневно и во зло себе, назло другим, те итоги, что сами подводим, те мечты, что так и остаются мечтами?
Жили-были четыре мальчика и девочка…и умерли, как жили — незамеченными. Ничего особо умного не говорили, ничего особо ценного не совершили.
Разве то, что всю жизнь с чем-нибудь или кем-нибудь боролись и так увлеклись этим, что за неимением оппонента на всем обозримом просторе, искали его за горизонтом и благополучно находили.
Вот только во имя чего они вели эту борьбу?
Спасая себя или других? От скуки или от жестокости?
Во имя любви или из-за ненависти?
Сколько еще мы придумаем поводов и доводов к продолжению этой бессмысленной, изнуряющей борьбы и оправдаем каждый свой шаг и жест, будем стремиться к фальшивой победе, такой же призрачной, как миражи в пустыне. И не видеть, что реальный пейзаж уже обезображен трупами тех, с кем мы не боролись, а просто не заметили в этой борьбе…и оттого потеряли.
А я не хотела никого терять. Я хотела всего лишь найти покой да пару ответов на вполне внятные вопросы. Но видимо этого мне было не дано с рождения, как и многого другого. Например — здоровья.
"У тебя совершенно нет здоровья. Не заложено, не дано от рожденья. Совсем. Даже не ноль, а минус ноль", — заявила мне Ольга, когда в порыве энтузиазма просчитала мою матрицу судьбы по тем схемам, что им преподали на лекциях в институте.
"Тогда объясни, психолог ты мой недоученный, как же я болезная, еще живу?" — спросила я.
"У тебя очень, очень сильный ангел-хранитель. И не один. Вот это тебя и спасает".
Удивила.
Я вижу этих ангелов-хранителей каждый день, и даже знаю их имена: Алеша, Андрюша, Сергей. А потом появился четвертый — Олег.
— …ты ведь понимаешь это, Анечка?
Я, наконец, смогла посмотреть на брата. Кивнула — понимаю и попросила:
— Отвези меня к нему.
— Утром, хорошо? Нет необходимости ехать, на ночь глядя. С ним все в порядке, он здоров физически. Я настоял, чтобы его подержали, провели полное обследование, на всякий случай. Путь полежит, отдохнет, придет в себя. За ним присматривают, обслуживают, как VIP- персону. Отдельная палата…
— Ты хочешь сказать, что он может повторить попытку? — ужаснулась я, уловив из всего сказанного лишь эту мысль. И отчего-то поверила в подобную возможность безоговорочно.
— Анечка, самоубийцы народ непредсказуемый…
— Отвези меня к нему! Сейчас же отвези! — поднялась я.
— Хорошо, хорошо, но чай-то мы попьем?
"Чай?" — нахмурилась, я не понимая, и обвела взглядом стол: ужин так и стоял не тронутым. Об этой стороне жизнедеятельности человека я забыла, и расстроенно пожала плечами:
— Да, конечно, поужинайте.
— А ты?
— Спасибо, не хочу.
Ужин напоминал мне поминки. Атмосфера, угнетающая и таящая массу негативных эмоции.
Алеша пытался меня покормить чуть не насильно. Андрей вымучивал пространные фразы о незначительных предметах и пытался вовлечь меня в разговор. Сергей хмуро обозревал братьев, игнорируя меня, и молчал. Его вид говорил об одном — он возмущен вероломством женщин и готов прямо сейчас высказаться на сей счет, но вот язык не хочет. Он явно считал себя несправедливо обиженным и преданным. Знать ничего не хотел о том глупце, что перечеркнул его планы, решив пообщаться с веревкой тет-а-тет так не вовремя.
Я мучилась от нетерпения и мечтала уже час назад увидеть Олега и, наконец, успокоиться. И искренне жалела, что не могу заверить Сергея, что все задуманное нами остается в силе, но лишь откладывается на неопределенный срок. Небольшой — неделя, две. И объяснить, что так даже лучше. Нельзя строить счастье на несчастье других — это не пословица, это закон. Незнание или неприятие этого закона не освободит нас от ответственности и последствий преступления. Не будет у нас хорошей жизни, если мы получим ее за счет жизни чужой. Смерть Олега превратит нашу мечту в миф, потому что тогда мы точно не сможем быть вместе. Никогда и ни на каких условиях.
Нет, я уже не задавалась вопросом, отчего Сергей этого не понимает? Он был расстроен и угнетен, а в таком состоянии человек становится глухим к доводам рассудка, и все уверенья для него пусты и фальшивы. Но он сильный. Он справиться с собой и ненужными эмоциями, все поймет и примет. Депрессия ему не страшна и в самых блеклых ее проявлениях. Я за него могу быть спокойна. Он не Олег и не шагнет за черту под воздействием минутных эмоций.
А потом, все встанет на свои места, образуется. И все еще будет, обязательно.
Только бы обошлось с Олегом…
Я села в машину к Алеше. Сергей и Андрей ехали за нами, не желая оставлять нас одних.
Я не противилась — к чему? Тех упрямцев отговорить было бы сложно, а без Алеши меня попросту не пустят в отделение в девять вечера.
Он молчал всю дорогу, лишь косился на меня да хмуро поглядывал в лобовое стекло. Я смотрела в окно, отвернувшись от брата, и не видела заснеженного города, лишь синь зимней ночи да огоньки фонарей и встречных машин. Я старалась ни о чем не думать, стереть малейшее проявление мысли, воспоминания. Но это было мне не по силам: в машине было темно, тихо и густая атмосфера отчуждения, чуть разбавленная боязнью и предчувствием чего-то плохого, давила на меня, рождая состояние dejavue. Алешины флюиды недовольства были почти осязаемы, почти видимы, как тогда…
В то утро мы дико поссорились, пожалуй, в первый и последний раз так жестко и бесконтрольно высказывая друг другу все, что думаем, что скрывали много лет и от себя.
Всю ночь я провела с Ольгой и случайными знакомыми в молодежном развлекательном центре, очень дорогом, но тем и приятном заведении. Мы пили без меры, курили, как выхлопные трубы особо канцерогенного завода, и веселились, как приговоренные к смерти на завтра. Стандартный набор развлечений не обремененной заботами молодежи.
Мне уже почти нравился Кирилл, худощавый, голубоглазый парень с элегантной бородкой из совершено другой жизни, снятой с совершенно другого образа, понравившегося ему, но не подходящего его имиджу. Пластичный в танце, остроумный в разговоре, нежный в объятьях и весь настолько окутанный флером изнеженной аристократичности, что его краткая биография никого не удивила. Сын профессоров местного университета, внук доктора наук и правнук академика, позолоченный мальчик из высшего общества нашего «Замухранска».
