Русская душа и нерусская власть - Миронова Татьяна (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
Если реконструировать, как понятие рай превратилось в часть языческого мировоззрения славян, то сначала это было видение рая, как места, находящегося где-то за рекой. Именно там находился потусторонний мир, оттуда являлась людям загадочная райдуга. Со словом рай было соотнесено в сознании язычников местопребывание душ усопших предков и возникли обряды погребения или трупосожжения в лодке, связанные с заречным представлением о посмертном обитании умерших. В этом виде понятие о рае тысячелетиями укоренялось в сознании славян-язычников. Заметим, что в языческий рай переселялись все умершие. В мировоззрении славян не существовало посмертного разграничения. Все уходили на тот свет, все имели равную участь, на что указывало выражение тот свет — мир, куда попадают все умершие. Христианское мировоззрение — иное, в нем нераскаянные грешники и добрые христиане имеют разную посмертную судьбу. Христианским миссионерам требовалось наиболее доступно объяснить это новокрещеным славянам. Вот тогда-то и пригодилось привычное и понятное слово рай, которое обнимало собой у язычников весь тот свет, а у христиан стало обозначением места лишь для душ спасенных христиан. Грешным же уготован ад — слово заимствованное из греческого языка и означает «пропасть». Обратим же внимание: христианские просветители славян не оборвали преемственности между крещеными славянами и их язычниками-предками. Закрепив слово рай в славянском христианском богословии и удержав за ним значение места вечного блаженства, миссионеры сохранили у славян убеждение, что души их языческих отцов и дедов спасены и обитают в раю.
Совсем иначе сложились христианские представления о загробном мире у большинства неславянских языческих народов Европы в их языках. Латинское infernum и его переогласовка во всех романских языках, а также немецкое holle, английское hell, — все эти наименования языческого мира мертвых исконно обозначали «нижний, пещерный мир», «пропасть» и были приспособлены миссионерами для именования ада при крещении европейцев. На Западе народными и сугубо языческими были как раз названия ада, преисподней. Понятие и название paradise «рай», заимствованное из греческого языка и укоренилось лишь вместе с христианством. То есть на Западе миссионерство загоняло предков языческих народов в преисподнюю, четко разграничивая посмертную судьбу христиан и язычников. В этом коренится последующее глубокое различие между светлостью и свободным оптимизмом Православной Веры и сумрачным аскетизмом, дисциплинарной строгостью католичества. Русское Православие донесло до нас всеобщую надежду на спасение, основанную на мироощущении наших языческих предков, не боявшихся посмертного возмездия и смело смотревших смерти в лицо.
Христианский рай — продолжение славянского языческого рая, в представление о котором христианские миссионеры внесли мировоззренческие изменения. Но, что очень важно подчеркнуть, изменения не разрывали преемственности новообращенных христиан славянского рода со своими язычниками-предками, давали надежду на непременную встречу с ними в раю, а, следовательно, один из важнейших древних народных устоев — культ предков — сохранялся нерушимо и даже принес с собой в христианство такие языческие празднования, как Радоницу, день поминовения усопших на Светлой неделе (слово это звучало в древности как Райдоница), и родительские дни, когда христианам полагается ходить на могилы предков, поминать их в храмах и за трапезой.
Мироощущение, в котором рай представлялся естественным завершением земной жизни человека, непременно светлое, потому и характер русского народа, уповавшего на благой исход своего бытия, неунывающий, терпеливо стойкий, как бы ни были трудны перипетии русской истории. Нам свойственно верить, что, не узнав горя, не узнаешь и радости, что все перемелется — мука будет, и что хорошего — понемножку. Не случайно формулой нашей стойкости стало упорное и одновременно насмешливое ничего! Этим словом, как колом или дубиной, мы отмахиваемся от всякой напасти: болезнь ли одолела — ничего! перетерпим, враг ли подступил — ничего! отобьемся, друг ли предал — ничего! переможем. Мы детей своих, когда упадут и расшибутся, успокаиваем все тем же — ничего, пройдет. Мы в ответ на всякое участливое отношение к нашему горю, чтобы не раскваситься, не расклеиться в жалости к себе, отвечаем: «Да ничего! Переживем!» Этим поражающим всякого нерусского человека, бессмысленным на первый взгляд ничего! а еще залихватскими ништо! ништяк! ничо! мы смеемся над горькой судьбиной, превозмогаем, стиснув зубы, беду, сами себя убеждаем в пустячности боли, в преодолении горя, в неизбежности победы. Удалое русское ничего! во все времена делало нас самым терпеливым, самым стойким, а потому непобедимым народом, ведающим искони, что за нашу стойкость, упорство и терпение нас непременно ожидает светлый рай. Вот россыпь поговорок, приучающих русского человека не бояться смерти: «Живи не тужи, помрешь не заплачешь». «Жить надейся, а умирать готовься». «Не на живот рождаемся, а на смерть. Умел пожить, умей и умереть».
Но если всех ожидал, по представлению язычников, светлый рай, а люди на земле совершали зло, то где и в чем, согласно языческому мировоззрению, осуществлялся высший суд их деяний, ведь без идеи воздаяния за добро и зло не живет ни одна религия. Для славянского язычества Высшим Судом являлась человеческая судьба. Вот почему издревле знают русские: От судьбы не уйдешь. Чему быть, того не миновать. Судьба — достоверно установлено этимологами — это суд Бога, в земной жизни отмщающего грешнику несчастьями и бедами, и вознаграждающего праведника благами и радостью. Такое восприятие судьбы — чисто языческое, но оно прочно утвердилось в русском христианском мировоззрении. И когда постигает нас болезнь или несчастье, мы язычески всматриваемся в прожитое, там ищем ответ, где наш грех, за который пришла расплата. Когда приходит беда, люди причитают: «За что?!» Когда наши враги и ненавистники терпят несчастья и нужду, мы язычески утверждаемся: «Бог наказал!» Хотя вроде бы должны их христиански пожалеть. Русские христиане подспудно хранят эти древние языческие убеждения, и такое внимание к своей судьбине, как к Божьему суду здесь, на земле, заставляет нас вдумываться в свои слова и поступки, стараться избегать явного зла, чтобы не испытывать судьбу и не гневить Бога.
Языческая русская светлость представлений о загробной жизни унаследована христианским мировосприятием, не склонным пугаться пекла и адского ненасытного червя. Не страх перед адом становился причиной русского христианского подвижничества, а врожденная склонность к добру и тяготение к свету. В идее же посмертного воздаяния грешникам за содеянное на земле зло христианство созерцало столь любимую нами мысль о справедливости, без которой русскому народу жизнь не мила.
Языческими по происхождению являются слова, обозначающие главные христианские символы — крест и воскресение. Слово воскресение происходит от древнего глагола в двух формах, несущих два смысла: кресити — «высекать, добывать огонь», кресати — «воскрешать, оживлять». Первичным является здесь значение оживления, воскрешения, в отношении к огню, безусловно, бывшему для древнего человека объектом священного поклонения. Славянеязычники словом воскресение могли именовать священнодействие — возжигание жертвенного огня, за что боги, по языческим поверьям, даровали им жизнь и благоденствие. Об этом свидетельствуют однокоренные воскресению слова краса и крес. Краса означала в древности расцвет жизни, ее благополучие и довольство. Вот почему мы именуем красой, красоткой молодую девушку и привычно восклицаем в радости и благоденствии — «красота!». Старинное славянское слово крес донесло до нас языческие представления о жизнетворной силе природы. Крес — это древнерусский солнцеворот, а также высшая точка, расцвет жизненной силы, которую славяне связывали с летним солнцестоянием и огнем языческого жертвоприношения. В русских говорах это слово до сих пор сохранило значение «жизнь»: «быть на кресу» — быть живу, «не быть на кресу» — умереть, не оправиться от недуга, «кресу нет» — нет житья. Сохранилась поговорка: «Смерть на носу, а все будь на кресу», означающая примерно то же, что и наше извечное «помирать собирайся, а рожь сей». Кресом называли обряд умилостивления сил природы ради получение красы — благоденствия, расцвета и довольства в жизни. В таком случае и воскресение в славянском язычестве могло означать возжигание жертвенного огня для совершения языческого креса. Подтверждением этого являются упоминания о праздновании славянами еженедельных праздников света по воскресеньям. Этот день недели означал то же, что у европейцев Sunday/Sontag — день солнца, день света. У нас воскресенье было днем креса.
