Бита за Рим (Венец из трав) - Маккалоу Колин (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
— Гляди, папа! — воскликнул он, притащив отца туда, где паслась его скромная отара, обещавшая одарить пастуха прекрасной шерстью. Подобрав камешек, мальчик метко бросил его, угодив барану-вожаку в бок; вся отара немедленно перестала щипать траву и покорно улеглась. — Видишь? Они знают, что так им приказывают лечь. Разве не умные создания?
— Действительно, — согласился Марий, любовно рассматривая своего сына: тот стал сильным и красивым и почернел на солнце. — Ты готов отправиться в путь, сын мой?
Большие серые глаза мальчика наполнились тревогой.
— В путь?
— Нам необходимо без промедления возвратиться в Тарс.
Марий-младший заморгал, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, еще раз окинул полным обожания взглядом свою отару и глубоко вздохнул.
— Готов, папа.
В самом начале пути Юлия пристроилась на своем ослике к высокому каппадокийскому коню, на котором трусил ее супруг.
— Скажи, что тебя так встревожило? — спросила она. — И почему ты в такой спешке выслал вперед Морсима?
— В Каппадокии произошел переворот, — объяснил Марий. — Царь Митридат усадил на тамошний трон собственного сына, приставив к нему регентом своего тестя. Каппадокийский паренек, который был прежде царем, убит — и я подозреваю, что это дело рук Митридата. Однако ни я, ни Рим, как ни прискорбно, ничего не можем с этим поделать.
— Ты видел настоящего царя, прежде чем он погиб?
— Нет. Зато я видел Митридата.
Юлия поежилась и заглянула мужу в лицо.
— Значит, он был в Мазаке? Как же тебе удалось сбежать?
Марий был немало удивлен:
— Сбежать? У меня не было необходимости спасаться бегством, Юлия. Пускай Митридат вершит судьбами всей восточной части Эвксинского моря, однако он никогда не посмеет причинить вред Гаю Марию!
— Тогда почему мы так торопимся? — саркастически осведомилась Юлия.
— Чтобы не предоставлять ему возможности вообразить, будто ему под силу причинить Гаю Марию вред, — с ухмылкой ответил ее супруг.
— А Морсим?
— Боюсь, тут причина совсем прозаическая, душенька. В Тарсе сейчас стоит несносная жара, поэтому я поручил ему нанять для нас корабль. Мы не станем задерживаться в Тарсе, а сразу выйдем в море. На море и отдохнем. Мы посвятим все лето неспешному изучению киликийского и памфилийского побережья, а также сойдем на берег и поднимемся в горы, чтобы полюбоваться Ольбой. Я знаю, что лишил тебя удовольствия посетить Селевкидову Трахию, но теперь, на обратном пути, у нас есть время, и мы все наверстаем. Поскольку твой род восходит к Энею, тебе следовало бы поприветствовать потомков Тевкра. Еще говорят, что в нагорном Тавре, над Атталией, лежат чудесные озера. Мы съездим и туда. Тебя устраивает такой план?
— О да!
Намеченная программа была детально выполнена, поэтому Гай Марий с семейством добрался до Галикарнаса только в январе, сперва исследовав побережье, славившееся своими красотами и безлюдьем. Им на пути не попалось ни одного пирата, даже у Корацезия, где Марий не отказал себе в удовольствии забраться на утес, на котором возвышалась древняя пиратская цитадель, чтобы наконец решить задачу ее гипотетического штурма.
В Галикарнасе Юлия и Марий-младший почувствовали себя как дома: едва ступив на берег, они принялись освежать в памяти местные диковины. Марий же засел за чтение двух писем: одно пришло из Ближней Испании, от Луция Корнелия Суллы, другое написал из Рима Публий Рутилий Руф.
Войдя в кабинет, Юлия застала Мария сумрачным и хмурым.
— Дурные вести? — догадалась она.
Насупленность мигом уступила место подобию беззаботной гримасы, после чего Марий попытался изобразить воплощение невинности:
— Я бы не назвал эти вести дурными.
— Но есть ли вести по-настоящему добрые?
— Есть. Скажем, те, что сообщает Луций Корнелий: наш подопечный Квинт Серторий завоевал венец из трав.
Юлия радостно вскрикнула:
— О, Гай Марий, как это чудесно!
— Всего-то в двадцать восемь лет! Настоящий Марий!
— Как он его завоевал? — потребовала подробностей Юлия.
— Спас армию от уничтожения — как же еще?
— Оставь свои шутки, Гай Марий. Ты знаешь, что я имею в виду.
— Прошлой зимой его и командуемый им легион отправили в Кастуло для охраны района в качестве подкрепления легиону Публия Лициния Красса в Дальней Испании. Войска Красса взбунтовались, вследствие чего кельтиберы преодолели оборонительные заслоны города. Тут-то наш паренек и покрыл себя славой! Он отстоял город, спас оба легиона и тем завоевал венец из трав.
— Обязательно сама напишу ему и поздравлю. Интересно, знает ли о его достижениях его мать? Как ты считаешь, он с ней поделится новостью?
— Вряд ли, он слишком застенчив. Лучше сама напиши Рие об этом.
— Обязательно! О чем еще пишет Луций Корнелий?
— Почти ни о чем, — вздохнул Марий. — Он не больно-то весел. Но в конце концов, он и не бывает иным. Он воздает Квинту Серторию должную хвалу, но, подозреваю, наш Сулла с большей радостью надел бы венец из трав на собственную голову. Тит Дидий не позволяет ему командовать войсками в деле.
— Бедный Луций Корнелий! Отчего же?
— Он слишком его ценит, — лаконично ответил Марий. — Луций Корнелий — стратег.
— Говорит ли он что-нибудь о германке, жене Квинта Сертория?
— Да. Она и ребенок живут в большой кельтиберской крепости под названием Оска.
— А как насчет его собственной жены-германки и их близнецов?
— Кто знает? — Марий пожал плечами. — Он никогда не упоминает о них.
Наступило молчание; Юлия в задумчивости смотрела в окно. Потом она произнесла:
— Жаль, что это так. Как-то неестественно, правда? Я знаю, что они — не римляне, поэтому он не может привезти их в Рим. Но все же он должен питать к ним хоть какие-то чувства!
Марий предпочел не отвечать. Вместо этого он сказал:
— Зато письмо Публия Рутилия пространно и насыщено новостями.
Уловка удалась.
— Оно годится для моих ушей? — с живостью спросила Юлия.
Марий прищелкнул языком:
— Еще как! Особенно заключительная часть.
— Так читай же, Гай Марий, читай!
Шлю тебе приветствие из Рима, Гай Марий! Пишу это письмо под Новый год. Сам Квинт Граний из Путеол обещал мне, что письмо настигнет тебя весьма скоро. Надеюсь, что оно застанет тебя в Галикарнасе, если же нет, то все равно ты его рано или поздно получишь.
Тебе доставит радость известие о том, что Квинт Муций избежал судебного преследования, чем он обязан своему красноречию в Сенате, а также речам в его поддержку, произнесенным его кузеном Крассом Оратором и самим принцепсом Сената Скавром, который поддержал все действия Квинта Муция и мои в провинции Азия. Как мы и ожидали, справиться с казначейством оказалось куда труднее, чем с публиканами; римский деловой человек всегда действует, исходя из коммерческой целесообразности, когда видит возможность получать прибыль, как это и было в случае с теми мерами, что были приняты нами в провинции Азия. Вой подняли главным образом собиратели произведений искусства, особенно тот самый Секст. Статуя Александра, которую он прихватил в Пергаме, странным образом исчезла из его перистиля — потому, возможно, что принцепс Сената Скавр использовал его вороватость как главный довод в своих обращениях к собранию. Во всяком случае, казначейство в итоге пошло на попятный, и цензоры скрепя сердце отозвали азиатские контракты. Отныне налогообложение провинции Азия будет ориентировано на цифры, выведенные Квинтом Муцием и мной. При этом у тебя не должно сложиться впечатление, будто все нас простили — и публиканы в том числе. Провинцию, где все отлажено, трудно эксплуатировать, а среди сборщиков налогов немало таких, которые не прочь бы еще подоить Азию. Сенат согласился направить для управления провинцией видных деятелей, что поможет удерживать публиканов на поводке.
У нас новые консулы: не кто иные, как Луций Лициний Красс Оратор и мой дорогой Квинт Муций Сцевола. Городским претором — Луций Юлий Цезарь, сменивший выдающегося «нового человека» Марка Геренния. Никогда еще не видел столь любезной избирателям личности, как Марк Геренний, хотя не могу понять, чем он берет. Единственное, что от него требуется, — это показаться им на глаза, и они тут же начинают кричать, что хотят за него голосовать. Это очень не нравилось тому работяге, который старался за тебя, когда был народным трибуном, — я имею в виду Луция Марция Филиппа. Когда в прошлом году состоялся подсчет голосов на выборах претора, Геренний оказался в самом верху, а Филипп — внизу (среди шести, разумеется). О, сколько было воплей и стонов! В этом году набор далеко не столь интересен. Прошлогодний претор по делам иностранцев, Гай Флакк, привлек к себе внимание тем, что пожаловал римское гражданство жрице Цереры из Велии, некой Каллифане. Рим просто умирает от любопытства. Что же послужило тому причиной, можно только догадываться!
Наши цензоры Антоний Оратор и Луций Флакк, покончив с распределением контрактов (их задача усложнялась деятельностью двух субъектов в провинции Азия, которые не позволяли им торопиться!), взялись за проверку сенаторов и не нашли, в чем их упрекнуть. Затем они набросились на всадников — итог оказался тем же. Теперь они приближаются к полной переписи римлян повсюду в мире, заявляя, что от них не укроется ни одна живая душа.
Взвалив на себя столь повальное обязательство, они установили в Риме на Марсовом поле свою будку. Это что касается Рима. Для Италии они собрали удивительно хорошо организованную армию писцов, чья задача будет заключаться в том, чтобы не обойти вниманием ни одного города на полуострове и всех переписать. Я одобряю эту акцию, хотя меня не все поддерживают. Некоторые утверждают, что старый способ (когда граждане из сельской местности учитывались у дуумвиров своей округи, а граждане из провинций — у наместников) был тоже неплох. Однако Антоний и Флакк настаивают, что их предложение обладает рядом преимуществ. Насколько я понимаю, граждане провинций все равно никуда не денутся от своих наместников. Любители старины, естественно, предрекают, что результаты ничем не будут отличаться от прежних.
Теперь новости провинциальной жизни; пускай ты и находишься в тех краях, все равно кое о чем ты мог не услышать. Сирийский царь Антиох VIII, по прозвищу Грип Крючконосый, пал от руки родственника — или дяди, или братца? — в общем, Антиоха IX, прозванного Цизиценом. И вот жена Грипа, Клеопатра Селена Египетская, поспешно выходит замуж за убийцу, Цизицена! Интересно, много ли она рыдала в промежутке, когда еще была вдовой, а потом невестой? Впрочем, из этого известия следует, по крайней мере, что теперь Северная Сирия находится под властью одного царя.
Больше интереса вызвала в Риме новость о смерти одного из Птолемеев — Птолемея Апейона, незаконнорожденного сына ужасного старца Птолемея Египетского, прозванного Пузатым. Он только что умер в Кирене. Если ты помнишь, он был царем Киренаики. Однако он не оставил наследника и завещал свое царство Риму! Эта мода пошла от старины Аттала Пергамского. Приятный способ оказаться в конечном счете владыками всего мира, а, Гай Марий? Заиметь все по завещанию.
Очень надеюсь, что в этом году ты наконец-то возвратишься домой. Без тебя в Риме очень скучно, без Свинки стало вообще не на кого пожаловаться. Между прочим, прошел весьма любопытный слушок — мол, Свинка скончался в результате отравления! Пустил слух не кто иной, как модный лекарь с Палатина Афинодор Сикул. Его призвали тогда к прихворнувшему Свинке. Смерть пациента так его смутила, что он стал требовать вскрытия. Поросенок отказался, его дорогой папочка был предан огню в неприкосновенности, а прах погребен в пышной могиле; все это происходило много лун тому назад. Однако наш малорослый сицилийский грек кое-что покумекал и теперь настаивает на версии, будто Свинка выпил какой-то мерзкой настойки из толченых персиковых семечек! Поросенок не без оснований заявляет, что ни у кого не могло существовать мотива для убийства его дражайшего папаши, и угрожает, что потащит Афинодора в суд, если тот не перестанет болтать на каждом перекрестке, будто Свинка отравлен. Никто — даже я! — не предполагает, что сам Поросенок мог прикончить своего отца; но тогда кто, спрашивается?
Еще кое-что на закуску, и я оставлю тебя в покое. Семейные сплетни, обошедшие весь Рим. Муж моей племянницы, явившийся наконец-то из-за моря и обнаруживший, что его новорожденный сын отъявленно рыжеволос, развелся с ней, обвинив в супружеской неверности!
Подробнее об этом при нашей встрече в Риме. Я принесу жертву Ларам Пермаринским, моля их о твоем благополучном возвращении.
