Бог в человеческом обличье - Коган Татьяна Васильевна (библиотека электронных книг .TXT) 📗
То, что творилось в настоящий момент, сильно противоречило представлениям Крестовского об идеальной организации процесса. Но он засунул свои представления куда подальше. Отморозки убили ни в чем не повинную девушку, только чтобы показать пленнику серьезность своих намерений. Марину они скорее всего не тронут, чтобы не терять рычаг давления. Но что помешает уродам перестрелять сотрудников студии, если им не понравится поведение Ильи? Его тошнило от одной только мысли, что он может стать причиной гибели еще нескольких человек. Он не мнил себя самоотверженным героем – какая к черту самоотверженность в том, чтобы спеть пару куплетов и сыграть пару аккордов? Просто с него не убудет. Тем более, если это позволит сохранить чью-то жизнь.
Илья стоял в рубке и исполнял гитарную партию. Риффы он уже записал, судя по всему, неплохо. Звукорежиссер поднял вверх большой палец, давая понять, что все идет нормально.
На стене висели часы, но Илья не замечал времени. Очутившись в привычной обстановке, он отключился от реальности, полностью погрузившись в музыку. В комнате, изолированной от внешних звуков, он чувствовал себя защищенным – хотя бы на тот короткий миг, когда под пальцами рождалась мелодия. И даже страх, терзавший его в последние дни, отодвинулся куда-то далеко.
Илья переигрывал по нескольку раз, добиваясь наилучшего звучания и подачи. Инструмент послушно откликался под проворными пальцами.
Звукорежиссер показал жестом тайм-аут.
– Отлично отработал, – похвалил он, когда Крестовский вышел из рубки. – Сейчас брейк на часок, сделаем черновое сведение и приступим к вокалу.
Прежде чем вернуться в комнату с белоснежным диваном, Илья зашел в туалет. К счастью, компанию ему никто не составил. Он повернул вентиль крана и умылся холодной водой. А потом посмотрел в зеркало и не узнал собственного отражения. Он похудел, но это было не главное. Что-то изменилось в выражении глаз. Какая-то неуловимая перемена, превратившая его в другого человека. Взгляд потяжелел, а в уголках плотно сжатых губ затаилась то ли скорбь, то ли решимость. Мэт и Андрюха прикололись бы от его вида.
– Эй! – в дверь стукнули. – Лучше бы тебе выйти!
Илья снова умылся, отмотал бумажное полотенце и вытер лицо.
Первый же дубль вокальной партии прошел удачно, но требовалось еще несколько вариантов. Илья задержался взглядом на двух амбалах. Квадратная челюсть помахал ему. И в этот самый момент вопрос, засевший в мозгу и не дававший покоя с той минуты, когда он прибыл в студию, вдруг стал предельно очевиден.
Почему они сняли маски?
Все это время похитители скрывали и лица, и голоса. А сейчас вдруг полностью открыли себя. Не из-за того же, чтобы не напугать сотрудников студии? Вряд ли бы их это остановило. В крайнем случае, они могли бы надеть темные очки для маскировки.
Сидевший за пультом звукорежиссер дал отмашку к новому дублю.
И Илья понял.
Они получили желаемое. Песня почти готова. Договор подписан. Даже если стиль композиции будет отличаться от традиционного звучания группы «Waterfall», это будет уникальный трек, который может стать по-настоящему бесценным… Если окажется последней песней рок-музыканта Ильи Крестовского…
Все встало на свои места. Казавшиеся странными действия похитителей теперь стали убийственно логичны.
Его не отпустят.
Его убьют, как только выведут из стен студии. Они позаботятся о том, чтобы труп быстро обнаружили, а дело приобрело широкую огласку. Отличный пиар для нового сингла мертвого музыканта.
В наушниках зазвучала фонограмма, но Илья не смог произнести ни слова. Когда он летел с моста, с прицепленным к ногам тросу, он думал, что умрет. Но сколько секунд длилась та мысль? Две? Три? Десять? Как только трос спружинил и подбросил его вверх, страх мгновенно исчез. По большому счету он даже испугаться толком не успел. Нет, то не было настоящим страхом смерти. Скорее легкий намек. Репетиция.
По-настоящему страшно стало сейчас.
Горло сдавила невидимая удавка, перекрыв доступ кислорода. Илья инстинктивно поднес руки к шее, словно это могло облегчить дыхание. Тяжелые удары сердца отзывались ноющей болью в груди. Перед глазами поплыли черные пятна. Подступило удушье, и Илья понял, что потеряет сознание, если немедленно не вдохнет. Он осторожно втянул носом воздух. Темное марево перед глазами покачнулось и поблекло.
За стеклом звукорежиссер делал какие-то знаки.
Илья смотрел прямо, через окно аппаратной, и не улавливал, чего от него хотят.
Громила подошел к звукорежиссеру и аранжировщику и, наклонившись, что-то с улыбкой сказал. Те понимающе кивнули, поднялись и вышли из аппаратной.
Едва за ними закрылась дверь, двое надсмотрщиков ворвались в рубку. Квадратная челюсть схватил Илью за грудки и со всей силы впечатал в стену.
– Ты что же творишь, сука? Думаешь, мы тут шутить будем, а?
Второй, высокий, сунул ствол Илье под подбородок.
– Может, привезти твою телку прямо сюда? – Квадратная челюсть снова тряхнул его. – Тебя вдохновит ее простреленная голова?
Илья ощутил ужасающую, нечеловеческую усталость. Словно он долго и отважно боролся со смертельной болезнью. Выполнял указания врачей, пил таблетки, не терял воли и выдержки, верил в счастливый конец. Но лечение не приносило результатов, с каждым днем состояние ухудшалось, врачи устали притворяться и махнули на него рукой. И внезапно силы иссякли. Он умирал. Измученный, истощенный. В полном одиночестве. Без надежды на спасение.
– Нет, – тихо проговорил Илья. – Не надо никого привозить… И голов простреленных тоже не надо.
– Тогда продолжай работать, и все закончится мирно, – захват на рубашке ослаб. Илья судорожно выдохнул.
Тюремщики вышли в аппаратную. Спустя минуту вернулись остальные.
– Готов? – весело спросил звукорежиссер, переключая кнопки на пульте.
Илья попросил минуту.
Неужели это конец?
Крестовский никогда не задумывался, что ждет его после смерти; существует ли душа и правда ли получает воздаяние по заслугам? У каждой религии свое представление о загробном мире, хотя логично сделать вывод, что иная форма жизни, бестелесная, если и есть, то единая для всех людей… Он понятия не имел, как выглядит тот единственно настоящий рай или ад. Одно Илья понимал четко: вряд ли в аду будет хуже, чем здесь и сейчас.
У него даже не получилось попрощаться с Мариной, сказать ей теплые, добрые слова. Она запомнит его как подлеца, исчезнувшего без объяснений, а потом позвонившего с идиотским вопросом…
Едва познакомившись, они задавали друг друг бесчисленное множество вопросов, стремясь узнать как можно больше. Однажды Илья спросил, какой у нее любимый поэт. Она улыбалась, говорила, что любит лирику Крестовского, а других поэтов не замечает. Позднее Марина признается, что ее завораживают стихи Федерико Гарсия Лорки. Илья выучил несколько стихов и в один из вечеров, когда они лежали в кровати и смотрели на желтую луну за окном, начал декламировать.
Как там?
Надо же… Никогда бы не подумал, что вспомнит хотя бы строчку. Предчувствие смерти обостряет память. Ха-ха. Он обещал свозить Марину в Испанию, на родину Лорки. Но так и не свозил.
Илья покрутил на запястье кожаный ремешок, подаренный отцом незадолго до его смерти. Он уже болел, и врачи настойчиво намекали семье готовиться к худшему. Но в худшее никто не верил. Илья ни на секунду не допускал мысль, что может потерять отца. Это было невозможно. В наше время медицина практически всесильна.
После очередного приступа отца забрали в больницу и уже не отпускали. Илья прогуливал школу и постоянно торчал в палате, все еще не веря в плохой конец, но уже начиная всерьез беспокоиться. Мать сначала сердилась на его пропуски, твердила, что он должен учиться, но потом смирилась. Тогда мальчишка еще не понимал: мать уже знала, что отца не спасти, и не хотела отнимать у сына возможность провести последние дни вместе.
