Дворец грез - Гейдж Паулина (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
— Нет, не все, — ответил он. — Если по какой-нибудь невероятной случайности вору удастся пройти днем мимо нас с тобой, когда мы работаем в кабинете, или мимо стражника ночью и он распутает мои узлы, то все равно не будет знать, что украсть. — Он потянул дверь на себя, закрыл ее и стал вновь завязывать узлы, проворно и деловито орудуя пальцами. — Он не осмелится откупоривать все сосуды подряд, для того чтобы отыскать то, что ему нужно. Вор, который сумел пробраться так далеко, догадается, что это смертельно опасно.
— Значит, у тебя там яды?
Повинуясь его жесту, я села на свое место. Я была не особенно поражена. Мать часто показывала мне ядовитые растения. Прекрасный олеандровый куст, например, со сладко пахнувшими розовыми цветами был особенно опасным. Дым от горения его древесины мог вызывать тошноту. Медовая вытяжка из его цветов смертельно ядовита. Как и его листья, и сок, и даже вода, в которой цветы постояли. Азалия тоже ядовита. И голубиный помет, и сок клещевины, если его не прокипятить.
Гуи кивнул.
— Одни яды действуют при попадании на кожу. Другие достаточно просто понюхать, поэтому наклоняться над склянками тоже опасно. — Неожиданно он сменил тему, будто ему наскучило говорить об этом. Он подвинул мне прекрасную дощечку и пенал. — Надеюсь, ты появишься здесь завтра утром, готовая к работе: с чистыми руками, с накрашенным лицом и в платье с одним приличным разрезом, — сказал он. — А теперь иди и поиграй со своим подарком, Ту. Сегодня весь день можешь делать все, что тебе нравится.
Обеими руками я прижала дощечку к груди и поднялась.
— Я бы хотела пойти к месту поклонения Вепвавету, если такое есть в Пи-Рамзесе, — сказала я, — и возблагодарить его в день своих именин.
— Безусловно, — ответил он равнодушно. — За исключением того, что здесь нет места поклонения Вепвавету. Зачем, ты думаешь, я проделал весь этот путь до Асвата в прошлом году?
— Тогда я бы хотела взять Дисенк и стражу и погулять по городу.
— Нет.
Ощущение прохладного эбенового дерева под руками придало мне храбрости. Он достаточно заботился обо мне, чтобы помнить о моих именинах.
— Тогда позволь мне побродить у озера и посмотреть на лодки. Ты говоришь, что я могу делать, что мне нравится, но мне нечего делать в доме, если я не учусь. Почему ты держишь меня в такой изоляции? Ты боишься, что я убегу?
Он закатил свои страшные горящие глаза, потом остановил на мне пристальный красный взгляд.
— Почему бы тебе не поспать? — сказал он язвительно. — Молодые девушки должны много спать, не правда ли? Поговори с Кахой, если он еще здесь, в чем я сомневаюсь. Иди и понадоедай Харшире. Попроси еще раз сделать тебе массаж. В саду есть место поклонения Тоту. Поклонись ему. Ну, придумай что-нибудь сама, Ту! В доме полно занятий. И потом, я не боюсь, что ты убежишь. Ты вольна это сделать, если захочешь, но, если ты это сделаешь, ты уже не сможешь вернуться.
Деревянной походкой я пошла к двери.
— Мне нельзя в зал для гостей, в помещения для слуг или в общее место в саду, — напомнила я ему. — Там, может быть, и нашлось бы чем мне заняться, но мне туда нельзя. Это очень несправедливо.
Я не стала ждать ответа. Поклонившись, я вышла. Я знала, что лучше не хлопать так сильно дверью, но мне захотелось. Я также знала, что лучше не размышлять над мелкими ограничениями, потому что эти размышления все равно ничего не изменят в моей жизни.
Я вернулась в свою комнату. Дисенк там не было. Бросившись на кушетку, я стала рассматривать свой драгоценный, волшебный подарок, и мое восхищение им быстро рассеяло подступившее раздражение. И вот, когда я вертела свою дощечку и так и эдак, любуясь солнечными вспышками в тонких серебряных линиях, мне пришло в голову, что это всецело практическая вещь, которая выдается каждому прошедшему обучение писцу. И при этом не важно, какого пола этот писец. Правда, все, которых я знала или слышала о них, были мужского пола, но не это главное. Главное, что Гуи совсем не считался с тем, что я женщина, когда заказывал для меня эту дощечку. Он заботился только о моем профессионализме. Гордость, что я испытала при этой мысли, смешивалась с каким-то романтическим разочарованием. Может быть, я предпочла бы получить в подарок какую-нибудь брошь, или украшение для волос, или, возможно, браслет? Какое-нибудь подтверждение того, что он видит во мне женщину? Что бы я почувствовала, если бы могла поцеловать те бледные губы, запустить руки в те молочно-белые волосы? Я знала, откуда берутся дети. Это знала каждая деревенская девчонка, выросшая в естественной близости к животным, — не могла не знать. Но мне было четырнадцать лет. Если бы я осталась в Асвате, молодые парни уже начали бы приходить к моему отцу, сидели бы на циновке в общей комнате и нервно отвечали бы на его вопросы, искоса бросая на меня взгляды, которые, я была уверена, плавились бы от желания. Потом были бы приличные свидания под суровым присмотром матери, прогулки вдоль реки, возможно даже прижимания и ласки под пальмами во время тайных ночных встреч. В конечном счете я бы отвергла их всех, я знала это. Мое тело созревало, его желания были пока ещё противоречивы и непонятны.
Мое сердце впервые хотело быть завоеванным, но моя жизнь была строго определена и ограничена. Девчоночьи выходки, беспричинные перемены настроения, жаркие фантазии, что вторгались в мои сны, — все это бродило во мне, не смея вырваться наружу, подавляемое жестким укладом жизни. Конечно, оно не могло исчезнуть. Неудовлетворенное желание обращалось внутрь, будто подводное течение, набирало силу.
Юноши не стучались в дверь Гуи и не просили моей руки. У меня не было подруг, с которыми можно было пошептаться и похихикать в жаркие сонные часы шему, лежа на циновках и сплетая бесстыдные фантазии вокруг ничего не подозревающих деревенских мальчишек. Я была одинокая, брошенная всеми девчонка, неуверенно шагнувшая в возраст помолвки. Неудивительно, что Гуи начал вторгаться в мои сны и беспокоить мои мысли при свете дня. Ани был слишком стар, чтобы заинтересовать меня. Каха просто заменил мне брата. Массажист был слуга. Странно, но иногда мне снился Кенна, всегда голый и страшный, и я, тоже всегда голая, подчиняла его своей сладострастной воле. Но из них всех только Мастер обладал такой странной, магнетической внешностью, и к нему, тайно и незримо, потянулась я душой и телом.
Конечно же, он знал о моих чувствах, использовал их и играл на них, грамотно направляя мои порывы и пробуждение плоти на достижение своей цели — формирование моего разума. Он был хитроумный и холодный, но я всегда буду верить, что если он и мог испытывать привязанность хоть к кому-нибудь, то этим кем-то была я. Мы были во многом похожи — но даже когда я думаю об этом, то начинаю сомневаться. Потому что я пришла к нему ребенком, непокорным и нескладным, куском глины, который он взял и бросил на гончарный круг и сформовал по собственному замыслу. Его цели стали моими, или, скорее, это мои цели стали его целями. Кто может сказать, какой бы я выросла, если бы осталась в Асвате? Да, строить подобные догадки — дело бесполезное и опасное. Мы сами делаем свой выбор, и только трусы отказываются брать на себя ответственность за последствия таких решений.
На следующее утро, одетая в ослепительно чистое свежее платье, с белой лентой, вплетенной в волосы, с безупречно накрашенным лицом, я постучала в дверь Гуи, и мне разрешили войти. Я послушно вошла, поклонилась, приветствуя его, поставила чернильницу в свою дощечку и потянулась за папирусом, что был приготовлен для меня на маленьком столике. Дверь во внутреннюю комнату была уже открыта, и на этот раз свет оттуда потоком лился в кабинет. Бросив оценивающий взгляд, Гуи дал мне знак проследовать туда.
— Положи свою дощечку на стол, — сказал он. — Твое первое задание будет заключаться в том, чтобы научиться распознавать содержимое этих склянок. Я буду показывать тебе их поочередно, зачитывая свойства трав. Ты запомнишь, что я тебе скажу, и на следующий день запишешь, что запомнила накануне. Так мы будем работать до тех пор, пока ты полностью не ознакомишься со всем этим.
