Bxoд в плен бесплатный, или Расстрелять в ноябре - Иванов Николай Федорович (библиотека книг .TXT) 📗
К счастью, я ошибся. Оставались люди, которые не признавали повелительного понукания Чечни.
Из рассказа
начальника Следственного управления генерал-майора налоговой полиции В.Лескова:
Мы отработали все зацепки, все возможные варианты вашего освобождения. Один из них, оказавшийся потом основным, возник спонтанно: просмотреть все просьбы противоположной стороны — официальные и неофициальные — по освобождению задержанных чеченцев.
На ваше счастье и общий успех, в списках мелькнуло село, около которого произошло ваше пленение. Больше того — главарь банды, которая вас захватила, оказался родом из этого же района. Подумали: а что, если родственники задержанного парня, назовем его Муса, сами надавят на соседнее село и главаря? В Чечне уважают пожелания соседей, может, сработает и здесь?
Проверили данные по Мусе — ни громких дел, ни убийств, ни насилия, ни участия в боевых действиях. Руководство ФСНП обратилось в Генеральную прокуратуру просим рассмотреть возможность обмена Мусы на нашего офицера. Следователи налоговой полиции приступили к оформлению необходимых документов…
И до чего неожиданны оказываются превратности судьбы!
Следователь Краснопресненской прокуратуры, который вел дело Мусы, фактически отказался выполнять распоряжение своего руководства, не допуская налоговых полицейских до подопечного.
— Мы здесь их ловим, ведем следствие, а кто-то ради кого-то начинает строить игры. Не получится!
Понять майора было несложно: в Москве прогремели первые взрывы «чеченского возмездия», и, хотя Муса к ним никаким образом отношения не имел, прокуратура настраивалась очень решительно. Дело дошло до того, что к следственному изолятору, в котором находился Муса, наши оперативники вынуждены были приезжать в сопровождении вооруженной физзащиты.
— Не отдам, — упирался следователь.
— Пойми, что это одна из немногих реальных возможностей освободить Иванова. Что тянешь резину, все равно ведь прикажут отдать.
— Погодите, какого Иванова?
— Нашего сотрудника.
— Дайте бумаги. У меня земляк, тоже Иванов, сидит в Чечне в плену. Ну-ка, ну-ка… Точно, он!
С Николаем мы жили на соседних улицах, учились в одной школе. Так что жизненные перипетии всегда богаче и неожиданнее любого вымысла. Конечно, отдал бы он Мусу и без этого, но здесь уже не то что препятствовать, а помогать стал в оформлении необходимых бумаг.
— Николай, ну что твои в полиции молчат? Почему нет вестей? — с надеждой глядели ребята.
— Мужики, если нет вестей, это не значит, что ничего не делается. Что-то наверняка крутится, просто мы не знаем об этом. Нам остается только ждать.
Известий дождались в последний день августа, днем. Нам открыли дверь: выходи. Хотели надеть повязки, опять отмашка: не надо. Сердце, притуплённое бесконечным ожиданием, вновь встрепенулось: куда и почему без повязок?
Разрешили подняться только на ступеньки блиндажа. Солнце, которого мы не видели два с половиной месяца, пробилось сквозь листву и уставилось на нас — даже не бледных, а каких-то желтых, — что еще за чудища, почему я не замечало их раньше на земле?
Но сильнее солнца нас удивило появление у землянки Непримиримого. То, что он продал нас в другой отряд, оо этом догадались давно, но поди ж ты, сидит на корточках над траншеей хозяином, усмехается нашему виду. Рядом с ним, ковыряясь ножом в зубах, примостился «поплывший» наркоша.
— Живы еще? Полковник, а туфли твои я сносил.
Пожимаю плечами: что туфли, когда не знаем, зачем появился и почему разрешили подняться на свет без повязок. Ему туфли, мне — тапочки. Белые. Так легли карты…
— Домой хотите?
А он сам в подземную тюрьму хочет? Два вопроса, ответ на которые и спрашивать не нужно.
— Короче, надо написать, что вы живы и доверяете мне заняться вашей судьбой. Через неделю будете дома.
Верить? Слишком боязно. Слишком конкретная дата.
Кошусь на ребят. Они обрадовались появлению старого знакомого откровенно, у меня же — тревога. Симпатии у нас с Непримиримым друг к другу никакой, но выхода нет, пишу: «Доверяю…»
— Все, по местам. Ждите.
Загоняют обратно в землянку. Лампа горит, но после света ничего не видим. На ошупь усаживаемся на нары, переосмысливаем новость. Обсасываем ее, вспоминаем, с какой интонацией произносилось то или иное слово. А всего-то произнеслась одна фраза:
— Через неделю будете дома.
Уверовали. Готовы верить в это, только в это и ни во что больше. Даже календарик на сентябрь не рисуем — зачем, если к седьмому числу окажемся дома. Как раз день рождения моего старшего брата. Успею поздравить и помочь родителям выкопать картошку.
