Знаменитые авантюристы XVIII века - Коллектив авторов (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗
Бальби отправился в Аугсбург и был прекрасно принят Басси, даже поселился у него, и, по обыкновению, тотчас успокоился; у этого субъекта была врожденная манера жить «около» кого-нибудь. Проезжая потом по пути в Париж через Аугсбург, Казанова навестил Бальби, не столько из желания видеться с ним, сколько познакомиться с Басси и отблагодарить его. Самого Басси не было дома, и Казанову встретил Бальби. Он был одет аббатом, даже франтовато, причесан, напудрен; его коричневая физиономия мало, впрочем, выигрывала от хорошего костюма. Он был одет, сыт, беззаботен и жил у Басси на полном его иждивении. Однако он отнюдь не был доволен; не такой был человек. Он прежде всего напал на Казанову за то, что тот так скоро отделался от него. Зная, что Казанова пробирается в Париж, он пристал к нему с просьбой взять его туда с собою, потому что в Аугсбурге он умирает со скуки.
— Что же вы будете делать в Париже? — спросил его Казанова.
— А что вы сами будете там делать?
— Я пущу в дело свои дарования.
— А я свои, — отвечал монах.
— Если вы такой талантливый человек, то к чему вам моя поддержка? Вы и без меня обойдетесь. Вдобавок я сам еду с другими; меня берут с собою знакомые, и я не знаю еще, согласятся ли они взять меня, если я буду не один, а со спутником.
— Но вы обещали никогда не покидать меня, — твердил монах.
— Вы обеспечены, устроены, что же вам еще надо? Разве можно говорить о том, что вы покинуты, раз вы так хорошо устроены?
— Я обеспечен только необходимым. У меня нет ни копейки!
— Да зачем вам деньги? А коли нужны, отчего не спросите у ваших братий монахов?
Эта тлетворная беседа с тунеядцем долго шла все в таком же роде и кончилась тем, что Бальби начал клянчить денег у самого Казановы; он к этому и вел. Казанова отказал наотрез; тогда Бальби пристал к нему, чтобы он убедил его благодетеля Басси выдавать ему деньги на мелкие расходы! Казанова не стал больше и разговаривать. После того он уже не видался со своим Бальби, но он знает всю его дальнейшую судьбу. Интересный монах прежде всего отблагодарил Басси за его гостеприимство тем, что обокрал его. Он бежал с его служанкою, унеся с собою деньги, часы и серебро своего благодетеля. Одно время о нем не было ни слуху ни духу; он скрывался. Впоследствии оказалось, что он бежал в Швейцарию и там выдал себя за протестантского священника, а свою спутницу — за жену. Однако местное духовенство скоро убедилось в том, что новый служитель алтаря шагу ступить не умеет и в делах веры оказывается полным невеждою. Тогда его торжественно уволили из духовного звания. Между тем уворованные деньги были прожиты, равным образом были проедены и ценные вещи. Подруга, убедившись в нищете своего спутника жизни, отдула его без всякого милосердия и ушла от него. Тогда Бальби вспомнил об отчизне, его потянуло туда. Он вздумал принести покаянную, рассчитывая в простоте своего недальнего разума, что ему отпустят все его прегрешения. Он бодро вступил на территорию Венецианской республики, явился к местному губернатору и поведал ему свои приключения. Тот, выслушав грешника, распорядился немедленно взять его под стражу и препроводить в Венецию. И вот наш беглец вновь засел под гостеприимным свинцовым кровом. Там он просидел два года, а затем инквизиция передала его в распоряжение духовного начальства. Блудная овца была заточена в отдаленный монастырь своего ордена. Через полгода он бежал из монастыря, пробрался в Рим, предстал перед папою и вымолил у него отпущение всех своих прегрешений. Добродушный пастырь католической церкви уволил его из монашеского звания; Бальби преобразился в патера, вернулся в Венецию и здесь вел нищее и жалкое существование; он умер в 1789 году.
Последнее слово о бегстве Казановы. Его личность и его записки в свое время возбудили большой интерес; они много раз комментировались, подвергались критике. Все, кто вникал в эти записки, согласны в том, что в изложении событий Казанова иногда допускает неточности, но никогда не искажает истины; неточности же могли зависеть от того, что записки писались долгое время спустя после совершившихся событий и автор их мог просто-напросто забыть кое-что, ту или иную подробность. Но ни одна часть этих записок не подвергалась такой тщательной критике, как повествование о его бегстве из Piombi. Нашлись критики, которые пришли к убеждению, что в этом повествовании верно только то, что Казанова сидел в тюрьме и что он бежал из нее, все остальное будто бы придумано для интереса повествования. Бежал же он, просто-напросто подкупив тюремщиков, которые и выпустили его из плена самым бесхитростным и относительно безопасным манером. Но верно ли это? Доказательств на это никаких не приводится, и потому волей-неволей пришлось держаться рассказа самого Казановы.
Казанова прибыл в Париж в январе 1757 года. Он тотчас повидался со своими друзьями, супругами Балетти, о которых уже было упомянуто. Они приняли его самым дружественным образом, и он поселился по соседству с ними. Тотчас по приезде он направился к министру иностранных дел, аббату Берни, с которым близко подружился в Венеции, в год своего ареста; тогда Берни был там посланником. Он не застал министра дома; тот был в Версале. Казанова немедленно пустился в Версаль, но, как на грех, Берни только что оттуда выбыл обратно в Париж, так что дорогою они разъехались. В Версале, узнав об отъезде Берни, Казанова только что собирался сесть в свой экипаж, чтобы ехать обратно в Париж, как вдруг во дворе замка началась какая-то неимоверно беспорядочная тревога и беготня, и вслед за тем раздались крики: «Король убит! Короля сейчас убили!».
Перепуганный возница Казановы заторопился уехать поскорее от этого кавардака, но карету остановили, Казанову высадили и повели в кордегардию. Там уже скопилась куча народу; все они толпились и ничего не понимали; большинство дрожали от страха. Казанова сам признается, что был все время как в бреду. По счастью, арестованных недолго оставили в этом напряженном состоянии, не более пяти минут. Вошел офицер, вежливо извинился и объявил задержанным, что все они свободны.
— Король ранен, — объявил он. — Его перенесли во дворец. Убийца, никому неведомый человек, арестован.
Казанова помчался в Париж. Дорогою его то и дело обгоняли курьеры, несшиеся с вестями из Версаля в столицу. Они громко выкрикивали эти вести, во всеуслышание встречных. Таким образом, Казанова по дороге узнал все первые подробности известного покушения Дамиана. Он прибыл в Париж во всеоружии самых свежих новостей; тотчас по приезде в город он прибежал к Сильвии, актрисе-приятельнице, о которой было уже упомянуто при описании первого пребывания Казановы в Париже. Его тотчас осадили расспросами; он немедленно повторил все новости, а прислуга разнесла их по соседям и знакомым; вскоре квартира Сильвии наполнилась любопытными. Казанове пришлось двадцать раз повторить свою реляцию, но зато он успокоил целый квартал. Все знали, что король жив и здоров, а преступник схвачен и будет колесован. Парижане тогда любили или, по крайней мере, из всех сил делали вид, что обожают своего короля. Казанова потом присутствовал и при казни Дамиана, но об этом будет сказано в своем месте.
В ожидании свидания с Берни, на которого Казанова имел причины возлагать большие надежды, авантюрист обдумал свое положение и пришел к заключению, что унывать ему нечего. Прежде всего он успокоился на том, что был обеспечен материально. Добрейший его приемный отец, Брагадин, помогал ему, а этого, в ожидании лучшего, хватало вполне на удовлетворение текущих надобностей; Казанова был уже знаком с парижской жизнью и знал, что здесь можно очень дешево прожить, соблюдая внешний вид беспечности. Беспокоила его в то время только скудость его гардероба; у него не было ни белья, ни приличной одежды. Вот почему он и возлагал все упования на Берни; он был уверен, что тот не откажет ему в помощи на первых порах и поможет стать на ноги.
Он написал и отвез письмо к Берни, а сам продолжал визиты по знакомым, причем везде и всюду должен был рассказывать историю бегства из «свинчатки». Это занятие сделалось для него, наконец, крайне утомительным, но делать было нечего; история эта приносила ему весьма существенную пользу, привлекая всеобщие симпатии. Он даже успел с течением времени вызубрить свою историю, пересказывал ее почти слово в слово и знал, что она продолжается ровно два часа.