Забытая клятва Гиппократа - Градова Ирина (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Андрей знал, что Карпухин не забывает ничего, что когда-либо видел или слышал.
– Так вот, мне этот факт никак не давал покоя, и я перерыл все документы, касающиеся расследования дел, связанных с моим. Я и в самом деле натолкнулся на имя некоего Евгения Игнатьевича Кота, когда проверял сводки ГИБДД о происшествиях на время смерти Анны Дуровой в районе, где нашли ее тело.
Судя по зажегшемуся во взгляде собеседника любопытству, Карпухин решил, что ему наконец-то удалось заинтересовать Андрея – что ж, это добрый знак.
– И все же я не понимаю, какое отношение этот Кот имеет к Дуровой?
– Верно, никакого отношения он к ней не имеет, – согласился майор, прежде чем Андрей успел закончить. – Но вот что странно: этот самый Евгений Игнатьевич Кот побывал в аварии в тот самый день, когда, предположительно, убили медсестру, и авария эта имела место не где-нибудь, а в двух-трех километрах от места убийства!
– И насколько серьезная авария? – поинтересовался Лицкявичус.
– Совсем несерьезная, – усмехнулся майор. – Всего лишь превысил скорость и врезался в заградительный столб, был оштрафован и лишен водительских прав на три месяца. И все же он находится в списке группы «Начни сначала»! Врач-педиатр Галина Просвирина приняла на лечение его дочку – пятимесячную девочку с предварительным диагнозом, – он сверился с блокнотом, который постоянно носил с собой, – острая респираторная вирусная инфекция, фарингит средней тяжести, гипертермический синдром, судорожный синдром и… нейротоксикоз.
– Серьезное дело, – заметил Андрей, сдвинув брови.
– Точно. Однако, судя по жалобе, поданной родственниками в Комитет здравоохранения, в нарушение требований должностной инструкции Просвирина не приняла мер по своевременному направлению ребенка в реанимационное отделение больницы. Спустя полтора часа девочка скончалась.
Лицкявичус, хмурясь, потер пальцами правый висок.
– Обвинение выдвигали? – спросил он.
– Нет. Сначала поговаривали о том, что педиатру можно вменить недооценку тяжести состояния пациента, связанную с неумением врача поставить диагноз по выявленным ею клиническим данным, но дело сдулось, как мыльный пузырь.
Они немного помолчали.
– Врач-педиатр, медсестра – какая связь? – недоуменно произнес Андрей, нарушая тишину. – С другой стороны, и этот Кот, и проходивший по делу Дуровой… как там его?
– Рамзан Аяшев, – подсказал Карпухин.
– Да, Аяшев… Они знакомы?
– По этому поводу у меня информации нет, но в списках Агнии фигурирует Роза Аяшева. Как ты понимаешь, это снова не совпадение фамилий: она доводится женой нашему Рамзану.
– А вот это уже что-то! – оживился Андрей. – Но, впрочем, ничего хорошего, – тут же добавил он. – Даже если они знакомы – что из этого?
– То-то и оно, – покачивая головой, вздохнул майор. – То-то и оно, Андрюша… Однако это пока единственная связь, которую мне удалось нащупать, единственная зацепка, можно сказать.
– Ты сказал, что у всех, так или иначе связанных с погибшими, имеется алиби, – медленно проговорил Лицкявичус, бессознательным жестом теребя подбородок. Карпухин заметил, что он снова начал растягивать слова, и в речи появился едва заметный прибалтийский акцент, который в обычное время отсутствовал: такое случалось, когда Андрей глубоко задумывался или же волновался. – Не может ли это означать, что убийца на самом деле не имеет отношения к жертвам лично, но…
– Ты хочешь сказать, что те, кто пострадал в результате действий недобросовестных врачей, могут быть в курсе происходящего? – закончил за него майор. – Мне это тоже приходило в голову, знаешь ли, только… Уж больно это невероятно звучит!
– Согласен с тобой, но другое предположить сложно. Кто-то решил отомстить за всех разом. Он не преминул поставить их в известность о своих планах, и они сделали все для того, чтобы обезопасить себя на случай подозрений со стороны следственных органов.
– И это означает, – продолжал майор, – что все они должны быть знакомы с каким-то одним человеком, который считает себя вправе выносить смертный приговор?
– Знаешь, откуда пошло выражение «круговая порука», Артем Иванович? – вместо ответа спросил Андрей. – Если не ошибаюсь, в Древнем Риме жил один сборщик податей, которого ненавидели все, кто когда-либо с ним сталкивался. Звали его, скажем, Люциус Кратий. Он никогда не давал отсрочек, не входил в положение.
– Ты это к чему? – не понял Карпухин.
– И вот однажды, – продолжал глава ОМР, – тело этого сборщика податей обнаружили в Тибре.
– Это река такая, что ли, в Риме?
Андрей лишь слегка улыбнулся в ответ.
– Когда начали искать убийц, выяснилось, что каждый житель беднейшего квартала, больше всего страдавшего от жестокости Кратия, оказался готов взять вину на себя – от женщин до детишек лет пяти-шести. Каждый из них убежденно говорил любому, кто соглашался слушать: «Я убил Люциуса Кратия!»
– И чем же дело кончилось? – заинтересованно спросил Карпухин.
– А ничем.
– Да ну?
– Вот так, Артем Иванович. Разумеется, все понимали, что это невозможно, но, если каждый признавался в убийстве, это одновременно означало, что никого на самом деле обвинить нельзя! Если я правильно помню, это происходило как раз во времена Цицерона, который, будучи известным политиком и оратором, давал свою оценку происходящему и настаивал на том, что смерть Кратия следует признать несчастным случаем, так как вина не может быть распределена между всеми жителями квартала в равной степени, раз ни один из них не говорит правду. Это, в свою очередь, означает, что, если виновны все, то не виновен никто.
– А кто же все-таки угрохал этого Люциуса?
– История об этом умалчивает, – усмехнулся Андрей. – Но пришедший на смену Кратию сборщик податей вел себя гораздо мягче с населением и, как говорят, дожил до глубокой старости.
– Итак, – сказал Карпухин, буравя посетителя орлиным взглядом своих небольших, глубоко посаженных глаз, – вы находились на сто девятнадцатом километре Киевского шоссе двадцать второго мая этого года. Все верно?
– Ну, если вы так говорите, – слегка пожав плечами, ответил Кот. Он не выказывал ни малейшего волнения, и именно это казалось майору странным. Обычно в подобных ситуациях люди нервничают, даже невиновные, ведь один бог знает, что может понадобиться от тебя милиции? Но Кот оставался спокоен и невозмутим. Этот человек пятидесяти с небольшим лет, одетый в темно-синий костюм с безупречной стрелкой на брюках и белоснежной рубашке, производил самое что ни на есть благоприятное впечатление. Судя по сведениям, собранным ребятами майора, он работает в банке, занимает должность старшего менеджера по работе с клиентами. Женат, имеет двух детей. Вернее, теперь уже одного ребенка, ведь его пятимесячная малышка умерла. Доходы выше среднего, загородный дом – такой человек просто не мог быть замешан в чем-то противозаконном, не говоря уже об убийстве!
Майор еще до конца не разобрался, идет ли речь о мстителе или о маньяке, и это постоянно путало ему все карты. Начальство давило не на шутку – как же, дело громкое, вот уже и в новостях кричат об «охотнике на врачей», и в городе того и гляди начнется настоящая паника. Врачи «Скорой помощи» и реанимобилей боятся выезжать на вызовы, диспетчеры долго и упорно пытают людей, вызывающих медиков на дом, – в общем, происходит именно то, что каждый следователь видит в своих самых кошмарных снах.
– Вы помните эту аварию? – продолжал Карпухин. – Хотя она произошла довольно давно?
– Я действительно хорошо ее помню, – невозмутимо кивнул Кот. – Потому что это – единственная авария за всю мою жизнь. Я очень осторожный водитель, видите ли, и никогда раньше ничего подобного не случалось. Теперь я вдвойне осторожен, если вам, конечно, интересно.
– А куда это вы так торопились? – поинтересовался майор, присаживаясь на краешек стола. – Вы, такой осторожный водитель?
