Детектив для уютной осени - Устинова Татьяна (читать книги полные TXT) 📗
– Я ничего не понял, – признался Меркурьев.
– Как ее найти? – спросила Мура.
– Положение хранительницы передается по наследству, – сообщил Кант, пожалуй, печально. – Это единственное, что я могу сказать. Ищите наследницу дома.
– Подождите, – перебил философа Меркурьев. – Наследницу? Дочь Захарыча, что ли?
– Возможно.
– Но она живет в Москве уже тридцать лет!
– Откуда ты знаешь? – прошипела Мура.
– Оттуда, что Захарыч ее тоже ищет и найти не может.
– Она здесь, – сказал Кант. – Среди нас. Времени осталось маловато, и нужно спешить.
– Я в пятый раз слышу разговоры про то, что времени мало, – сердито заговорил Василий Васильевич. – Что это значит? Когда стрелки пробьют двенадцать, дом превратится в тыкву, а кучер в крысу?
– Примерно так, – согласился Кант. – Если в определенный момент наследница не заявит свои права, дом исчезнет сразу на всех осях – из времени и из пространства. Его обитатели погибнут.
– Когда? Сколько у нас времени в запасе?
– Как только ноябрь сменится декабрем. Декабрь – самое трудное время.
Меркурьев попытался вспомнить, какое сегодня число, и не смог.
– А камень? – спросил он. – Кто его попер?
Кант неожиданно засмеялся мелким, приятным смехом.
– Я не в силах, – он опять развел руками. – Не в силах ответить на этот вопрос. Вам придется установить истину самолично, без моего вмешательства. Вы забавный молодой человек. Вы не верите в меня, но хотите, чтобы я разрешил все ваши затруднения! Что-то еще, фрейлейн?
Мура поднялась и прижала руки к груди.
– Спасибо вам, господин профессор, – сказала она. – Я… мы постараемся.
– Я всегда утверждал, что женщины способны на многое, – заметил Кант. – Хотя удел женщины владычествовать, а мужчины – править. Владычествует страсть, а правит ум.
Мура сделала что-то вроде неловкого книксена и потянула Василия Васильевича за рукав.
– Ступайте, – сказал Кант, доброжелательно кивая.
– И еще я не понял, – пробормотал Меркурьев на прощание, – при чем тут Полинезия?
Кант опять засмеялся, а Мура вытолкала Василия Васильевича в коридор.
– Что ты к нему привязался? – прошипела она за дверью. – Что ты хочешь, чтобы он тебе сказал?! Преступник такой-то, имя, фамилия и отчество, деяния подпадают под статью за номером таким-то УК РФ? Изумруд украден лицом сяким-то, прописано лицо там-то и там-то?..
– Хорошо, если бы он это сказал!..
– Откуда ты знаешь про дочь хозяина?
– Он сам мне рассказал. Подожди секунду.
Сбежав с лестницы, Василий Васильевич подошел к готическому окну. Давеча он поставил на подоконник «Философию Канта» в самом углу.
Сейчас «Философия» лежала на столе раскрытая, страницами вниз.
– Я даже смотреть не стану, – вздохнул Василий Васильевич, а Мура взяла книгу и заглянула. – Страница пятьдесят семь. «Философ не испытал в жизни ни сильных радостей, ни сильных страданий!» Точно?
– Точно.
– Нет, вот скажи мне, при чем тут Полинезия?
В это время со стороны гостиной послышались шаги и в вестибюль вышел хозяин.
– Василий Васильевич, – сказал он, словно долго искал Меркурьева и наконец нашел. – Подойди к телефону, сделай милость. Тебя все утро спрашивают, а я не знаю, где ты есть?
Очень удивленный, Меркурьев подошел к конторке вишневого дерева, где лежал увесистый гроссбух с именами постояльцев и стоял допотопный телефон с толстым шнуром в оплетке из крапчатой ткани. Меркурьев потрогал шнур и приложил к уху тяжелую эбонитовую трубку.
– Василий, привет, – сказал в трубке незнакомый голос.
– Привет, – ответил Меркурьев осторожно.
– Это я, Крис.
– Слушай, куда ты пропала?! – во весь голос заорал он. – Мы даже волноваться стали!
– Ты можешь приехать? Сюда, в город?
– Когда?
– Прямо сейчас. Ну, или когда сможешь!.. Нам нужно с тобой поговорить.
– Кому вам? – уточнил Василий Васильевич. – Ладно, потом расскажешь. Приеду, конечно, говори – куда.
– Мы будем ждать тебя в зоопарке возле бегемота, – продолжала Кристина так же быстро. – Приезжай один.
Меркурьев вернул трубку на рычажки, повернулся и нос к носу столкнулся с Лючией. Муры не было видно.
– Вы собираетесь в город? – спросила красавица, и голос ее, низкий, переливающийся, словно теплый бордовый шелк, опять ошеломил его.
– Да, – промямлил Василий Васильевич. – Мне надо… в одно место.
– Я могу вас подвезти. Хотите?
– Хочу. Спасибо.
– Тогда через полчаса жду вас у подъезда.
Она повернулась и не спеша поплыла по коридору, придерживая маленькой рукой узкую юбку. Меркурьев смотрел ей вслед.
Зачем она подошла? Чтобы послушать, о чем и с кем он говорит? Или шла мимо?
И куда девалась Мура?..
Он заглянул в вестибюль – книга на месте, а Муры нет, потом в гостиную – там Софья, о которой он совсем позабыл, набирала что-то на планшете и, завидев Василия Васильевича, тут же планшет бросила и сказала, что он ведет себя по-свински.
– Мы же собирались гулять в парке, – она поднялась, откидывая волосы. – А ты пропал!..
– Мы погуляем, – пообещал Меркурьев. – Только я сейчас не могу, мне в город нужно.
– Я с тобой.
– Нет, у меня встреча, я попросил человека меня подвезти, мы с тобой в следующий раз, да? – бормотал Василий Васильевич, продвигаясь к двери.
Оказавшись в коридоре, он опрометью кинулся к деревянной лестнице, Софья что-то кричала ему вслед.
Он постучал и зашел, не дожидаясь ответа.
Мура лежала на кровати, подтянув к груди джинсовые колени. Под щекой у нее была коричневая обезьяна.
– У тебя температура поднялась?
– Нет.
– А почему ты легла?
– Просто так.
Василий Васильевич ничего не понял. Он постоял посреди комнаты, потом взял в руки богдыхана и подергал его за голову. Голова сидела крепко.
Меркурьев с богдыханом в руках сел на край кровати.
– Мура, – спросил он. – Ты что?.. Тебя опять кто-то напугал? Или ты чувствуешь возмущение поля и прочие тонкие материи?
– Меня никто не пугал, – отозвалась она и перевернулась на другой бок, спиной к Меркурьеву. – А возмущение я чувствую. Я его чувствую всякий раз, когда ты обмираешь от восторга перед этой Лючией.
Василий Васильевич чуть не уронил богдыхана.
– Мне не нравится, когда ты смотришь на нее как телок! Она что, такая неотразимая красавица, что ты не можешь себя в руках держать?
– Ерунда какая, – пробормотал Василий Васильевич и взъерошил волосы, почти как Фридрих Вильгельм Бессель. – Она просто подошла и спросила, не нужно ли мне в город, я ответил, что нужно, и тогда она сказала: я вас подвезу, а я ей – спасибо, и больше мы ни о чем таком не разговаривали…
Он бормотал все медленнее, понимая, что говорит чепуху, оправдывается, а оправдываться ему не в чем, он не виноват!
Он не виноват, конечно, но отчего-то ему было совестно, как будто он и впрямь сделал нечто постыдное.
Василий Васильевич перестал бормотать и посмотрел Муре в затылок. Светлые блестящие волосы немного подрагивали, словно Мура беззвучно плакала.
Он взял ее за плечо и повернул.
Она не плакала, но вид у нее был несчастный. И еще эта коричневая обезьяна!.. Из-за того, как Мура прижимала обезьяну к себе, Меркурьев прямо-таки наливался жалостью, будто он сентиментальная старуха.
– Ты ревнуешь, что ли?
Она отвела глаза.
– Меня? – уточнил Василий Васильевич. – К Лючии?..
Она опять отвернулась.
– Лучше поехали со мной в Кенигсберг, – предложил Меркурьев, не зная, как нужно выходить из таких деликатных положений. – Кристина сказала, что хочет со мной увидеться, чтобы я приезжал один, но я думаю, что мы вполне можем приехать вместе.
Мура перевернулась на спину и теперь смотрела в потолок.
– Поедем, – повторил Меркурьев, маясь от неловкости. – Пойдем в зоопарк. Я сто лет не был в зоопарке. В прошлом году приезжал и не ходил.
– Поедем, – согласилась Мура, и он сразу воспрянул духом. – Я понимаю, что Лючия очень красивая женщина и такая загадочная!.. Наряды у нее, как из журнала. Держится как Жаклин Онассис.
