Наследница Магдалины (Наследство Магдалены) - Чедвик Элизабет (е книги TXT) 📗
Клер с трудом удавалось сдерживать слезы. Ей хотелось выть от страха и боли, но она знала, что это потревожит Беатрис. Кроме того, за дверями стоял вооруженный до зубов стражник, глаза и уши де Монфора. Тихонько захныкав, словно маленькая девочка, Клер потянулась за малахитовым графином и налила себе остатки вина в деревянную чашу. Украшенный каменьями кубок уже успели стащить солдаты де Монфора, и приходилось пользоваться утварью попроще. Вино оказалось теплым и кисловатым на вкус. Ничего удивительного, ведь оно простояло здесь уже целые сутки. Итак, с рассвета до заката ей не суждено было увидеть даже малейшего проблеска солнца. Ставни были закрыты, и этот день показался ей самым длинным в ее жизни. Клер посмотрела на голую стену, где еще утром висел гобелен Беатрис. Если бы она сейчас оглянулась, она бы увидела пылавшие в камине поленья, предупреждавшие ее об участи, которая ждет всех еретиков. Еще до того как ее заперли здесь вместе с Беатрис, предварительно забрав из покоев все ценные вещи, она успела заметить среди воинов де Монфора нескольких священников. В окружении двух монахов и личных капелланов Симона, во дворе стоял преподобный Ото, похудевший, но еще более озлобленный, чем прежде. Был там и черный монах с фанатично блестевшими глазками. Она помнила его по своему медовому месяцу, когда он в компании с другим священником приезжал в замок в надежде отыскать троих еретиков Жеральды. Теперь он явно стал членом свиты де Монфора.
Клер проглотила остатки вина, не обращая внимания на то, что оно отдавало уксусом. Однако согреться не удалось, ее по-прежнему знобило. «Лучше ни о чем не думать», — мысленно уговаривала она себя.
Загремел дверной засов, и пустая чаша полетела к ее ногам. Глаза Клер расширились от ужаса.
— Господин де Монфор хочет вас видеть, — объявил оруженосец Симона. Это был молодой человек, готовящийся к посвящению в рыцари, с таким же суровым взглядом, как у его хозяина, но не старше ее. — Немедленно.
— Но почему? — она невольно схватила себя рукою за горло, и взгляд ее метнулся к плясавшим в камине языкам пламени.
— Поторопитесь, госпожа, он не любит, когда его заставляют ждать.
А что будет, если она не поторопится? И оруженосец, и стражник у дверей хорошо откормлены и мускулисты, и им не составит никакого труда оттащить ее куда угодно.
— Моя свекровь умирает. Я не могу оставить ее надолго.
Оруженосец лишь указал рукою на дверь, и она заметила, как трепещут от нетерпения его ноздри. Оправив платье и высоко подняв голову, она прошла вслед за ним по залитой светом факелов винтовой лестнице в зал верхнего этажа замка. Предварительно постучав в дверь, оруженосец провел ее к де Монфору. Симон восседал на любимом старинном кресле Беренже. Его массивное тело занимало его полностью, одна обутая в сапог нога была поднята и опиралась каблуком на сиденье, другая была расслабленно вытянута. Несмотря на такую небрежную позу, Симон де Монфор был явно чем-то озабочен.
— Проходите, моя госпожа, — промолвил он, жестом приказав оруженосцу удалиться.
Дрожа, словно загнанная лань, Клер сделала два маленьких шажка вперед. Ее пальцы крепко вцепились в край платья, а спина была настолько напряженно пряма, что это лишь усилило ее дрожь.
Не мешкая, Симон поставил кубок на столик и, встав с кресла, прошел прямо к ней.
— Где твой муж? — приглушенно прорычал он. Клер была загипнотизирована холодной яростью его глаз, его могучим телом, подавлявшим ее волю. Ее колени уже тряслись так, что ей с трудом удавалось стоять на ногах. Было холодно, очень холодно.
— Вы заблуждаетесь, если думаете, что молчание вам поможет, — продолжал Симон.
Она непонимающе посмотрела на него.
— Будьте со мною покладистей, и ваше селенье не будет уничтожено... в противном случае... — он пожал плечами. — Вам давно пора знать о том, что бывает с пособниками еретиков.
Она закусила губу. Молчание стало невыносимо.
— Именем Господа! Отвечайте мне! — прохрипел Симон и, схватив ее за плечи, стал сильно трясти.
— Я ничего не знаю, — прошептала она. — А если б и знала, то все равно ничего бы тебе не сказала! — и ее зубы обнажились в презрительной усмешке.
«Наглая гордячка, — подумал про себя де Монфор, чувствуя, как она дрожит в его руках. — Мы и не такие крепости брали». От ее волос пахло лавандой. У Алаи волосы были куда хуже. А вот у этой такие густые кудри. Симон ощупал их своими пальцами, словно поток сияющего пламени. И тут он обратил внимание на полные, розовые губы, белоснежную колонну шеи, на то, как судорожно вздымаются ее груди. Де Монфору захотелось женщину.
А прежде он гордился своим самообладанием, тем, что с легкостью отказывал куртизанкам и шлюхам, услаждающим его командиров. Он мог поиметь Алаи когда угодно, расстояние до нее было не так велико. Но между визитами к ней возникали длительные перерывы, к тому же она была на сносях. И впервые де Монфору захотелось дать волю своей похоти, предаться ей до полного изнеможения. Обладать — это право победителя. К тому же так хотелось отомстить Раулю де Монвалану за то, что случилось в Лаворе.
Вцепившись в ее локоны, он грубо впился в ее полуоткрытый рот. Она билась в его объятьях, пыталась кричать, но его продолжительный поцелуй не дал ей этого сделать. Прижав Клер к стене он стал тереться о ее тело. Она оборонялась до последнего, но это только еще сильнее подогревало его желание обладать ею... Нет... Он навсегда заклеймит ее своим личным клеймом. Симон взял ее грубо, прямо на полу покоев ее замка, задрав ей платье выше пояса, как простой шлюхе. Опершись на ее запястья ладонями, он грубо проникал в нее, расплющивая ее тяжестью своего массивного тела, он проникал все глубже, грубее, быстрее. Он стал кусать ее губы и вскоре ощутил во рту соленый привкус ее крови. Он впивался в нее, грыз, кусал, ставил синяки на ее теле... Казалось, он готов проткнуть ее насквозь.
Он вошел в нее последний раз, и семя его пульсирующей струей излилось в ее утробу. На лице Симона заиграла победоносная улыбка. Сейчас эта женщина символизировала для него все владения Раймона Тулузского. Изнасиловать, поглотить, засеять своей волей. Эти земли уже никогда не будут южными.
— Черт с ним, с твоим мужем, — прошептал он, не вынимая из нее свой член. — Пусть бегает, прячется. Поймать его — теперь лишь вопрос времени.
ГЛАВА 21
Монвалан, июнь 1211 г.
Неподвижный, словно мельничный пруд, Тарн отражал серебряную луну. Рауль, ослабив поводья, дал Фовелю напиться и посмотрел на другой берег реки, где лежали покрытые лунным сиянием земли Монвалана, родной дом, раздавленный кулаком северян в то время, как сам Рауль скакал в противоположном направлении.
Городок Монвалан разрушен не был, однако его население подверглось серьезной чистке. Останки гарнизона все еще гнили на крепостной стене, и церковный колокол, в течение последних пяти лет звонивший крайне редко, теперь призывал народ к ранней мессе и объявлял начало комендантского часа.
Солдаты с ненавистным красным крестом на плащах срывали свою злость на местных жителях. Де Монфор разбил в центре города лагерь наемников и демонстрировал жителям Монвалана, что бывает в случае, когда кто-то поддерживает местного дворянина.
Чувство вины не давало покоя душе Рауля. Мысленно он вновь и вновь повторял то, что по ошибке совершил после Лавора. Вместо того чтобы вернуться к Клер, он погнался за несбыточной мечтой и в результате ничего, кроме временной утехи собственной плоти, не добился, зато потерял все, что имел прежде. И, главное, случилось это так неожиданно, разве что разразившаяся тогда гроза могла явиться своеобразным предзнаменованием грядущих бед.
Основная часть отряда Рауля пополнила Тулузский гарнизон, где сейчас перед лицом длительной осады был на счету каждый воин. Сам же Рауль, взяв с собой нескольких верных рыцарей, отправился в ночную разведку владений, которыми меньше месяца назад он распоряжался по праву родового наследства.
