Три ступени вверх - Рой Олег (читать полную версию книги TXT) 📗
– Ступайте, Мия, – он слегка улыбнулся, смягчая официальный тон. – У вас ведь занятия закончились уже?
– Еще факультатив по биологии…
– Ах да, конечно. Скажите Елизавете Максимовне, чтобы обеспечила вас рубашкой. И, наверное, компресс какой-нибудь пригодится? Ступайте.
Запас форменных рубашек, брюк, юбок – а также флаги, ленты и бог весть что еще, практически на любой случай, мало ли что в школьной жизни может произойти – хранился в кладовке, что располагалась за танцзалом и размером была примерно с него же. Мия поморщилась: идти через полшколы в пострадавшей блузке (да еще в торжественном сопровождении Елизаветы Максимовны!) – удовольствие ниже среднего. Но куда деваться! Явиться на факультатив в растерзанном виде и вовсе невозможно. Не ходить? Ну да, от директорских распоряжений не увиливают. Ладно, любопытствующие и сочувственные взгляды – не самое страшное. Голову выше, плечи расправить – и пусть они все хоть глаза на ней сотрут!
Проходить сквозь строй любопытствующих, однако, не пришлось: новая форменная блузка висела на стуле справа от кресла, в котором восседала Елизавета Максимовна.
– Там переоденься, – распорядилась она, кивнув в сторону неприметной дверцы в углу приемной, за которой располагался директорский туалет. – Сперва вот это приложи, – секретарша вручила ей полотняный сверточек. – А когда переоденешься, сразу вот это, – она подала Мие влажную, пропитанную чем-то темным салфетку.
В сверточке оказались ледяные кубики (ах да, в приемной же холодильник стоит), салфетка же, вероятно, была свинцовой примочкой или чем-то вроде того – чтоб синяк под глазом не образовался. Ай да Елизавета Максимовна! Ну и блузка, разумеется, точно впору – но это как раз не фокус: у секретарши в компьютере все данные на всех учеников, от размеров и дней рождений до пищевых и лекарственных аллергий.
Переодеваясь, Мия мстительно думала: вот теперь Боренька попляшет! Судя по созыву «большой тройки», спускать «шалость» на тормозах директор точно не собирается. Или, может, наоборот? В смысле, наказывать Бореньку не будут, зато угроза наказания останется и послужит очень эффективным воспитательным рычагом. «Строгий» поводок, дамоклов меч и все такое – неплохой инструмент, чтобы и Борьку в рамках приличного поведения удерживать, и другим предупреждение сделать. В школе ничего ведь не скроешь, так что Боренькины прихлебатели, готовые каждую его «шалость» за образец брать, поневоле притихнут. Правда, мамаша может сыночка в другую школу перевести, от злых языков подальше, но это бабка надвое сказала.
В другую школу Борьку все-таки не перевели. Но Мию он больше не трогал (да и вообще никого, кажется), только гадкие шуточки за спиной отпускал. Вот как сейчас. Развлекался. Ну ничего, выпускной год на исходе. А там можно будет забыть этого гада, как страшный сон.
Ладно, на самом деле школа хорошая. И таких, как Борька, немного. Но почему-то видно именно их. Мие вспомнилась чья-то саркастичная шуточка: «Что может быть отвратительнее, чем увидеть в откушенном яблоке червяка? – Увидеть в нем половину червяка!» От Борьки и ему подобных оставалось такое же ощущение. Мерзкое, гадливое. Словно проезжающий автобус тебя грязью из вонючей лужи окатил. Автобус уехал давным-давно, а ты стоишь, как у позорного столба, хотя вроде бы сам-то ни в чем и не виноват.
И сейчас пакостный Борькин шепоток Мию почти взбесил – при том, что никаких теплых чувств она к русичке не питала. Но одно дело – не любить училку, и совсем другое – говорить о ней гадости. Может, все-таки ликвидировать рисунок, пока не поздно?
Вера Сергеевна Белинская носила прозвище Неистовая Виса не только из-за фамилии и созвучия инициалов с именем Виссарион. Преподавала она, кто бы спорил, хорошо, отлично просто, ухитряясь втиснуть в самые безразличные головы познания о литературе в гораздо больших объемах, нежели требовала программа. Про русский язык и говорить нечего: питомцы Висы «плач» с мягким знаком (как большинство Мииных ровесников, если по правде) не написали бы даже в бессознательном состоянии. И впихивала она знания не силой («вызубрить от сих до сих»), а тем, что умела подавать информацию как-то так, что она сама в голове укладывалась. Интересно было на уроках у Неистовой, это правда. Но ее и впрямь не просто так прозвали Неистовой. Ученическую массу она считала чем-то средним между стадом баранов и стаей диких обезьян (хитрых и зловредных). И никакие успехи в учебе ничего тут не меняли: могут же в стае некоторые обезьяны оказаться более… разумными? Все равно – стая. И чтоб поддерживать в ученической «стае» порядок, учитель должен быть безоговорочным вожаком. И одного лишь интереса тут совершенно недостаточно. Впрямую Белинская об этом не говорила, но никак иначе нельзя было истолковать некоторые ее методы. Она… цеплялась. Чаще к тем, кого заметила в невнимательности или, боже упаси, в равнодушии к литературе и русскому языку, но случалось, что и «передовикам» доставалось. Обижаться, тем более возмущаться, было бесполезно. Вера Сергеевна лишь улыбалась, говорила, что школа – не курорт, а вполне серьезный этап жизни, которая уж тем более – не курорт. Расслабленности не прощает, требует все время быть «в тонусе». Не зря же слово «стимул» так популярно во всех языках, европейских по крайней мере. А ведь что такое стимул? Палка, которой подгоняли быков на пашне. И человек без такой «палки» человеком быть перестает, превращается во что-то аморфное, бесформенное, слякотное – вроде амебы.
«Палка» – это, конечно, фигуральное выражение. Держалась Виса исключительно вежливо, даже голос не повышала. Да и зачем бы ей? Хватало и взгляда. Встанет возле, плечики узенькие выпрямит, головку с зализанным пучочком поднимет, зыркнет из-под приопущенных век – чисто змея.
Мия, почитав кое-что по психологии лидерства, думала иногда, что все дело в том, что Неистовая Виса работает в школе недавно – года три всего-то. В сущности, она ведь ненамного старше своих учеников. Вот и выстраивает дистанцию, борется с собственной неуверенностью с помощью максимальной строгости. Лет через пять-десять, поднабрав опыта и осознав наконец, что преподаватель она – отличный, наверное, Неистовая Виса уже не будет такой уж… неистовой.
Кстати, все заметили, что неистовость Висы в последние месяцы изрядно усилилась. Какая муха ее укусила?
Борька и ему подобные ехидно шептали, что у тетки, дескать, острый недотрахит, вот и цепляется ко всем подряд. Ну да чего еще от таких обормотов ожидать?
Мия сама некоторое время полагала, что Неистовая Виса с ее надменной суровостью – типичная старая дева (хоть и молодая еще), высохшая в ожидании романтически прекрасного принца и обдающая высокомерным холодом любого искателя взаимности, ибо ни один реальный человек до ее запросов недотягивает.
А потом нашла Вису в соцсетях. Там она именовалась Белой Никой, но фотографии сомнений не оставляли – она. Плюс «забавные случаи из учительской практики», которыми Белая Ника время от времени развлекала своих подписчиков. Немалому количеству этих случаев Мия сама была свидетельницей. Да и Белая Ника – вполне прозрачный намек на Белинскую Веру, особенно если в паспорте у нее стоит не «Вера», а «Вероника».
Исходя из информации на страничках Белой Ники, кроме профессии, у нее имелся молодой, красивый, весьма обеспеченный муж, квартира в недавно отстроенном элитном жилом комплексе и прочие приметы жанра «жизнь удалась». Красавца-мужа она именовала то «стоик, титан и финансист» (учитель литературы, ничего удивительного), то «мой личный банкир».
Сама Мия соцсетями пользовалась скупо. Не та у нее жизнь, чтоб всем и каждому ее показывать. Выворачивать перед кем попало свои шкафы – да идите вы лесом! Бог весть кто сказал «лучше вызывать зависть, нежели сочувствие», но он был очень и очень понимающий человек. Собственно, многие именно этому правилу и следовали, демонстрируя в соцсетях не настоящую свою жизнь, а лишь ее красивую иллюзию. Технически тут нет ничего сложного, но тратить на подобный театр время и силы Мие казалось если не глупым, то как минимум бессмысленным.
