Французская косичка - Тайлер Энн (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
Джеймс, сидевший рядом, окликнул ее:
– Эй.
Серена не отозвалась.
– Эй, Ренни.
– Что.
– Мы уже начинаем ссориться из-за родственников?
– Я не ссорюсь.
Поезд дернулся и покатил дальше. Человек с портфелем, бредущий по проходу, кажется, заблудился. Женщина позади них, та, с умиротворяющим голосом, проговорила:
– Дорогая моя. Милая. Мы непременно обсудим это с руководством во вторник. Слышишь меня?
– Поверить не могу, что она до сих пор висит на телефоне, – пробормотала Серена.
Не сразу, но Джеймс ответил.
– А я поверить не могу, что это деловой звонок, – прошептал он. – Ты бы догадалась?
– Никогда.
– Только не говори мне, что деловые женщины ведут себя так же, как мужчины.
– Ладно, ладно, не будем сексистами, – рассмеялась она.
Он взял ее за руку и сплел свои пальцы с ее.
– Давай начистоту. Мы оба были на взводе. Верно? Родители иногда сильно напрягают.
– Мне можешь не рассказывать, – согласилась она.
Дальше они ехали в уютном молчании.
– А ты заметила, как мама отозвалась о моей бороде? – неожиданно спросил он. – Если мы об осуждении.
– А что там было?
– Когда она показывала тебе фотоальбом. Добралась до моих школьных лет – и: «А вот Джеймс на выпускном. Правда, он милый? Это еще до того, как он отпустил бороду». Моя борода ей покою не дает. Она ее ненавидит.
– Что поделаешь, она же мать. Матери всегда ненавидят бороды.
– Первый раз, когда я появился дома с бородой, на первом курсе колледжа, отец предложил мне двадцать баксов, чтобы я ее сбрил. «И ты туда же?» – расстроился я. А он сказал: «Я лично ничего не имею против бороды, но твоя мать говорит, что скучает по твоему красивому лицу». «Отлично, – сказал я. – Если хочет видеть мое лицо, пускай разглядывает мои старые фотографии».
– Но на выпускном фото ты выглядишь очень даже привлекательно, – улыбнулась Серена.
– Но ты-то не считаешь, что мне следует сбрить бороду, правда?
– Нет-нет. Мне нравится твоя борода. – Она ласково сжала его руку. – Просто мне было приятно увидеть еще и версию «до».
– С чего бы?
– Ну, теперь я знаю, как выглядит твое лицо.
– Ты переживала, что не видела моего лица?
– Не переживала, а… в общем, я всегда думала, что когда вырасту и, предположим, встречу мужчину, за которого соберусь замуж, и у него вдруг будет борода, я попрошу его, если он не против, сбрить ее разок перед свадьбой.
– Сбрить!
– Только один раз. На две крошечные минутки, чтобы я смогла увидеть его лицо, а потом пускай отращивает ее обратно.
Джеймс выпустил ее руку и слегка отодвинулся, разглядывая Серену.
– Что такое…
– А если он откажется? – спросил Джеймс. – Если он скажет: «Вот я таков: парень с бородой. Можешь принять меня таким или уйти».
– Ну ведь если он… – Серена умолкла.
– Ведь если он – что? – не унимался Джеймс.
– Если у него… окажется безвольный подбородок или типа того…
Он не отводил глаз.
– Да не знаю! – сдалась она. – Я просто хотела бы выяснить, во что ввязываюсь, вот и все.
– И если бы у него оказался безвольный подбородок, ты бы ему ответила: «Ой, прости, кажется, я не могу выйти за тебя замуж».
– Я не говорю, что не вышла бы за него, я хочу сказать, что желала бы выйти замуж информированной. Желала бы знать, с чем имею дело.
Джеймс угрюмо уставился на спинку сиденья перед ним. И не сделал попытки вновь взять Серену за руку.
– Ну Джееееймс… – нежно протянула Серена.
Тишина.
– Джеймс?
Он резко повернулся, словно принял какое-то решение.
– С того момента, как мы начали планировать эту поездку, – начал он, – ты возводишь… стены. Устанавливаешь границы. Не ночевать в одной комнате, приехать только на воскресенье… Мы пробыли там четыре несчастных часа! Да мы в дороге провели больше времени, чем в гостях! А я не так часто вижусь со своими, ты же знаешь. И я, в отличие от тебя, не живу с ними в одном городе и практически в том же районе и не могу заскочить в любой момент, когда мне нужно постирать шмотки.
– Но я же в этом не виновата!
Но он, словно не слыша, продолжал:
– Знаешь, о чем я думал, когда мы ехали в Филли? Я думал, что когда ты познакомишься с моими родителями, то решишь, что мы можем у них задержаться. Что ты скажешь, мол, давай поедем самым ранним поездом с утра, и я успею на занятия, и что теперь ты видишь, какие они классные.
– Я и так знала, что они классные, Джеймс. Мне просто… и кроме того, я не захватила зубную щетку! И пижаму!
Выражение его лица не изменилось.
– Хорошо, в следующий раз, – пообещала она.
– Ладно, – буркнул он и вытащил из кармана телефон.
Сейчас они проезжали вдоль залива Чесапик – широкая водная гладь, матово-серая даже в солнечном свете, а на торчащих там и сям на мелководье шестах неподвижно нахохлились одинокие птицы. Зрелище навевало тоску. Почти тоску по дому.
Все из-за ее кузена, конечно же. Встреча с ним словно оставила зазубрину где-то глубоко в груди, трещину между двумя частями ее мира. По одну сторону мать Джеймса, такая душевная и искренняя, а по другую Николас, стоящий в одиночестве на железнодорожном вокзале. Это как вынуть стеклянную форму из горячей духовки и сунуть ее в ледяную воду: треск, когда она раскалывается на кусочки.
– Может, устроим как-нибудь семейную вечеринку? – как-то раз в детстве предложила Серена.
И мама ответила:
– Хм? Вечеринку? Думаю, можно. Но это будет не очень большая вечеринка.
– И дядя Дэвид со своими придет?
– Дядя Дэвид. Что ж. Возможно.
Звучало не слишком обнадеживающе.
Что мешает семье быть семьей?
Может, дядю Дэвида усыновили и он разозлился, что никто ему об этом не рассказал? Или его вычеркнули из завещания, в которое включили обеих его сестер? (Даже в детстве Серена читала много романов.) Или какая-то семейная ссора вышла из берегов и были произнесены возмутительные оскорбления, которые невозможно простить? Последнее выглядело наиболее правдоподобным объяснением. Потом даже не можешь вспомнить, с чего все началось, но знаешь, что с того момента все навсегда изменилось.
– По крайней мере, тетя Элис могла бы прийти, – сказала тогда Серена.
– Может быть, – ответила Лили. – Но ты же знаешь свою тетю Элис. Как она вечно пилит меня.
И Серена сдалась.
Дело в том, размышляла она, что даже когда Гарретты собираются вместе, это никогда не бывает по-настоящему, так сказать.
Не шевелясь, она скосила глаза на Джеймса. Тот что-то читал с экрана телефона. (У него была невероятная способность читать целые книги в телефоне.) И рассеянно покусывал нижнюю губу.
Лучшим школьным другом Серены был мальчик по имени Марцеллус Эйвери. У них не было романтических отношений – своего рода общество взаимопомощи. У Марцеллуса была патологически белая кожа и очень черные волосы, и все смеялись над его именем. А Серена весила фунтов на десять больше, чем нужно, и никогда в жизни не могла справиться ни с каким мячом – ни с бейсбольным, ни с теннисным, ни с футбольным, ни с каким вообще, – и это в школе, где спорт стоял во главе угла. За ланчем они сидели рядом и сплетничали о своих безмозглых одноклассниках, а по выходным он приходил к ней в гости и они смотрели иностранные фильмы в «телевизионной комнате» ее родителей. Впрочем, однажды он как бы нечаянно коснулся ее руки, лежащей рядом с его, и когда она не отстранилась, едва заметно придвинулся чуть ближе и запечатлел на ее щеке осторожный стыдливый поцелуй. Она до сих пор помнила ощущение от бархатистого пушка над его верхней губой. Но больше ничего не последовало. Они тут же отпрянули друг от друга и уставились в экран телевизора, и на этом все и закончилось.
Забавно, но лишь сейчас Серена вдруг поняла, что Марцеллус был невероятно красив. Голова идеальной формы, как у мраморной статуи, и почему-то она всегда думала, как сильно, должно быть, его любит мама. Интересно, где он сейчас. Наверное, кто-то его уже окрутил – какая-нибудь женщина, достаточно разумная, чтобы оценить его по достоинству. А она, Серена, сидит рядом с парнем, который ничем не отличается от ее бывших одноклассников.
