Начало пути - Радов Анатолий Анатольевич (электронная книга .txt) 📗
Конечно, знал! Это я, раб, проводящий все время на плантациях айкаса, не знал почти ничего об этом мире. Кроме того, что мне рассказывал старый маг. А про Рин’Гаров – он ни сном ни духом…
О Великая Эри…
Я снова шагнул вперед, но теперь не для того, чтобы убить. Нет, это было мне уже недоступно. Я не смогу убить это воплощение красоты. Мне хотелось только полюбоваться ею, запомнить лицо, коснуться взглядом изящного тела, вдохнуть запах волос. Два года я не был так близко к девушке. Но едва я сделал шаг, как в дальнем углу что-то колыхнулось. Краем глаза ухватил движение четко, и голова сама повернулась в нужном направлении. На автомате. Ничего вроде. Обычная темнота.
Нет, там что-то есть.
Перехватив нож, я стал медленно приближаться к черному углу, куда почти не доставал свет ночника. То, что там было, поняло – я не собираюсь отступать, и метнулось вдоль стены. Попав в более освещенное место, оно стало различимым.
О Великий Номан!
Меня пробрал мистический ужас, в желудке вдруг ниоткуда появилась глыба льда, рот сам оскалился.
Это был он. Вестник Тьмы, ее разведчик, выискиватель душ. Черная взлохмаченная собака, держась стены, проскочила мимо меня и запрыгнула на высокий шкаф с проворностью кошки. Я обернулся вслед движению и встретился взглядом с двумя горящими красными глазами. Собака вскинула вверх крылья и зашипела.
Подобную тварь я видел впервые, но Альтор несколько раз рассказывал о них. О вестниках Тьмы. Он мне вообще рассказал обо всех существах этого мира, о которых знал сам. И еще о нескольких, которых не знал. Тут он просто пересказал слова своего учителя. Вот и этого он описывал с его слов – черный грон с крыльями, подобный виару, но не виар. Его глаза красны, как пламя преисподней, он шипит, как гады, и приходит, чтобы оставить на угодной душе метку. Угодной Тьме. Чтобы демоны Зыби смогли легко отыскать ее, когда понадобится. Если увидишь такую – беги. Беги, пока метка не появилась на тебе.
Но я и не думал бежать. Сотворив слабенький общий «щит» против первого круга стихийных плетений, я замер…
– Только световики могут совладать с этой тварью. Слышишь меня, Изгой? – Альтор рассказывал, даже продолжая собирать зерна айкаса. Только отсутствие вина могло остановить потоки его слов. Да и то не остановить, а лишь перенаправить в другое русло, и он начинал говорить только об отсутствии вина и о том, как ему плохо без глотка хорского.
…Я идиот. Какой «щит» против стихий?
Вестник склонил набок голову, посмотрел на меня с интересом, издал звук, похожий на отрыжку, и, развернувшись, прыгнул в сторону окна. Длинный прыжок, почти через половину комнаты. Он легко прошел сквозь бычий пузырь, оставив на нем только черное мокрое пятно. Но уже спустя секунду раздался мерзкий, чавкающий звук, и пятно просочилось вслед за остальной частью себя. Я облегченно выдохнул. Слава Великому Номану, эта тварь решила уйти. Засунув нож за пояс, я вытер со лба пот и задумался.
Зачем вестник приходил сюда? Неужели…
Развернувшись, я испуганно посмотрел на девушку. Неужели Тьма решила забрать ее душу? Неужели…
Раздавшийся со стороны двери звук заставил сердце провалиться в пятки. Не соображая, что делаю, я машинально сплел боевое заклинание первого круга и бросил его за спину. Никого в этом доме я уже не хотел убивать. Никого. Поэтому использовал всего лишь «оглушение». Но, когда обернулся, успел пожалеть о том, что так легко поддался страху. За ту долю секунды, пока в зверином прыжке летел к двери. Едва успев подхватить мальчонку, который от заклинания потерял сознание, я тяжело выдохнул. Если бы расстояние между нами было всего на пару метров больше, то наверняка он расшиб бы лоб о мраморный пол. Прищурясь, глянул в темный проем коридора и, никого не увидев, поднял мальчишку на руки. Покрутившись на месте, решил положить его на стол. Больше некуда. Повсюду холодный руанский мрамор – последний писк моды в Северном Доргоне. До сих пор помню, как полтора года назад до крови содрал кожу на ладонях и чуть не надорвался, таская тяжелые мраморные квадраты с телег на второй этаж дома хозяина. А чтобы я не сдох от потери сил, Вирон приказал варщику давать мне на треть больше похлебки, чем обычно.
На столе отыскалось и то, что мне было теперь нужно. Аккуратно уложив мальчишку, взял в руку перо и подтянул к себе стопку бумаги. Верхний лист был исписан маленькими буквами. Схватив его, я подошел к ночнику.
Это было незамысловатое письмо, судя по всему, адресованное подруге. Я прочитал подпись: Мариша’Гар.
– Мариша… – повторил одними губами и вернулся к столу. Взял чистый лист, поразмыслил несколько секунд и принялся писать:
«Парень, ты не знаешь написавшего эти строки и, думаю, не узнаешь никогда. Так будет лучше для меня. Но я хочу сказать тебе о другом. Твою сестру выбрала Тьма. Я видел в этой комнате ее вестника, который скрывался в углу. Скажи своему отцу, чтобы он нанял световика, только они могут противостоять Тьме. А если хочешь ее уберечь, то и сам начни изучать магию Света, и пусть Ма… твоя сестра тоже начнет изучать эту ветвь. Так она спасет себя».
Я заляпал кляксой неуместное «Ма», тихо подул на лист несколько раз, подсушивая чернила, и вложил его в руку мальчишки.
Потом на секунду вернулся к кровати, взглянул еще раз, закрыл глаза, чтобы запомнить, и, развернувшись, поспешил из комнаты. Коридор, знакомая зала, балкон… Я спрыгнул вниз и едва не коснулся задницей земли, когда пятки воткнулись в твердую почву. Коленки резанула боль, но обращать на нее внимания времени не было. Схватив ножны, я со всех ног бросился прочь из этого дома. Что мне делать дальше – я теперь не знал. Совсем не знал. И думать пока не хотел.
Глава 4
Вокруг были только тьма и звуки. Десятки звуков, говоривших о том, что я не один. Но я шагал сквозь эту потрескивающую, покрикивающую, похрапывающую, шуршащую и охающую тьму, держа наготове боевое плетение.
Покинув дом Рин’Гаров, я бросился переулками к одной из окраин города. Куда идти – еще не знал, но откуда уходить – уже догадывался. Я не выполнил приказа хозяина и потому направлялся на восток.
Огромное владение Вирон’Стора находилось на западе от Лиорда, площадью четыреста кусков земли, что позволяло ему считаться одним из влиятельных феодалов в Северном Доргоне. Почти треть поместья засажена низкорослым кустарником айкаса, из зерен которого делают душистый тонизирующий напиток. На этой трети мы и пахали с Альтором и еще сотней рабов не покладая рук. Рабочий… рабский день начинался задолго до восхода светила и не всегда заканчивался с его закатом. Мы сажали плетущийся, покрытый колючками айкас, выращивали, ухаживая за ним с раннего утра до позднего вечера, и потом собирали урожай. Судя по запаху и виду зерен – из них должно было получаться нечто похожее на наш кофе.
Наш?
Я горько усмехнулся. Имею ли я отношение к тому, что осталось там, в другом мире, или все оно уже мне чужое? А может, и прав был Вирон, обозвав меня изгоем?
Меня зовут Антон, что на местном наречии означает: Ант – раб. Частица «тон» – это «раб» на ольджурском. А второе «т»… Именно как Ант’тон слышал мой будущий хозяин мое земное имя.
«…Первыми Номан создал людей и дал им плодородное место, чтобы жили и плодились они по семени своему. А после создал и других.
И сказал он людям: вот место плодородное вам, ваше все это, берите все, ибо для вас дал. Только с дерева алеф не трогайте плодов, ибо горьки они вам будут.
И брали люди все, что было положено им, лишь от дерева алеф не трогали плодов. Но был юноша среди них, именем Тон, что ослушался и пошел к запретному дереву и вкусил плод. И открылось ему многое, и увидел он по-другому все и презрел данное Богом. Узнал тогда Номан свершенное им и проклял его, сказав: отныне все чады семени твоего будут другим служить, ибо тот, кто не умеет слушаться, тот не может повелевать…»
Об этом месте из благого писания апостола Иоранна Светлого, чем-то схожем с историей из Бытия, я узнал уже потом. А в ту встречу с глупым рвением повторял и повторял свое имя двум богато одетым всадникам, на которых наткнулся утром третьего – после попадания – дня. Они же только ржали в ответ, и даже их логи ржали надо мной. Последнее, возможно, мне казалось, но тому было объяснение: слишком я ослаб от голода, прошлявшись по здешним лесам двое с половиной суток, а в подобном состоянии и не такое могло померещиться.