Золотая рыбка. Часть 1 - Фэйбл Вэвиан (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
— По-твоему, это препятствие?
— Знаешь что, Ден, если мои просьбы тебе до лампочки, так прямо и скажи! Времени у меня навалом, так что, пожалуй, я сам займусь расследованием и отыщу ее.
— А когда найдешь, не забудь сказать ей: «Мое почтение»! — задетая за живое, восклицаю я.
«Двадцать шесть лет — тоже мне возраст! Правда, вот-вот стукнет двадцать семь, но до зрелых лет еще далеко», — с завидным оптимизмом думаю я, поскольку настроение у меня сегодня хорошее. Но когда я не в духе и смотрю на мир не сквозь розовые очки, взгляд мой кого хочешь обратит в трепет.
— Я вообще не стал бы к тебе соваться, да Конрад вбил себе в башку, что если, мол, ты возьмешься за дело, то как пить дать размотаешь. По его мнению, женщины-детективы гораздо надежнее мужчин.
— Не подлизывайся, лестью меня не проймешь, — бурчу я. — Будь моя воля, я бы все дела побросала и занялась поисками сестры твоего приятеля. Но я на службе и делаю что велят. Поэтому сейчас я должна выспаться, а затем мне предстоит отправиться на розыски премерзкого субъекта, встреча с которым радости никак не доставит.
Мартин взирает на меня с отвращением. В точности такой взгляд бывает у Фабио, когда тот охотится на мух.
— Ну что ж, спи спокойно, дорогая сестрица! — С этим драматическим возгласом брат убегает.
Дверь в прихожую он, по своему обыкновению, оставляет распахнутой настежь. Сквозняк треплет занавески. Я закрываю глаза — выспаться просто необходимо. Прошлую ночь я тоже шныряла в поисках насильника с ножом, по-видимому, таков мой удел до конца юных дней. Тут я вдруг вспоминаю наглое замечание Мартина, и сна ни в одном глазу. Значит, кому парни, а кому уже только почтенные старцы?! Нет, к черту идиотские мысли, сейчас не до глупостей, одергиваю я себя и наконец засыпаю.
Теоретически можно бы дрыхнуть без задних ног часов этак пять, но за это время меня четыре раза будит телефон. Для начала Мартин решил поинтересоваться, намерена ли я сегодня готовить ужин. Услышав мой ответ, братец тотчас бросил трубку. Затем поступает запрос от матери: собираюсь ли я проведать родителей. Я ссылаюсь на неотложные служебные дела. В ответ раздается иронический смех, и мама заявляет, что меня, мол, десятки раз просили выбросить из головы эту дурь, девушка и вдруг сыщик, не знаешь, куда со стыда деваться, когда спрашивают, чем занимается ваша дочь, так и подмывает ответить: играет на фортепиано. Вот и отвечай, советую я, кто мешает! На том пререкания наши кончаются, на прощание я сулю наведаться к родителям еще до конца недели. Иногда мне удается сдержать подобного рода обещания.
Не так давно, когда мы с Дональдом охотились за двумя хулиганствующими рокерами, я заскочила к родителям, поскольку было как раз по пути. Видок у меня, конечно, был тот еще: кожаные штаны и такая же куртка, вся в заклепках. Отец на миг оторвал взгляд от рукописи, гнусно обсмеял меня и опять уткнулся в свои бумаги, а мама замерла как вкопанная и даже руками не всплеснула. Похоже, она вообще забыла, что они у нее есть. Мне показалось, она решила пересчитать металлические заклепки на моей куртке. Тогда я слегка вздернула обшлаг, чтобы продемонстрировать ей широкий браслет, плотно обхватывающий запястье: побрякушек на нем висело видимо-невидимо. Тут уж мама не выдержала и тоже рассмеялась. Это было моим единственным достижением в тот день. Разнузданные рокеры безнаказанно резвятся и поныне.
Третьим телефонным звонком я обязана Крузу Гварду. Беседа с ним несколько затягивается — естественно, не по моей вине, а по той простой причине, что Круз обожает изливать мне душу. Вот уже год я с головой утопаю в его излияниях, и вроде бы мне это стало надоедать. Придется при случае намекнуть ему, но не сейчас. Сейчас я наскоро прощаюсь, одарив и его обещанием повидаться на днях.
Четвертый звонок — ошибочный. И это в эпоху современной техники и спутниковой связи! С трудом подавив возмущение, я снова погружаюсь в зыбкий сон. Сквозь дрему слышу, как Мартин покидает дом. Моя входная дверь нараспашку, зато свою он захлопывает с такой силой, что сыплется штукатурка и пауки срываются с насиженных мест.
Затем мне снится сон — как обычно, загадочный и любопытный. Место действия — странное, картины какие-то приглушенные, размытые. Вроде бы я нахожусь в большом городе, где поезд метро почему-то не доходит до конечной станции, а застревает у выхода из тоннеля. Выбраться на волю можно только пешком, бредя по змеящимся рельсам. Я продираюсь сквозь толпу, карабкаюсь вверх-вниз по насыпи и, выбравшись наконец из тоннеля, оказываюсь совершенно одна посреди высохшего русла ручья, меж трав и цветов. Я дышу полной грудью, но воздух какой-то плотный, вязкий; действует на меня расслабляюще, лень шевелить ногами, и я, точно одурманенная, бреду еле-еле. Путь мой ведет через лес, где подлесок не зеленый, а оливково-бурый, и зубчатые краешки листьев цепляются за рукава платья…
В комнате я не одна. Кто-то, невидимый в темноте, подходит к постели и кончиками пальцев касается моей шеи, нащупывая артерию.
— Пока живая, — успокаиваю я неизвестного доброжелателя.
— Дверь не закрыта, — поясняет он.
При звуках этого голоса по спине у меня пробегает дрожь. Такие сюрпризы не часто случаются. Судя по всему, спала я крепко. Поворачиваю голову к окну, где на тумбочке зеленоватым квадратом светится циферблат будильника. Вот дуреха, забыла завести! А уж если этот будильник берется вас разбудить, будьте уверены, он и из гроба поднимет.
Я сажусь в постели. Хмурый в два счета находит выключатель, от яркого света я жмурюсь, отворачиваю голову и, только когда черные кружки и точки перестают мельтешить в глазах, смотрю на Хмурого. Он отвечает мне непроницаемым взглядом, лицо его лишено всякого выражения. Впрочем, этот вывод придется пересмотреть, поскольку бесстрастный вид призван внушать посторонним мысль, будто Хмурый не думает и не чувствует, а на деле это наверняка не так.
Временно отложив решение этой проблемы, я выбираюсь из постели.
— Нам ведь не к какому-то определенному часу… — небрежно бросаю я.
— Разве не мы сами определяем этот час? — возражает он.
Я не даю втянуть себя в спор. Поднимаюсь и иду в ванную.
— Надо принять душ и одеться. А ты тем временем свари кофе. Если найдешь кухню, считай, самое трудное позади. Кстати, поесть я бы тоже не против.
Хмурый не отвечает. На его месте я поступила бы точно так же. Как реагировать на столь беспардонную наглость? Не давать же волю рукам!
Тем не менее я стараюсь управиться побыстрее. Тщательно выбираю подходящий наряд, чтобы понравиться насильнику и чтобы это мое стремление не выглядело слишком явным. Не по нутру мне такая задача, ох не по нутру! Впрочем, странно было бы ждать иных чувств от живой приманки ночных чудовищ. Понятия не имею, как бы я себя вела, столкнись с одним из них не по своей воле, а нежданно-негаданно. Скорей всего, заорала бы благим матом.
По квартире плывет аромат свежего кофе. Я с жадностью принюхиваюсь, отказываясь верить собственным ощущениям. Невероятно, но факт. В кухне, прислонясь спиной к холодильнику, стоит Хмурый с книгой в руках, которую я неделю назад бросила недочитанной. Стол сервирован по всем правилам, на тарелке аппетитнейшая яичница с ветчиной.
— А где же свечи? — интересуюсь я.
— Не нашел подсвечника, — отвечает Хмурый, не отрываясь от книги.
Тряхнув головой, он кладет книгу на холодильник, затем, скрестив руки на груди, внимательно изучает меня взглядом — костюм, прическу, движение, каким я беру нож и вилку. Моя приветливая улыбка оставляет его равнодушным. При мысли, что мне предстоит несколько часов слоняться в полном одиночестве по охотничьей территории вооруженного насильника и не с кем будет словом перемолвиться, я испытываю непреодолимое желание выговориться наперед. Слова вырываются сами собой:
— Значит, ты решил, будто меня укокошили?
Никакой реакции. Придется пояснить свою мысль.
— Иначе зачем бы тебе проверять, бьется ли у меня пульс?
