Чужие миры (авторский сборник) - Васильев Владимир Николаевич (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
До этого момента Вишена все помнил совершенно отчетливо, а вот дальнейшее как-то слилось в памяти в сплошную яркую картинку.
Боград откуда-то принес меч и отдал его Боромиру, Тарус отвел всех в лес, на небольшую круглую поляну. Тут уже лежали квадратом четыре бревна; те, что на северо-запад и юго-восток, — прямо на траве, два других — поверх первых. В стороне, торчком, стояло еще одно, комлем к небу. И горели рядом с ним два костра.
Боромир взял меч, правой рукой за рукоятку, левой за лезвие, и сел внутрь квадрата, по-басурмански скрестив ноги. Остальные разошлись по углам и присели — Тикша у северного, Вишена с Тарусом у восточного, Соломея у южного, Славута и Боград — у западного. Тикша с Соломеей, скрестив руки, положили их на кончики бревен. Остальные четверо лишь одной рукой коснулись дерева, другую направив ладонью на Боромира, причем Тарус через Боромира замыкался на ладонь Бограда, а Вишена точно так же на Славуту.
Сначала Вишена долго ничего не замечал и, стараясь ни о чем не думать, пробовал мысленно «нащупать» ладонь Славуты. Потом костры вдруг стали разгораться, хотя дров в них никто не подбрасывал, стало светло, почти как днем. Боромир, сидя внутри квадрата, чуть заметно покачивался. Постепенно Вишена ощутил легкое жжение в ладонях, но оно было не болезненным, а скорее приятным. Боромир замер, и Вишена машинально закрыл глаза. И увидел… нет, не увидел, а воспринял — ощутил, что ли? — картину, которая потрясла его враз. Все они — все семеро — представились мечом, но не конкретно мечом, а неким образом, понятием меча вообще. Тарус и Боград — клинок, Боромир — острие, Славута — рукоятка, сам Вишена — гарда, а Тикша с Соломеей — ножны. Соединившись в одно целое, чему трудно подобрать название, они накачивали меч в руках Боромира энергией, даже не вполне сознавая, что делают. Вишена не мог понять, откуда берется эта сила, но она присутствовала здесь. Чувствовалось, как она перетекает по бревнам, скользит в руку, тянется с ладони к Боромиру, а от него — к мечу. Ощущение было воистину сказочное.
Открыв глаза, Вишена увидел, что Боромир, словно окаменев, сжимает в руке что-то светящееся и продолговатое, а остальные зажмурились и замерли, касаясь бревен, по которым течет, струится мерцающий поток радужного света, поглотив руки до локтей. А потом сияющий меч в руках Боромира вдруг полыхнул пламенем и взорвался, развалившись на мелкие осколки; они, словно падающие звезды, рассыпались вокруг. Костры сразу же погасли, стало темно, лишь ночное небо нависло над поляной, будто удивляясь — что это там внизу происходит?
Вишена отнял руку от бревна и встал одновременно с Тарусом.
«Странно, — подумал он, — совсем не затекли ноги. А ведь долго сидел…»
Остальные тоже поднимались. Только Боромир неподвижно остался сидеть в центре квадрата.
— Не трогайте его, — сказал Тарус предостерегающе. — Он не здесь, не мешайте ему вернуться.
Все тихо отошли. Боград развел костер на старом месте, и они собрались вокруг него. Бревно, прежде стоящее торчком, упало и обуглилось; никто не заметил когда.
Боромир «возвращался» долго. Полночь давно прошла, когда он шумно вздохнул и шевельнулся. Тарус с Боградом кинулись к нему и вскоре вернулись к костру уже втроем. Боромир выглядел так, словно бегал с чертями наперегонки и только-только отдышался. С тех пор он сильно изменился — из добряка и домоседа превратился в непоседу и драчуна. Его и назвали позже так — Боромир-Непоседа. Когда умер его отец следующей зимой, Боромир возглавил боевую дружину, и в том же году многие недруги испытали на себе крепость его руки и остроту меча.
А в ту памятную ночь они, каждый по-своему ошеломленный, вернулись в Пяшниц и более никогда об этом не говорили. Вишена видел, что Тарус ходил наутро в лес, но зачем — пытать не стал.
Каждый из семерых вспомнил сейчас эту ночь и заново пережил ее. Боград усмехался, неизвестно чему, остальные ждали, что же скажет Тарус.
Чародей смотрел на семерку долго и пристально.
— Я вернулся потом на ту поляну. И собрал все, что осталось от меча, — двадцать один осколок.
Вишена вздрогнул, потому что догадался зачем. Это же материал для нового меча, и кто знает, какими свойствами он будет обладать!
Тарус щелкнул пальцами; откуда-то сзади ему подали клинок в ножнах. Неторопливо и почти беззвучно чародей освободил его.
— Из них снова отковали меч, — сказал Тарус. — Три года заготовка дозревала в болоте. Год жарилась у огня в печи и еще три пролежала в холодном пепле. Это не просто отточенная лента стали.
Все взгляды скрестились на сверкающем клинке. Чародей протянул меч Боромиру, медленно и торжественно. Боромир встал.
— Это твое оружие, Боромир-Непоседа. Да поможет тебе оно в битвах, и сегодня, и всегда.
Непоседа принял меч, оглядел его, взволнованно и пристально, коротко поцеловал. Изумруды на гарде на миг вспыхнули и погасли.
А Вишена вдруг медленно извлек из ножен свой меч, и все увидели, что они с Боромиром родные братья, от клинка до изумрудов.
— Тарус-чародей, что ты на это скажешь? Это меч моего отца.
А сам подумал: «Что-то сегодня много мечей-близнецов. Чересчур».
Подумал и улыбнулся.
Глава 3
За книгами
Тарус взял меч у Вишены из рук и некоторое время пристально разглядывал. Потом поднял взгляд и спросил:
— Говоришь, отцов меч?
Вишена кивнул.
— Давно ли он у тебя?
— Второй год.
— А у отца?
На это Вишена пожал плечами:
— Сколько себя помню.
Тарус повертел меч в руках, отыскал клеймо, мастера — он было решил, что оба сработал один и тот же мастер-оружейник, но знаки были разные.
— Знаешь ли, откуда он у отца?
Вишена не знал.
— Нет, Тарус, не знаю. Отец сказал лишь, что изумруды на нем волшебные — нечисть чуют, да клинок посеребрен, его черти, вовкулаки и прочее отродье тоже опасаются.
— Неспроста это, — покачал головой Тарус, возвращая меч, — но не бойся, зла в нем нет, изумруды — каменья добрые. Чую, светел сей меч, не раз выручал хозяев своих от всяких напастей. Верь в него и береги, Вишена. И ты, Боромир, что услыхал — запомни, ибо мечи ваши, ровно братья, близки и похожи. Может, вместе они еще сильнее станут.
Вишена и Боромир переглянулись с улыбкой. У воинов-побратимов мечи-побратимы. Сила!
Тарус тем временем сел и положил ладони на стол. Волшебные мечи скользнули в ножны, все вновь приготовились слушать.
— Слыхали вы когда-нибудь о Книге Семидесяти Ремесел?
Сидящие в комнате напряглись — каждый, хоть раз в жизни, хоть краем уха, да слышал об этой полумифической Книге. Сказывали, много-много лет назад жил на свете мастер-умелец Базун. Приходилось ему и плотником быть, и кузнецом, и оружейником, и ткачом, да все казалось, что мало умеет. А поскольку посчастливилось ему еще в детстве грамоте обучиться, стал Базун все секреты мастерства собирать да записывать. Захватило его это дело — страсть. Долго собирал, и как-то раз встретил он бродягу-полешука, ничем особо не примечательного, однако рассказывавшего разные невероятные вещи. Вот этот-то бродяга и поведал ему, что есть на белом свете Книга Семидесяти Ремесел, где описаны такие тайны мастерства, какие и не снились нынешним умельцам. Книга очень древняя, написана давным-давно, задолго до Длинной Зимы, когда люди знали и умели во сто крат больше, чем ныне. И сказано там обо всем — и как металлы разные плавить, и как из них орудия всякие мастерить, и как дворцы строить, и корабли не чета теперешним моноксилам, и даже будто бы сказано, как летающий корабль справить и как на нем потом в небе летать. Пытались найти Книгу эту, многие тратили на поиски всю жизнь. Несколько раз ползли слухи, будто бы нашли, да так и оставалось это слухами. Купцы и северные князья готовы были заплатить за Книгу золотом, жемчугом — чем угодно, но не за что пока оказывалось платить.
И Базун стал ее искать. Сорок два года ходил он по ближним и дальним селениям, доходил и до скифских, и до варяжских земель. Все даром. О Книге мало кто знал, а кто и знал — ничем не мог помочь. Умер Базун в пути, в поиске, и осталась после него записанная им самим история хождения за Книгой Семидесяти Ремесел. И тогда о ней заговорили люди, по следам Базуна пошли сотни бродяг-мечтателей и алчных гонцов за наживой, но Книга так и не была найдена. Со временем число искателей поубавилось, но в память людскую она вошла прочно и надолго.
