Первичный крик - Янов Артур (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Неудовлетворенные потребности вытесняют любую другую активность человека до тех пор, пока они не исполняются. Как только потребность удовлетворяется, ребенок обретает способность ее чувствовать. Если же потребность не удовлетворяется, ребенок испытывает только напряжение, каковое представляет собой чувство, отделенное от сознания. Без этой необходимой связи невротик не способен чувствовать. Невроз — это патология чувства.
Невроз начинается не в тот миг, когда ребенок подавляет свое первое чувство, в этот момент начинается лишь процесс невротизации. Ребенок гасит свои чувства поэтапно. Каждое следующее подавление и отрицание потребности еще немного выключает чувства. Но наступает некий критический момент, когда происходит решающий сдвиг, и в личности ребенка происходит окончательное выключение чувства, при этом представления становятся скорее нереальными, чем реальными, и начиная с этого критического момента мы можем считать ребенка невротиком. С этого времени он начнет оперировать системой двойною «я» —реального и нереального. Реальное «я» — это реальные потребности и чувства организма. Нереальное «я» — это ложный покров чувств, который становится фасадом, который необходим невротическим родителям для удовлетворения их собственных потребностей. Родитель, который испытывает потребность в постоянных изъявлениях уважения, так как его когда?то унижали собственные родители, может потребовать от своего ребенка раболепного поведения, не допуская, чтобы он дерзил или даже просто отстаивал собственное мнение. Инфантильные родители могут требовать, чтобы ребенок скорее вырастал и начал выполнять взрослые обязанности и стал взрослым задолго до положенного ему срока — с тем, чтобы родитель мог оставаться избалованным ребенком.
Не всегда требования к ребенку вести себя фальшиво выражаются явно. Ребенок рождается по потребности своих родителей и борьба его за удовлетворение этой чуждой ему потребности, начинается буквально с момента рождения. Его могут заставлять улыбаться (чтобы выглядеть счастливым), нежно лепетать, махать ручкой на прощание, позже его могут заставлять сидеть или ходить, а еще позже добиваться успеха любой ценой — только для того, чтобы все видели, какой у них развитый ребенок. По мере того, как ребенок растет, требования, предъявляемые к нему становятся все более и более сложными. Его заставляют получать пятерки, убираться в доме, готовить обеды, быть тихим и нетребовательным, не говорить слишком много, говорить умные вещи, заниматься спортом. Он не обязан делать только одной–единственной вещи — быть самим собой. Тысячи происходящих между родителями и ребенком взаимодействий, которые отрицают первичные прирожденные и естественные потребности последнего, вызывают у него травму. Все эти действия значат для ребенка только одно — он не будет любим, если станет самим собой. Эти глубокие травмы я называю первичной болью (Болью). Первичная боль— это потребности и чувства, подавленные или отринутые сознанием. Они причиняют боль, потому что им отказано в выражении и удовлетворении. Вся эта боль сводится к следующему утверждению: Я не могу быть любимым и лишен надежды на любовь, если в действительности стану тем, кто я есть на самом деле.
Каждый раз, когда ребенка не берут на руки, каждый раз, когда на него шикают, когда его высмеивают, игнорируют или заставляют делать то, что ему не по силам, еще один дополнительный груз падает в хранилище боли. Это хранилище я называю первичным резервуаром травм или просто первичным пулом. Каждое добавление к резервуару делает ребенка более далеким от реальности и более невротичным.
Когда это насилие над системами реального восприятия и чувств накапливается, оно начинает сокрушать реальную личность. В один прекрасный день может произойти событие, не обязательно причиняющее травму само по себе — например, сотый привод ребенка к сиделке — которое сдвигает хрупкое равновесие между реальным и нереальным, и именно в этот миг ребенок становится невротиком. Это событие я называю первичной сценой. Это тот момент в ранней жизни ребенка, когда все прошлые унижения, отчуждения и лишения накапливаются до критического уровня, порождая смутное, но твердое понимание: «У меня нет никакой надежды, что меня полюбят таким, какой я есть». Именно теперь ребенок начинает защищаться от катастрофического понимания, расщепляясь в своих чувствах и тихо сползая в невроз. Это понимание не является осознанным. Более того, ребенок начинает действовать соответственно сначала в присутствии родителей, а потом и в других местах с другими людьми в той манере, какой от него ждут. Он говорит их словами и совершает их поступки. Он поступает и ведет себя нереально — то есть, не в соответствии со своими потребностями и желаниями. Через короткое время невротическое поведение становится автоматическим.
Невроз предполагает расщепленное состояние сознания, отчуждение человека от его истинных чувств. Чем грубее насилие, которое совершают родители, тем глубже пропасть между реальным и нереальным. Ребенок начинает говорить и действовать предписанным ему способом: не трогать свое тело в определенных местах (то есть, буквально это означает, что он не должен чувствовать свое тело), не выражать бурно восторг и не грустить, и так далее. Однако хрупкому ребенку расщепление необходимо как воздух. Таков рефлекторный (то есть, автоматический) способ, каким организм удерживает себя от безумия. Таким образом, можно сказать, что невроз — это защита от катастрофической реальности, призванная оградить от повреждения развитие и психофизическую цельность организма.
Возникновение невроза предполагает, что пациент становится не тем, кто он есть на самом деле, ради того, чтобы получить то, чего в действительности не существует. Если в отношении родителей к ребенку присутствует любовь, то ребенок остается тем, кем он на деле является, ибо любовь — это позволение оставаться самим собой. Таким образом, отпадает необходимость травматической потребности, которая и формирует невроз. Невроз может возникнуть оттого, что ребенка заставляют после каждой фразы произносить «пожалуйста» и «спасибо» в доказательство воспитанности родителей. Невроз может развиться и оттого, что ребенку не разрешают жаловаться, когда он чувствует себя несчастным, или плакать. Родители запрещают ребенку плакать, так как этот плач вызывает у них тревогу. Они могут, кроме того, заставлять ребенка подавлять гнев — «хорошие девочки не раздражаются; хорошие мальчики не спорят со старшими» — только ради того, чтобы показать, как ребенок их уважает. Болезнь может возникнуть также и тогда, когда ребенка заставляют что?нибудь делать против его воли, например, прочитать стишок на вечеринке или решать сложные абстрактные задачи. В какой бы форме это ни проявлялось, ребенок очень быстро начинает понимать, что от него требуется. Делай, что тебе велят, иначе… Будь таким, каким хотят, чтобы ты был, иначе — не будет любви или того, что сходит за любовь: улыбки, одобрения, подмигивания. Со временем требуемое действие начинает доминировать в жизни ребенка, жизнь превращается в набор ритуалов и заклинаний, произносимых в угоду родителям.
Расщепление в сознании происходит от понимания ужасающей безнадежности жизни без любви. Ребенок по необходимости отрицает и отвергает осознание того, что его потребность в любви не будет никогда удовлетворена, что бы он для этого ни делал. Он не может жить, зная, что его презирают, и что в действительности он никому не интересен. Для него невыносимо знать, что нет никакого способа сделать отца более снисходительным, а мать добрее. Единственное, что может сделать ребенок, чтобы защититься от этого ужаса — это выработать замещающие потребности, каковые и являются невротическими потребностями.
Давайте для примера рассмотрим ребенка, которого постоянно одергивают и оговаривают родители. В классе такой ребенок будет непрерывно болтать, чем вызовет нарекания со стороны учителя, во время перемены, на школьном дворе он будет непрерывно хвастать и бахвалиться, чем вызовет отчуждение товарищей. Позже, став взрослым, он будет испытывать непреодолимое стремление громко требовать чего?то такого же очевидно символического, как, например, требование накрыть «лучший стол» в дорогом ресторане.
