Аффект - Родионов Станислав Васильевич (читать книги регистрация .TXT) 📗
Да, последние метры самые тяжёлые. Рябинин тоже бегал на эти дистанции и Марину понимал хорошо. Но ведь последние метры и самые сладкие. Виден финиш.
«Поздравляю днём рождения сто семьдесят четыре поцелуя Марина».
Рябинин представил, как ломала голову телеграфистка: почему сто семьдесят четыре? И всё-таки длинные разлуки бесчеловечны — второй день рождения врозь. Много ли их отпущено человеку-то, этих дней рожденья…
«Николай, видела тебя сегодня во сне. Бывают такие сны, что ничего отчётливого нет, а просыпаешься от страха или грусти. Было твоё лицо, где-то в траве или кустах. Ты смотрел на меня, и всё. А мне сделалось тяжело-тяжело. И весь день сегодня тяжёлый. Иногда мне кажется, что я отношусь к женщинам, которые больше любят думать и мечтать о счастье, чем держать его в руках. А ведь главное-то удержать, да цепко, как мы держим, например, сберегательную книжку или мужа. Не о том пишу, Николай… Настроение у меня сегодня болотное… Кстати, оставляешь ли ты себе денег? Последний перевод получила…»
Чудесное сравнение: держать счастье цепко, как сберегательную книжку. Эта молодая Марина ещё не знала, что у счастья есть гениальнейшее свойство: уходить от людей, которые с одинаковой цепкостью держат и его, и сберегательные книжки. Но сейчас Рябинина интересовала только одна сторона — любовная. И, видимо, зря, потому что конфликт мог вспыхнуть и на материальной почве.
«Николай, а помнишь тот день, тот вечер и ту ночь, когда ты впервые положил руки на мои плечи. Я тогда так устала. Мы ходили в кино, бродили по городу, катались на лодке… А когда ты прикоснулся, я сразу потеряла остаток сил. Ты нёс меня. Потом твои губы ну прямо бегали по моему телу, а когда коснулись живота и побежали…»
Рябинин воровато оглянулся в своём одиноком кабинете. Следователь имеет право читать любую переписку. Даже секретную, даже интимную. И всё-таки ему стало не по себе, словно без стука распахнул незапертую дверь, за которой вскрикнула женщина. Однажды в бассейне он вылез из воды и прямёхонько протопал в женскую раздевалку — визг девушек ударил по ушам. В него даже бросили губкой. Потом долго объяснялся, что без очков не видит — минус девять. Вот и сейчас — как заглянул.
Рябинин сложил письмо — всё ясно и так. Никаких ссор и никаких размолвок. Вот только последнее письмо…
«Последнее письмо, Николай. Всё, больше не пишу, да и дойти не успеет. Теперь считаю часы. Я буду стоять в аэропорту не с толпой, а в стороне. А вдруг ты забыл моё лицо? Знаешь, в чём я буду? Если прохладно, то на мне увидишь шерстяной синий костюм; в нём я, как королева. Если пойдёт дождь, то буду без зонтика, с непокрытой головой, в голубом плаще (мне же идёт синее и голубое). А если будет тепло, то надену своё любимое, красное. Буду краснеть в стороне от толпы, как пышная пиониха…»
А он её ударил кулаком в лицо.
5
Когда Марина Вересова вошла в кабинет, Рябинину захотелось, чтобы она поскорее села. При ней ему лучше не вставать.
Он стеснялся женщин, которые были выше его ростом, а таких женщин с каждым годом появлялось всё больше. Они царственно шли навстречу — молодые, в макси, и от этого совсем уходящие в небо, — и никому не уступали дорогу по праву молодости и акселерации. Тогда Рябинин злился, ибо не терпел спеси. Да и чем гордятся: телом. Ему казалось неестественным, когда женщина выше мужчины, и в этом он видел забавы природы, которая пошучивает от нечего делать.
— Садитесь, — предложил он.
Но и сев, Вересова была повыше его. Рябинин распрямился, подтянулся, нагоняя миллиметры.
— Ну, причину вызова знаете, — констатировал он.
Вересова чуть шевельнулась.
Обрисовала себя она в письмах правильно. Рост и для мужчины приличный. Тёмные глаза и синие веки. Парик теперь носила — кудлатый шатёр нежно-жёлтого цвета, раздёрганный ветрами. Лицо крупное, немного полноватое, с белой припудренной кожей. И грудь, на которую смотрели мужчины и на которую мельком глянул следователь.
— Спрошу вас о том, о чём уже спрашивали.
Рябинин предупреждал не зря. Люди частенько удивлялись повторному вызову, не зная, что у каждого следователя свой метод и свой стиль. Нужно лично высмотреть и выслушать, на час-другой сделаться рентгеном и радаром. И ещё Рябинин хотел знать, как она относится к вызову не в милицию, а уже в прокуратуру.
— Спрашивайте-спрашивайте, — торопливо согласилась Вересова.
Новый вызов её не удивил. Она сочла его естественным. Почему же? Сказала неправду и поэтому ждала повторного допроса? Или же следователь в милиции открыто усомнился в её показаниях, и она опять-таки ждала?…
— Почему муж вас ударил?
— Мне кажется, что от нервного перенапряжения, — быстро ответила она: была готова.
— От какого перенапряжения?
— Большой перелёт, не спал, меня не видел два года…
— От радости, значит, — усмехнулся Рябинин.
Она усмешку не приняла, наивно рассматривая следователя. Неужели и вправду думает, что можно ударить от перенапряжения? Зря он спросил сразу про удар — нужно было поговорить о том, о сём, чтобы составилось о ней представление. Впрочем, он читал письма.
— Вы копаетесь, будто произошло убийство.
Вересова брезгливо сморщила губы, показывая, какими пустяками занимается следователь.
— Ударили человека, — заметил Рябинин.
— Ударил-то кто? Муж.
— Бить и мужу нельзя.
— Да мало ли какие бывают неприятности в семье…
— Какие же были у вас? — Рябинин так и подался вперёд к её крупному белому лицу.
— Никаких, — ничуть не смутилась проговоркой Вересова. — Я имею в виду семьи вообще.
— У вас… была… ссора?
— Нет, — чуть стихая, ответила она, удивлённая его странно-рубленым вопросом.
Рябинин помолчал. Ему было о чём спрашивать, но он боялся, что в вопросах проскользнёт осведомлённость о её письмах.
— Расскажите подробно, как встретились.
Она вздохнула и слегка подобралась, насколько это было возможно при её пышноватом теле.
— Обычно. Подошёл с рюкзаком к проходу. Я стою, жду…
Рябинин чуть не спросил: «В красном платье, как пиониха?».
— Подошёл, мы обнялись, что-то друг другу сказали…
— Что?
— Уже не помню. Ничего не значащие слова, какие говорят при встречах.
— Поцеловались?
— Разумеется.
Разумеется. Вот этого Рябинин и не понимал. Он пытался хоть в чём-то найти ненормальность, нетипичность, необычайность этой встречи; изучал её, как ювелир драгоценный камень, — нет ли трещинки. Трещинок не было. Даже царапинки не заметил. Они поцеловались, как все нормальные люди. Казалось, что эти два события — встреча и хулиганство — ничем не связаны, словно в них участвовали разные люди.
— Он был пьяным?
— Возможно.
— Неужели не заметили?
— Разве в такие минуты замечаешь…
Кажется, она и теперь ничего не замечала — её взгляд скользил чуть повыше плеча следователя и уходил из кабинета, потому что за плечом было огромное окно — витраж. Видимо, она что-то рассматривала на улице. Нет, смотрела вверх, на крыши, где ничего быть не могло, кроме телевизионных антенн. Рябинину захотелось обернуться, но он утерпел.
— Дальше.
— Мы отправились искать такси. Стоянка далеко, нужно пройти весь аэропорт. Зашли в зал ожидания…
— Зачем?
— Я захотела пить.
— Ну? — удивился Рябинин: удивился всерьёз, а не нарочито, как он иногда делал, чтобы показать абсурдность сказанных слов.
— А что? — осторожно спросила она.
— Прилетел муж, а у вас нестерпимая жажда?
