Клок-Данс - Тайлер Энн (мир книг TXT) 📗
Медичка вернулась в кабинет и притворила дверь, загасив коридорные звуки, но было слышно, как оркестр начал репетицию. Блин. Уилла обожала оркестр. Музыканты разучивали «Пляску девушек плавную» Бородина. Начальные ноты звучали тихо, неуверенно и даже неразборчиво (как-то слабо, на взгляд Уиллы), но потом мелодия «Странника в раю» [2] крепла, лоботрясы проникновенно выводили «Возьми мою руку, я карманник в строю», и тогда мистер Бадд стучал дирижерской палочкой по пюпитру. Он очень красивый: длинные золотистые кудри, бугры мышц. Прямо рок-звезда. Если я займу первое место в торговле батончиками и заслужу обед с мистером Баддом, думала Уилла, я же от волнения двух слов не свяжу. Ей уже почти расхотелось побеждать.
Оркестр смолк и начал сызнова. Опять тихое вступление, опять «возьми мою руку…», но теперь громче и увереннее.
– Мама будет дома, когда мы придем из школы? – спросила Элейн. Она убрала руку с лица и беспокойно хмурилась.
– Конечно, – обнадежила ее Уилла.
Однако в автобусе она сказала Соне, что не зайдет к ней после уроков.
– Я должна присмотреть за сестрой, – прошептала Уилла, не желая, чтоб ее слышала Элейн, опять одиноко сидевшая через проход от них.
Не понять, есть ли кто-нибудь в доме. Окна не горят, но ведь еще светло. В палисаднике трава пожухла, от холода листья на кусте рододендрона свернулись в тугие сигары. Под курткой Уилла нащупала ключ. Можно, конечно, сперва позвонить в дверь, но не хотелось расстраивать Элейн напрасным ожиданием отклика.
В прихожей стояла тикающая тишина. Над батареей в гостиной чуть колыхались занавески, и больше никакого шевеленья.
– Ее нет, – сдавленно проговорила Элейн.
Уилла бросила портфель на кушетку.
– Дай ей время.
– Но мы уже дали ей время! Мы дали ей целую ночь!
«Время, чтоб одуматься», – говорил отец. Бывало, мать на него орала и топала ногами, или залепляла пощечину Уилле – ужасно больно и стыдно, когда при всех тебя бьют по лицу, – или трясла Элейн, точно тряпичную куклу, и так вцеплялась в свои волосы, что они еще долго стояли торчком. Потом мама уходила и дом заполняла потрясенная тишина.
– Ничего, ей нужно капельку времени, чтоб одуматься, – невозмутимо говорил отец. – Она переутомилась.
– Другие тоже переутомляются, но так себя не ведут, – однажды сказала Уилла.
– Понимаешь, она очень нервная.
Уилла поражалась его всепрощению. Сам он никогда не выходил из себя. Не припомнить даже, чтоб он повысил голос.
Жалко, что отца нет дома. Обычно он приходит к четырем, но сегодня вряд ли – он же без машины.
– Хочешь перекусить? – спросила Уилла. – Как насчет молока с печеньем?
– Ну, печенье, пожалуй.
– Без молока нет печенья.
Так всегда говорила мама, и сейчас Уилла подражала ее веселой певучей интонации. Во всяком случае, пыталась.
В кухне она поставила на стол стакан молока, рядом положила две штучки «Орео». Самой есть не хотелось, потому что в горле как будто застрял комок. Уилла взяла брошенный на кушетку портфель и села в столовой, где обычно делала уроки. Через минуту напротив нее устроилась Элейн с печеньем, но без молока. Первоклашкам на дом ничего не задавали.
– Дать тебе раскраску? – спросила Уилла.
Элейн только помотала головой.
Уилла решила не обращать на нее внимания. Она раскрыла задачник по математике, но все время чувствовала на себе взгляд Элейн и временами слышала, как та, словно мышка, хрустит печеньем.
Когда Уилла взялась за вопросы по истории, сестра уже расправилась с печеньем и теперь просто сидела, порой глубоко вздыхая. Уилла притворилась, будто этого не замечает. Потом зазвонил телефон.
– Я отвечу! – Элейн кинулась в кухню, но Уилла ее опередила и сама цапнула трубку:
– Алло?
– Привет, милая, – сказал отец.
– Привет, пап.
– У вас все в порядке?
Она поняла, о чем он спрашивает, но сказала:
– Ага. Я делаю уроки, Элейн только что поела.
Пауза.
– Ладно, я уже скоро. Жду, когда Дуг Ло закончит классное собрание.
Значит, его подвезет мистер Ло. Это лучше, чем миссис Беллоуз, которая иногда засиживалась на работе до шести-семи вечера.
– Хорошо, пап.
– Приготовьтесь к лучшим в мире горячим бутербродам с сыром.
– Ладно. – Уилла повернулась к сестре, не сводившей с нее глаз: – Сказал, скоро приедет.
Элейн испустила очередной вздох.
Уилла оглядела кухню: горы грязной посуды на столешнице и в мойке, на столе нетронутый стакан молока.
– Надо все перемыть, – сказала она. – Поможешь мне? Я мою, ты вытираешь.
– Хорошо! – обрадовалась Элейн. Обычно посуду мыла мама, а вытирала Уилла. – Дашь мне фартук?
– Конечно.
Чтобы мамин фартук не волочился по полу, Уилла подвязала его сестре под мышки. Потом наполнила горячей водой оба резервуара мойки и подставила к столешнице табуретку для Элейн. Затем вымыла первую тарелку и, ополоснув, поставила в держатель, откуда Элейн ее осторожно вынула и принялась тщательно вытирать, на что ушла целая вечность. Ладно, спешить некуда, рассудила Уилла и сама резко сбавила темп. Покончив с посудой, она протерла все столешницы и плиту, стакан с молоком убрала в холодильник.
– Молодец я? – спросила Элейн, расправившись с последней тарелкой.
– Еще какая молодец, Лейни, – сказала Уилла.
Оказалось, хозяйничать не так уж плохо. А если они так и будут жить втроем? А что, на пару с отцом они справятся легко. Оба любят порядок и систему. И если вдруг мама вернется, она удивленно охнет, оглядится и скажет: «У вас получается даже лучше, чем у меня».
– Знаешь что? Давай-ка приготовим десерт.
– Десерт? – Элейн улыбнулась во весь щербатый рот и огладила фартук. – А какой?
– Кекс или, может, пудинг. Шоколадный.
– Здорово! А ты знаешь, как его готовить?
– Где-нибудь есть рецепт.
Идея все больше нравилась. Десертов у них не бывало. Уилла всегда завидовала Соне, в чьем доме каждый ужин заканчивался десертом. Отец очень любил шоколадный пудинг. А еще французский шоколадный пирог, но там наверняка морока с корочкой.
– Папе ничего не скажем, а в конце ужина подадим пудинг на стол. Вот он удивится! – Уилла подставила табуретку к полке, на которой стояли мамины поваренные книги. – «Кухня новобрачной». Тут, наверное, самые простые рецепты.
Уилла сняла книгу с полки и раскрыла на столешнице. Элейн встала рядом, следя за сестриным пальцем, путешествующим вниз по оглавлению.
– Шоколадный кекс, шоколадное молоко… шоколадный пудинг. Двести шестьдесят первая. – Уилла открыла нужную страницу. – Сахар, какао-порошок, соль… в равных частях… ваниль… угу… кукурузный крахмал. – Она не знала, как выглядит кукурузный крахмал, но подошла к шкафчику, в котором мать хранила муку и прочее. Крахмал нашелся. Уилла поставила коробку на столешницу.
– Можно я буду размешивать? – заволновалась Элейн. – Можно?
– Валяй.
Элейн пока еще не имела доступа к плите, поэтому кастрюлю со всеми ингредиентами Уилла поставила на кухонный стол. Сестренка размешивала рьяно, брызги летели во все стороны, но кукурузный крахмал и какао-порошок почему-то слиплись кусками.
– Молодчина, Лейни, – похвалила Уилла сестру и, перенеся кастрюлю на огонь, принялась помешивать сама.
Но удача не сопутствовала и ей. Куски остались даже после того, как месиво, выглядевшее молоком, в которое бросили бурый гравий, запузырилось по краям.
– Ну как там? – спросила Элейн. Ей не хватало росту заглянуть в кастрюлю. – Получается пудинг?
Уилла промолчала и прибавила огонь; месиво едва не перелилось через край, но она успела переставить кастрюлю на незажженную конфорку. Гравий, однако, не исчез.
– Ничего не понимаю. – Уилла выключила горелку, полыхавшую темно-красным пламенем, и уставилась в кастрюлю.
– Что там, что? – наседала Элейн.
– Я не…
Из гостиной донесся голос отца:
– Привет!