Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном - Сеттерфилд Диана (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
– Я плачу самую высокую цену, но вы обязуетесь не продавать свой товар никому другому. Никому, запомните.
После этого Беллмен занялся составлением каталога товаров. Он объявил конкурс среди студентов художественных академий на лучшие эскизы надгробных памятников, и вскоре многие явились в его офис со своими работами. Там были срезанные античные колонны, классические скульптуры с обнаженными торсами и отсутствующими конечностями, малые архитектурные формы на любой вкус. Беллмена прежде всего интересовало умение авторов точно и доходчиво передать зрителю максимум информации, располагая минимумом пространства. Следующим критерием была способность быстро и надежно выполнять заказы.
Он отобрал троицу таких студентов, и те, работая в основном по вечерам и выходным дням, создали более двух сотен различных орнаментов для гробов и погребальных аксессуаров. Гробы предполагалось выпускать как деревянные, так и освинцованные либо покрытые другими металлами; с ручками и замками всевозможных конфигураций, медными или посеребренными; с обивкой из шелка, бархата или атласа, как узорчатой, так и простой; с выгравированными на крышках лилиями, листьями плюща или свернувшейся кольцом змеей – символом бесконечности.
Две седовласые сестры с очень длинными пальцами и загадочными улыбками сочиняли душещипательные эпитафии. В особом разделе каталога некоторые рисунки повторялись с деликатными изменениями, позволяющими использовать их для детских захоронений. Здесь парочка сестер превзошла самих себя, а загадочность их улыбок при вручении этих текстов Беллмену достигла пределов возможного. Все рисунки с подписями были отпечатаны на бумаге высшего качества и снабжены добротным переплетом. Получившийся в результате альбом-каталог сам по себе являлся чудом траурной полиграфической красоты.
Прейскурант, отпечатанный на отдельном листе, был вложен в специальный кармашек на третьей странице обложки – в порядке ненавязчивого дополнения.
Порой Беллмен дивился самому себе.
«Теперь я могу спать когда и где угодно!» – порой думал он среди ночи, переворачиваясь на другой бок и поправляя простыни, прежде чем снова провалиться в сон.
И это было правдой. Путешествуя по стране, он останавливался в захудалых придорожных гостиницах, укладывался на жесткий соломенный тюфяк и спал так же сладко, как спит декоративный шпиц на шелковой подушке. А в лондонской квартире его сон нисколько не тревожил несмолкающий шум за окнами. Даже в карете на ухабистой сельской дороге он мог закрыть глаза и тут же задремать, давая отдых своему переутомленному мозгу.
И только в Уиттингфорде, в собственной постели, его мучила бессонница.
Он имел привычку засыпать на левом боку. В прежние времена это подразумевало наличие Розы у него за спиной. Ночью он слышал ее дыхание. Иногда она придвигалась ближе к нему, чтобы согреться, и ее прикосновение ненадолго прерывало его сон. И теперь, когда она была мертва, он продолжал ощущать ее присутствие у себя за спиной.
Он пытался уснуть на правом боку и на спине. Он ложился на другую половину кровати. Он убрал старую кровать в другую комнату, а в спальню поставил новую. Он устроил спальню в другой комнате. Ничего не помогало. Ему чудилось прикосновение ее пальцев, простыня обнимала его, будто ее рука, легкое дуновение воздуха казалось ее дыханием.
Вот и в эту ночь заснуть не удалось. Он встал с постели и подошел к окну. Небо было почти черным, но вдали лунный свет серебрил шпиль церкви. В точно такую же ночь он очутился на кладбище и говорил с Блэком, а вокруг виднелись темные контуры тисов и разверстые могилы, ждущие своих покойников. Одна из них могла стать могилой Доры, подумал он.
Разъезжая по стране на поездах и в дилижансах – нынче в Лондоне, завтра за сотню миль от столицы, – он легко держал свои мысли в узде; но один лишь вид Уиттингфорда, с этим пронзающим луну церковным шпилем, выталкивал на передний план то, что было упрятано в самых глубинах его подсознания.
Он заключил сделку с Блэком, и Дора выжила.
Возможность того, что два этих события связаны, очень тревожила Беллмена. Во время болезни Доры он находился в подавленном состоянии и не мог мыслить здраво. Он сам это признавал. Позднее чувство огромного облегчения заполнило все его существо, не оставив места для прочих мыслей. А потом началась эта эпопея с фирмой «Беллмен и Блэк».
Однако в ночи, подобные этой, недодуманные мысли возвращались, чтобы терзать его с новой силой. После сделки с Блэком на кладбище его умиравшая дочь чудесным образом вернулась к жизни. Сейчас, когда отношения Беллмена со смертью перешли на профессиональный уровень, ему нравилось думать, что спасение дочери явилось своего рода привилегией, вытекающей из этих особых отношений. Но достаточно было взглянуть на Дору – как она, худая до прозрачности, в прикрывающем голый череп кружевном чепчике, медленно ковыляет по комнатам, опираясь на трость, – и возникало подозрение, что смерть вовсе не отступила, а всего лишь взяла паузу.
Каковы же были условия сделки? Неоднократно он пытался это вспомнить, но ничего не выходило. Быть может, безуспешность этих попыток объяснялась тем, что никакой сделки и не было? Что, если он получил доходную идею и жизнь дочери в порядке аванса, а сам договор так и остался несогласованным? Тогда эта идея и эта жизнь могли быть отняты в любой момент, без предварительного уведомления. И, не имея на руках контракта, он не знал, что надо сделать во избежание этого.
Беллмен отвернулся от окна и опустил шторы. Он не хотел, чтобы луна заглядывала в его дом, высвечивая то, что было ему дорого, указывая на его главное сокровище. Уж лучше спрятать любовь к своему ребенку под покровом тьмы, чем выставлять ее напоказ. Пожалуй, для всех причастных к этой истории будет лучше, если он сохранит дистанцию. Как птица намеренно привлекает внимание хищников, чтобы увести их от своего гнезда, так и он должен держаться подальше от дома, таким образом предохраняя дочь. И чем больше будет преуспевать фирма «Беллмен и Блэк», тем меньшей опасности будет подвергаться жизнь Доры.
8
За всеми этими делами Беллмен не упускал из виду строительство магазина. В перерывах между поездками на север, юг, восток или запад страны он посещал Лондон, чтобы взглянуть, как продвигается работа.
В Лондоне у него был офис, расположенный неподалеку от строительной площадки, и он из окна кабинета мог наблюдать за ростом здания, камень за камнем поднимавшегося над уровнем земли. В этом кабинете Беллмен проводил совещания со своими помощниками, главным из которых, фактически его правой рукой, был человек по фамилии Верни. Он имел такие же мягкие белые руки, что и толстяк, некогда рекомендованный архитектором и забракованный Беллменом. Когда Верни делал вычисления в уме, его мясистые пальцы исполняли в воздухе подобие стремительных балетных па, напоминая манипуляции фокусника, а когда подсчет был окончен, он потирал ладони и выдавал ответ с безукоризненной точностью. В цифрах он не ошибался никогда, и Беллмен уже сейчас платил ему полный оклад, хотя до открытия магазина работы у Верни было не так уж много.
А в этот день у него была встреча с Фоксом. Когда Беллмен находился в Лондоне, они часто общались по разным рабочим вопросам. На сей раз главной темой были двери.
За минуту до назначенного времени Беллмен из окна увидел, как Фокс покидает строительную площадку. Он двигался в сторону офиса энергичной походкой, которую, сам того не сознавая, перенял у Беллмена.
– Войдите! Ну, как дела на стройке? К пятнадцатому мая закончите?
Беллмен каждую их встречу начинал с этого вопроса.
– Все будет сделано к пятнадцатому мая, – заверил Фокс. – Чертежи дверей главного входа переданы мистеру Дикину. Он обещал привлечь к этой работе своего лучшего мастера. Боковыми и задними входами тоже занимаются его люди.
Беллмен кивнул:
– Сегодня я хотел поговорить о внутренних дверях. Представьте, что это не магазин, а театр. Зрители – то есть покупатели – не должны слышать, что происходит за сценой. Вы не забыли о пробковом покрытии для дверей, ведущих из зала в коридоры?
