Куда он денется с подводной лодки - Труш Наталья Рудольфовна (книги без регистрации .TXT) 📗
Тетя Соня смотрела на Баринова внимательно, так что ему стало немного не по себе. Но глаза у нее улыбались, и его наконец, что называется, отпустило.
В квартире беспрестанно звонил телефон, и Софья Гавриловна, руководившая сервировкой стола и восседавшая в кресле у телефона, неизменно чеканила в трубку:
– У аппарата! – и дальше менялась в лице, расплывалась в улыбке, кивала головой, приговаривая посекундно: «...И мы вас, и мы вас...» – а потом брала слово и выступала по полной программе, да так, что после пятого раза Баринов запомнил ее коронное поздравление чуть не наизусть: «...Чтобы в будущем годе было с кем и было где!» – неизменно заканчивала свой спич Софья Гавриловна и со стуком водружала трубку телефона на место.
У Баринова уши краснели, а Тося неизменно заглядывала в комнату и укоризненно говорила:
– Мамуль! Ты выражения выбирай!
– А что я сказала? – притворно удивлялась тетя Соня, посмеиваясь в жесткий воротник нарядной кофточки. – Ты ханжа, Тоська! Нормальные стишата для близких людей и ничего такого личного! Илья, деточка! Вы не смущайтесь уж так вот! Ингуська с Тоськой внимания не обращают, и Игорешка привык. И вы привыкайте!
Илье было хорошо в этом доме. Как в семье. И он впервые за все время с момента встречи с Ингой подумал, что у них действительно все будет хорошо. Уже без всякого вопроса в конце фразы. Просто хорошо – и все.
Потом пришли родственники Кузнецовых – Тосин двоюродный брат Валера со своей половинкой – краснощекой и упитанной, как колобок, женой Валей. Все долго знакомились и представлялись друг другу.
Тося всех быстро пристроила к делу: кого чистить картошку на кухне, кого нарезать треугольничками хлеб, кого протирать фужеры.
Софья Гавриловна придирчивым взглядом окинула праздничный стол. Все было красиво: и скатерть новогодняя с вышитыми по углам колокольчиками, и серебристые свечи в старинном подсвечнике посреди стола, и поигрывающие радужными бликами на изломах хрустальные фужеры, и тонкостенные рюмки.
– А стаканы? – Софья Гавриловна фыркнула. – Тось, а морс наливать в чашки, что ли, будешь? Вот кровь крестьянская! Пойдемте, Илюшенька, в мою комнату, надо достать парадные стаканы.
Тяжелые – парадные – стаканы и высокий красивый кувшин в комплекте с ними стояли на стеклянном старинном подносе на верхней полке в серванте.
– Вот там, деточка, – показала Софья Гавриловна Илье на самый верх, – только доставайте аккуратно, там пыли полно! И табурет вот возьмите, а то свалитесь, и красоту мою перебьете, и себе шишку поставите.
Илья скинул тапочки. Одной ногой он уже стоял на табурете, а смотрел не на хрустальный сервиз, а на старое фото в рамочке под стеклом.
– Ну, что ж вы застряли-то, деточка? – подтолкнула его Софья Гавриловна.
Баринов машинально поднялся на табурет, не глядя на стаканы, пошарил по серванту, сдвинул с места поднос и мягкую подушку пыли. Чихнул и едва не упал с табурета. Стаканы подвинули на подносе кувшин, все хрустальное семейство нарядно дзинькнуло, словно чокнулось за праздничным столом. Баринов поставил добычу на табурет и снова посмотрел на фото в рамочке.
– Это... – промычал он.
– Это? Это мой друг, деточка. – Софья Гавриловна посмотрела на снимок, на Илью Баринова, снова на снимок под стеклом. – А вы... знакомы?
Батя... ...Софья Гавриловна села на свою высокую кровать, украшенную по старинке подушками-думочками всех размеров.
– Ты... Илья... Баринов???
Баринов кивнул.
– И родился в Большом Логе?
– Там, да...
Софья Гавриловна хватала воздух и держалась рукой за сердце.
– Вам плохо? – Баринов ринулся к двери.
– Нет-нет, деточка, нет, не надо никого звать... Мне хорошо. Сейчас справлюсь. Садись вот тут. Вот тут, рядом.
Баринов присел на краешек кровати. Софья Гавриловна взяла его руку и качала ее, как ребенка.
– Радость-то, радость-то какая, деточка! Так не бывает! Я и мечтать не могла, что Санечкин сын и моя Ингушка – вместе. Она хорошая, очень! Ты ее не обижай! Любит она тебя. Всегда любила. И я твоего отца очень любила. Вот... Потому он у меня тут... – Софья Гавриловна внимательно посмотрела на Баринова. – А вы очень похожи. Очень. С Тосей.
– Почему с Тосей? – Баринов уже смутно догадывался о происхождении Тоси Кузнецовой, но было это все как в кино каком-то. Он, кажется, даже видел такое. У него не было времени все осмыслить и понять. Баринов покрутил головой. Яснее в ней не стало.
Приоткрылась дверь в комнату, заглянула Тося:
– Мам, до Нового года час, а вы...
– Заходи, дочка! Поговорить надо.
– Мам!
Софья Гавриловна жестом остановила ее и показала рукой: двери прикрой.
– Туська, никогда б не стала ничего тебе рассказывать, кабы не судьба такая, что сама в дом пришла.
– Мам, ты о чем, а?
– Садись. Вот тут, рядом со мной.
Тося присела по другую сторону от матери. Та взяла ее руку и руку Баринова, вложила одну в другую, накрыла своей ладонью.
– Туська, вот тебе брат твой, Илья. Ты сейчас сильно меня не расспрашивай ни о чем, потом-потом. Ошибки нет – отец у вас один. Вот он, Александр Михеевич Баринов. – Софья Гавриловна кивнула на сервант, за стеклом которого в фоторамке улыбался любимый ее «адмирал».
Тося смотрела во все глаза на Илью. Она теперь поняла, что ее так кольнуло, когда она увидела его сегодня рядом с Ингой. Что-то знакомое увидела она в нем. А оказывается, себя.
– Похож. На меня похож. – Тося улыбнулась Илье. Не как Ингиному мужчине. По-другому.
Когда они ввалились в кухню с совершенно глупыми улыбками на счастливых лицах и наперебой стали рассказывать присутствующим историю своего «братания-сестрения», у присутствующих случился легкий шок. В чувство всех привела тетя Соня, скомандовала срочно отправляться за стол, чтобы до наступления Нового года успеть проводить старый.
Сели. Игорь откупорил бутылку шампанского. Аккуратно хлопнула пробка, и пенный напиток кудрявой бородой повис на горлышке бутылки. Тем временем на экране телевизора появился президент.
– Валерик, деточка, – обратилась к племяннику тетя Соня, – а открой-ка, будь добр, бутылочку водочки, чтоб уж совсем по-русски!
– Мам! Что это с тобой? – Тося вопросительно посмотрела на мать.
Валерий скрутил пробку с бутылки водки и спросил у своей чудаковатой тетки:
– Теть Сонь, водку, что ль, будешь пить? Ну ты даешь, тетушка!
– Не зубоскаль! Рюмочку вот наливай.
Она поставила рюмку посреди стола. Потом подумала, как будто в чем-то сомневалась, и накрыла ее кусочком хлеба.
– Вот, хоть и не по-праздничному, но сегодня так нужно. – Куранты начали отбивать последнюю минуту уходящего года. – Светлая память «моему адмиралу» – Александру Михеевичу...
Илья Баринов вздрогнул и поднял глаза на Софью Гавриловну:
– Как «светлая память»?!! Отец жив...
Глава 5
Проводы Сонечки Кузнецовой на Север были долгими и слезными. К этому событию Сонечка готовила семью заранее, задолго до того, как влезла в вагон поезда и спрятала под полку легкий чемоданчик с нехитрыми пожитками.
Сначала она узнала все о том, как можно завербоваться на работу в район Крайнего Севера, потом писала письма с обратным адресом: город Ленинград, Главпочтамт, до востребования, Кузнецовой Софье Гавриловне, чтобы дома никто случайно эти письма не мог получить.
Она упорно искала себе работу в далеких краях, где, по слухам, можно было легко заработать на безбедную жизнь. Называлось это – «поехать за длинным рублем». Но для Сони не только деньги были главным во всей этой затее: своим отъездом она хотела хоть как-то решить жилищный вопрос.
Когда-то большая семья Кузнецовых жила в огромной квартире на Старо-Невском с высоченными, что особенно ценилось тогда в Ленинграде, пятиметровыми потолками. В двух комнатах из пяти были большие камины с изразцами, настоящие, рабочие. Потолок украшала лепнина, затейливыми вензелями которой восхищались все приходящие в их дом гости. А паркет! Наборный паркет из различных пород дерева представлял собой произведение искусства – настоящий деревянный «ковер» под ногами. Сонечкина мама, сколько жива была, постоянно тот паркет вспоминала. «Хлопот с ним было – хоть отбавляй, – рассказывала она. – Но красота необыкновенная! Поэтому и берегли мы его, а натирание паркета было особым ритуалом, для проведения которого приглашали лучших мастеров!»
