Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!» - фон Риббентроп Рудольф (е книги .txt) 📗

При моем вступлении в должность Адольф Гитлер кратко проинформировал меня о политическом положении в целом. Он сказал мне, что Германия благодаря созданию вермахта и занятию Рейнской области завоевала для себя новую позицию. Она вновь вошла в круг равноправных наций, и теперь настало время привести к решению определенные проблемы — проблемы, которые могут быть урегулированы только при помощи сильного вермахта, хотя ни в коем случае не через его задействование, но благодаря лишь только его наличию. «Страна, — так он выразился, — не являющаяся сильной также и в военном отношении, не может проводить никакой внешней политики вообще». Мы насмотрелись этого в течение прошедших лет вдоволь. Теперь нашим стремлением должно быть установление ясных отношений с нашими соседями. Четырьмя проблемами, которые он мне назвал, являлись Австрия и Судеты, Мемель и Данцигский коридор. Моя задача заключалась в том, чтобы помочь ему в дипломатическом решении этих проблем» [171].

Пожалуй, не явилось случайностью — даже если внешним поводом послужил так называемый кризис Бломберга — Фрича [172] — то, что отец был назначен министром иностранных дел через четыре недели после представления своего отчета, который можно было, собственно, обозначить как меморандум о внешнеполитическом положении рейха. Отчет подводит ясный итог «безуспешной» — в смысле Гитлера — деятельности отца при «дворе Сент-Джеймс», трезво разбирая последствия для будущей немецкой внешней политики. Концепция немецкой внешней политики, обеспеченная оборонительная позиция в Восточной Европе по отношению к Советскому Союзу и, вместе с тем, «локализация» большевизма с подстраховкой Великобритании, казалась ко времени назначения отца, по всей очевидности, трудно реализуемой. Ничего не оставалось, кроме как дальше укреплять позицию рейха в Центральной Европе в надежде в конце концов убедить английское руководство в том, что «in the long run» будущее мировой империи было бы все-таки лучше обеспечено в союзе с рейхом, чем через возобновление конфронтации.

Я еще раз процитирую отца:

«Целью немецкой внешней политики было убедить Англию, что при выборе между возможным по стечению обстоятельств союзом (Германии) против Англии и германо-английским союзом последний был бы (для Англии) предпочтительным курсом» [173].

Можно, как уже упомянуто, добавить: «…предпочтительным курсом именно для британской империи был бы» и дополнить: «…что доказала история!» Нам удастся продемонстрировать, что эта концепция безусловно имела шанс осуществиться. Мы покажем далее, какая держава и ее ведущий государственный деятель успешно помешали этому на погибель Британской мировой империи.

Гитлер хотел использовать мнимое, лишь в пропагандистских целях раздутое превосходство в вооружении, и также временный паралич Советов в результате «чисток» Сталина не для ведения войны, а наоборот, для достижения ревизий, к которым он стремился, без применения силы оружия. Это было бы, как он заявил в ноябре предыдущего года, возможно в случаях Австрии и Чехословакии. Темп, который ему теперь пришлось взять, явился следствием английской политики, явно уклонившейся от немецких попыток к сближению.

Так называемый «Worst-Case-Scenario» является методом выработки решений в организации и управлении производством. Он означает то, что при каждом решении нужно проиграть соответствующее неблагоприятнейшее стечение обстоятельств. Этому методу необходимо всегда следовать при принятии важных решений. Если бы германское руководство в начале 1938 года обсудило положение рейха по этому методу, оно скорее всего пришло бы к следующему результату:

• Великобритания стремится выиграть время, с тем чтобы довести до конца вооружение и пропагандистски подготовить необходимые в демократии внутриполитически-психологические предпосылки для возможного курса на конфронтацию с рейхом.

• То же самое относится и к французскому правительству с дополнением усилий по мобилизации против рейха союзов «Малой Антанты».

• Пакт Франции с Советским Союзом (заключенный уже в 1935 году) являет собой массивную угрозу для рейха, обостренную вовлечением в пакт Чехословакии и внутренне присущей ему «автоматикой».

• Советский Союз, так сказать, «per definitionem» заклятый враг рейха. Имперское правительство должно считаться с тем, что в подходящем случае он присоединится к противникам Германии, чтобы распространить на запад, возможно насильственно, сферу своего влияния в Европе.

• США принимают все более активную роль в мировой политике. «Карантинная речь» от ноября 1937 года не оставляет никаких сомнений в том, против кого будет направлена внешнеполитическая активность США.

Взвесив все это, Гитлер должен был бы исходить из опасности когда-то, возможно, быть принужденным могущественной коалицией этих держав к для него неприемлемым, вероятно, угрожающим рейху решениям. Эта до предела пессимистичная оценка обстановки имела совершенно реальную основу, хотя Гитлер, заметьте, до начала 1938 года не предпринял ничего, что смогло бы нарушить пресловутое «равновесие» в Европе.

Окончание «второго раздела Германии»

Однажды ночью я был снова разбужен «дежурным воспитателем», позвавшим меня к радиоприемнику. Он полагал, видимо, что я «был в курсе». Мы услышали, что немецкая армия «при известных условиях», как выразилась радиостанция, вступит в Австрию. Я ничего на самом деле об этом не знал; но и отца, находившегося в эти дни с прощальным визитом в Лондоне, события в определенном смысле застали врасплох. Интересный пример стиля работы Гитлера, всегда оставлявшего за собой окончательное решение и принимавшего его порой в такой момент, который даже в его ближайшем окружении не ожидал никто. Зачастую отсутствовала систематическая подготовка внешнеполитических шагов. Вместо этого принимались «ad hoc» — решения, с которыми, Гитлер полагал, он обязан реагировать на неожиданное развитие событий — как в данном случае на объявленное намерение австрийского канцлера Шушнига с помощью манипулируемого плебисцита увековечить разделение Австрии и Германии.

Тем не менее, ввиду создавшейся ситуации решительное действие, увенчавшееся, в конечном итоге, «аншлюсом» к рейху под ликование австрийского населения, являлось лишь логичным. Немецкой политике, принимая во внимание в первую очередь западные усилия по вооружению, в это время не оставалось ничего иного, как только укреплять немецкую позицию и приводить проблемы, стоявшие на очереди в Восточной Европе, к ускоренному решению. Невзирая на это, воодушевление по поводу «аншлюса» было в Австрии неподдельным. Нелепо утверждать сегодня обратное. Несомненно, имелись круги, которые, вероятно, не отказываясь от «аншлюса» принципиально, отвергали, однако, национал-социалистический режим. Требование присоединения Австрии к рейху поднималось, как уже упомянуто выше, в ноябре 1918 года Национальным собранием немецкой Австрии. Альпийская республика со времени ее основания определенно подразумевала себя в качестве части Германии. Плебисциты в федеральных землях Зальцбург и Тироль дали в итоге 99 %— и 97 %-ное согласие на присоединение к Германскому рейху. Последующие голосования запрещались странами-победительницами. Карл Реннер, бывший первым Федеральным президентом Австрии после 1945 года, обозначил в 1922 году Германию как государство, «к которому мы принадлежим по природе». Австрия называлась с 1918 года «Немецкой Австрией». Реннер являлся ее первым министром иностранных дел. Сен-Жерменским договором название «Немецкая Австрия» было запрещено. Реннер говорил в этой связи о «втором разделе Германии» после 1867 года, когда Австрия впервые покинула союз немецких государств, к которому принадлежала с его основания без малого тысячелетие. Объединение Австрии с рейхом означало, без сомнения, существенное усиление немецкой позиции. Отныне можно было лучше держать под контролем Чехословакию, «авианосец» франко-советского пакта. Отношение к Италии, немецкому союзнику, не омрачалось ничем, что послужило для Гитлера поводом чувствовать себя в будущем лично обязанным Муссолини, не всегда к выгоде немецкой позиции. Проблематика диктатуры Гитлера отныне затрагивала в полном объеме также и присоединенную Австрию. Время от времени, кстати, мы задавались в Наполе Ильфельде вопросом, какая, собственно, конституция рейха могла бы быть принята после Гитлера. Мы в принципе отдавали себе отчет, что абсолютная диктатура, подобная гитлеровской, может остаться лишь исключительным явлением, и были вполне готовы признать за Гитлером чрезвычайные полномочия, которых он требовал вследствие успехов в отношении положения рейха, достигнутых им к тому времени. В отдаленном будущем мы представляли себе, разумеется, довольно расплывчато, общество, организованное по сословному принципу.