И шарик вернется… - Метлицкая Мария (читаем книги онлайн .TXT) 📗
Зоя была ошарашена: «Кто-кто — но этот неудачник! Что его в жизни интересует? Разве он достоин? Работает спустя рукава, честолюбия — ни грамма. Да и какой из него руководитель? Из него же можно веревки вить. Даже защититься за все время не удосужился! Где справедливость?» И Зоя написала письмо главврачу и копию в райздрав. Объяснила все спокойно и аргументированно. Про всех — объективно. И про то, кстати, что тот, молодой, за операции деньги берет, не брезгует — об этом знает все отделение. Разве утаишь? У больных — языки по колено. Но попасть все равно хотели к нему. Хирург он и вправду был от бога. И про «своего» — он, с его мягкотелостью, в два счета развалит всю больницу. Зою вызвал главный, немолодой и опытный мужик, в прошлом партийный выдвиженец. Слушал ее очень внимательно.
– А теперь — конструктивно, — сказал он.
Зоя растерялась:
– В каком смысле?
– В смысле кого вы предлагаете. Может быть, лучше человека со стороны?
– Не думаю, — покачала головой Зоя. — Надо своего, из коллектива. Чтобы человек тонко понимал нашу специфику.
– Ну и какие мысли на этот счет? — усмехнулся он.
Зоя совсем растерялась.
– Кстати, а как ваша кандидатская? — осведомился он.
Зоя объяснила, что через месяц будет готова выйти на защиту.
– Ну-ну, — кивнул он. — Спасибо за неравнодушие.
Зоя кивнула и вышла из кабинета.
Через месяц приказом Зоя была назначена замглавврача по лечебной части. Должность хоть и административная, но не хозяйственная. Медицина на первом месте.
Кстати, кандидатскую она успешно защитила. Ни одного черного шара.
Шура
Шура вернулась из роддома одна. Никто ее не встретил. Тетка молча посмотрела на нее и в комнату, где лежал ребенок, не зашла. Шура вышла на кухню выпить чаю. Раиса сидела за столом и барабанила пальцами по столешнице.
– Ну, что надумала? — наконец спросила она.
– Жить надумала, — ответила Шура. — Ребенка растить.
– Ребенка, значит! И это вот ты называешь ребенком?
Шура повернулась к ней и тихо сказала:
– Молчи, сволочь! — И вышла из кухни.
Молока теперь было полно, заливалась просто, а ребеночек грудь не брал. Кормила его из пипетки. Пришел участковый врач, старенький педиатр Сергей Петрович. Он еще пользовал маленькую Шуру. Осмотрел младенца и тяжело вздохнул:
– Не справишься, Шурочка. Не поднимешь. Такие детки — беда на всю жизнь. Беда и адский труд. И еще — деньги, деньги. Массаж, грязевые курорты, море. Тренажеры. Усилия колоссальные, а сдвиги — на копеечку, если вообще будут. Пенсию по инвалидности получать станешь крошечную. Сама работать не сможешь. Помощи ждать неоткуда — я так понимаю. И еще — мама больная. Хорошо, если он сядет. Стоять и ходить точно не будет. Ложку в руках не удержит — ДЦП. Давай в дом малютки оформим. Есть профильные, неплохие. А дальше — интернат. Там и врачи, и педагоги, и программы специальные. Подумай, Шура. Крепко подумай.
– Я подумаю, — тихо сказала Шура.
– Вот и ладненько. А как сына назвала?
– Петя. Петруша.
– Хорошее имя, — кивнул Сергей Петрович и направился к выходу. Шура вышла в прихожую и закрыла за ним дверь.
Зашла тетка. Посмотрела на ребенка, села на стул.
– Шурка, не ломай себе жизнь. Родишь еще. Здорового. Как мы управимся? Любка, да еще этот, — она кивнула на младенца.
– «Этот» — твой внук, между прочим, — ответила Шура.
– Да какой внук! — Тетка махнула рукой. — Не внук, а мышонка какая-то. Я — при Любке. На хозяйстве. Летом в деревню поеду. Отдай его, Шур, и живи себе. Ему там лучше будет. Вон, и врач этот говорит!
– Выйди, — сказала Шура. — Не доводи до греха.
Шура взяла сына и пошла к маме. Мама посмотрела на ребенка и зашевелила губами.
– Что, мамочка? — встрепенулась Шура.
Мать заплакала и закрыла глаза.
К полугоду мальчик не сел, не опирался ножками и не хватал ручками Шурин палец. На игрушках взгляд не фиксировал, даже на Шуре взгляд не останавливал. Не гулил и не агукал. Лежал тряпочкой и тихо попискивал.
К году спинку он не держал, ручки и ножки висели плетьми. Шура переворачивала его на живот, и он упирался лицом в подушку. Головку он тоже не держал. Конечно, ходила из поликлиники массажистка, медсестра делала витамины. Заходил Сергей Петрович, молча сидел не стуле, смотрел на Шуру, а она отводила глаза.
Валерик к ребенку не зашел ни разу. Тетка тоже. К лету они уехали в деревню. Шура разрывалась между мамой и сыном. В августе мама умерла. Шура вызывать тетку не стала. Оставила сына с соседкой и похоронила ее одна.
В сентябре вернулись тетка и Валерик. С невестой. Так он назвал свою новую подружку. Они деловито и быстро сделали в маминой комнате ремонт, переклеили обои и повесили на стену огромный красный ковер.
Шура слышала, как они ужинают на кухне и шумно гремят тарелками и ложками. Жена Валерика молча проходила мимо Шуры — ни здрасте, ни до свиданья. Огромная, как слон, она все норовила задеть ее плечом. Шура вжималась в стену. Вечерами пили пиво с воблой. Рыбный и пивной дух заполнял квартиру. Шура задыхалась. Невыносимо. Просто невыносимо.
И Шура позвонила отцу. Отец приехал. Посмотрел на ребенка, погладил его по головке. Обнял Шуру. И пошел на кухню, где гужевалась вся честная компания.
Потом он зашел к дочери и сказал ей, что все будет хорошо, он все решит. Через две недели Шуру и Валерика развели. А еще через два месяца отец разменял квартиру. Шура уехала в Беляево — там и воздух, и кладбище, где мама лежит, недалеко. Отец нанял маляров, и они быстро сделали ремонт, купил новый диван и телевизор, заказал грузовик и помог Шуре перевезти вещи. Набил холодильник продуктами. Оставил деньги.
Шура села на стул и разревелась — от счастья. За окном монотонно гудела улица. Шура вышла на балкон, посмотрела по сторонам и подумала, что жизнь прекрасна. А что будет потом — разберемся. Она вернулась в комнату и стала раскладывать вещи. Петруша спал на диване. Вдруг Шура обнаружила, что мурлычет какую-то песню. Она на минуту замерла и тихо засмеялась.
Таня
В Танином доме освободилась однокомнатная квартира — умерла одинокая старушка. Дом — кооперативный, и квартиру предложили Тане. Это, конечно, было огромное счастье и удача: и отдельно, и в одном доме. Кирюшка — мальчик шустрый, мама и бабуля от него быстро уставали. К тому же Женька собиралась замуж, и жить им с будущим мужем было негде — в квартиру, которую они снимали, вернулись из командировки хозяева. В общем, складывалось все удачно. Да что там удачно — просто сказочно. Проблема была одна: где достать денег. Деньги огромные — три тысячи рублей. Все сбережения ушли на мамино лечение. Стали думать. Упускать такую возможность было, конечно, нельзя, желающих на эту квартиру было полно. Вечерами сидели на кухне и ломали головы. Перебирали всех знакомых. Все — голь перекатная: врачи, инженеры, учителя. Всех обзванивали — на всякий случай. Все, смущаясь и оправдываясь, объясняли, что денег нет. Кто-то строил дачу, кто-то ждал по очереди машину, кто-то предлагал сущие копейки.
Таня перестала спать. Как хотелось квартиру! Свою, отдельную! Пусть маленькую, но только их с Кирюшкой! Господи, что же делать?
Верка
Вовка вышел из тюрьмы условно-досрочно, на полтора года раньше. Конечно, главную роль сыграло не его «замечательное» поведение, а Веркины отношения с начальством. Денежные — в том числе.
Потом, через много лет, она узнает, что этому еще и поспособствовал Гарри. В полной мере, кстати. Верка Вовку не встречала — заболела Лиечка, он добирался сам. Верка бросилась к нему на грудь и стояла так минут пятнадцать. Потом сели за стол. Вовка не спускал с рук маленькую дочку.
Через неделю, отлежавшись и отъевшись, он объявил, что они уезжают в Москву.
Эммочка, вытирая слезы, провожала их на вокзале.
Утром на перроне их встречал странного вида человек, хмурый и неразговорчивый. Он положил их нехитрый скарб в багажник и молча завел машину.
