Девушка в поезде - Хокинс Пола (читать хорошую книгу TXT) 📗

Вечер

Я поднимаюсь по ступенькам на станции Корли, и ноги у меня продолжают дрожать. Я не могу унять дрожь уже несколько часов – наверняка это адреналин, потому что сердце никак не хочет успокоиться. В поезде полно народа – шансов найти свободное место никаких, это не то что садиться в Юстоне, – поэтому мне приходится стоять, пробравшись в середину вагона. Тут душно, как в парилке. Я опускаю глаза и стараюсь дышать медленно. Пытаюсь разобраться в том, что чувствую. Торжество, страх, смятение и вину. В основном вину. Все оказалось не так, как мне представлялось.

Я пришла к назначенному времени, успев довести себя до состояния полного и абсолютного ужаса: я не сомневалась, что стоит ему взглянуть на меня, как он поймет, что я все знаю и представляю угрозу. Я боялась, что проговорюсь, что не смогу удержаться и назову имя Меган. Я вошла в обычную и довольно унылую приемную, и секретарша средних лет записала мои анкетные данные, даже не взглянув на меня. Я села, взяла номер «Вог» и стала листать его, пытаясь унять дрожь в руках и сосредоточиться на предстоящей встрече, в то же время стараясь казаться скучающей, как самая обычная пациентка.

Кроме меня в приемной сидели еще два человека – парень лет двадцати с небольшим, который что-то читал в своем мобильнике, и женщина постарше, угрюмо глядевшая себе под ноги и ни разу не поднявшая глаз, даже когда секретарша назвала ее имя. Она просто поднялась и пошла к нужной двери, уже зная, где ее ждут. Просидев в приемной сначала пять, потом десять минут, я заметила, что дыхание у меня стало частым и сбивчивым – в комнате было жарко и душно, легким не хватало кислорода, и я боялась, что упаду в обморок.

Затем открылась дверь, и вышел мужчина – я поняла, что это он, даже не успев его толком рассмотреть. Я сразу узнала его по росту, по манере двигаться – как поняла, что тогда в саду был не Скотт, хотя видела лишь силуэт мужчины, направлявшегося к Меган. Он протянул мне руку:

– Миссис Уотсон?

Я подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, и почувствовала, как по спине пробежал холодок. Его ладонь оказалась теплой, сухой и огромной – моя рука утонула в ней.

– Прошу вас, – сказал он, предлагая мне пройти в кабинет, и я последовала за ним, чувствуя тошноту и головокружение.

Я шла по пути, который до меня проделала Меган. Она так же устраивалась в кресле напротив него, а он, наверное, точно так же, как сейчас, складывал руки чуть ниже подбородка и, кивая, спрашивал: «Итак, о чем бы вы хотели поговорить сегодня?»

Он буквально излучал тепло: теплой была его рука, которую я пожала, теплыми были глаза и тембр голоса. Я искала в его лице хоть какие-то признаки того, что он мог оказаться жестоким убийцей, который размозжил Меган голову, или был озлобленным на весь мир беженцем, потерявшим родных. Ничего такого я не увидела. И вдруг неожиданно для себя успокоилась и позабыла обо всех своих страхах. Я сидела и больше не боялась. С трудом сглотнув слюну, я вспомнила, что именно собиралась ему рассказать, и рассказала все. О том, что уже четыре года не могу избавиться от пристрастия к спиртному, из-за которого потеряла мужа и работу, и это сказывается на моем здоровье и может лишить меня рассудка.

– Я не могу вспомнить, – призналась я. – Я отключаюсь, а потом не могу вспомнить, где была и что делала. Иногда сама задаюсь вопросом, не натворила ли чего ужасного, и не могу вспомнить. А бывает и так, что мне рассказывают, что я натворила, а я не чувствую, что это про меня. Как будто все это совершала не я. А отвечать за то, о чем понятия не имеешь, невыносимо трудно. Поэтому я не чувствую себя виноватой в полной мере. То есть вину свою ощущаю, но за что именно – от меня скрыто. Как будто происшедшее не имеет ко мне никакого отношения.

Всю эту правду я выложила в первые несколько минут. Мне так давно хотелось этим с кем-нибудь поделиться, но таким человеком не должен был оказаться именно он. Он слушал, не сводя с меня ясных, янтарного цвета глаз, сложив руки и не шевелясь. Он не отводил взгляда и не делал заметок. Просто слушал. Наконец он слегка кивнул и произнес:

– Вы хотите отвечать за свои поступки, но не можете чувствовать своей вины в полной мере, потому что не помните?

– Да, точно. Именно так.

– А как мы заглаживаем свою вину? Вы можете извиниться, и даже если не помните, что именно сделали, это не значит, что ваше раскаяние, то чувство, которое стоит за извинением, является неискренним.

– Но я хочу ощущать его в полной мере. Я хочу чувствовать себя… хуже.

Это, конечно, странное заявление, но я думаю об этом постоянно. Я чувствую себя недостаточно плохо. Я знаю, в чем виновата, знаю об ужасных вещах, которые вытворяла, даже если не помню деталей, но они существуют как бы отдельно от меня, и внутренне я не ощущаю своей к ним причастности.

– Вы считаете, что должны чувствовать себя хуже, чем сейчас? Что недостаточно вините себя за свои прегрешения?

– Да.

Камаль покачал головой:

– Рейчел, вы сказали, что ваш брак разрушен, что вы потеряли работу – разве этого наказания мало?

Я кивнула, соглашаясь.

Он чуть откинулся на спинку кресла:

– Мне кажется, что вы, возможно, слишком строги к себе.

– Не думаю.

– Хорошо, пусть так. А теперь не можем ли мы вернуться немного назад? К тому времени, когда эта проблема дала о себе знать. Вы сказали, что все началось… четыре года назад? Вы можете рассказать о том времени?

Я сопротивлялась. Меня не убаюкали тепло его голоса и мягкость взгляда. Я не была совершенно безнадежной. И не собиралась рассказывать ему всю правду. О том, как жаждала ребенка. Я просто сказала, что мой брак распался, что я сильно переживала, что всегда любила выпить, а потом не смогла держать себя в руках.

– Ваш брак распался, и… вы ушли от мужа, или он оставил вас, или вы оставили друг друга?

– У него был роман, – ответила я. – Он встретил другую женщину и полюбил ее.

Он кивнул, ожидая продолжения.

– Но его вины в этом не было. Во всем виновата я сама.

– Почему?

– Ну, проблема со спиртным возникла до этого.

– Значит, причиной послужил не роман вашего мужа?

– Нет, я уже начала злоупотреблять, и это отдалило мужа, поэтому он и перестал…

Камаль ждал, не пытаясь мне помочь наводящими вопросами, он просто сидел, дожидаясь, когда я сама произнесу все вслух.

– И поэтому он перестал меня любить, – закончила я.

Я ненавижу себя за то, что расплакалась перед ним. Не понимаю, почему я не смогла удержать себя в руках. Мне не следовало рассказывать о себе правду, нужно было прийти с какой-нибудь выдуманной историей несуществующего человека. Мне следовало подготовиться получше.

Я ненавижу себя за то, что его взгляд заставил меня поверить в его сопереживание. Потому что в его взгляде было именно оно, и этот взгляд выражал не жалость, а понимание и желание помочь.

– Итак, Рейчел, проблема со спиртным началась до того, как распался ваш брак. А вы можете назвать первоначальную причину? Дело в том, что это могут сделать не все. Для некоторых это просто постепенное погружение в депрессивное состояние или зависимость. А что было в вашем случае? Может, тяжелая утрата или что-то еще?

Я покачала головой и пожала плечами. Этого он от меня не услышит. Про это я ему не скажу.

Он немного подождал, а потом бросил взгляд на часы на столе.

– Возможно, стоит поговорить об этом в следующий раз? – спросил он и улыбнулся, и от этой улыбки внутри у меня все похолодело.

В нем все излучало тепло – руки, глаза, голос, но только не улыбка. Убийцу в Камале выдавали зубы. В животе у меня образовался комок, пульс снова забился как бешеный, и я вышла из кабинета, не пожав протянутой мне руки. Я не смогла заставить себя дотронуться до него.

Я все понимаю. Понимаю, что увидела в нем Меган. И дело даже не в том, что он по-настоящему красив. Он излучает спокойствие, уверенность, терпимость и доброту. Человек доверчивый и искренний может не разглядеть под этой личиной его волчью сущность. Я все понимаю. Но я почти час находилась под воздействием его обаяния. Позволила себе раскрыться перед ним. Забыла, кем он был. Я предала Скотта, предала Меган, и мне за это стыдно.