Эверест. Смертельное восхождение - Букреев Анатолий Николаевич (онлайн книга без .txt) 📗
Радиосообщение между Ингрид Хант в базовом лагере и Фишером и Лопсангом на горе практически отсутствовало, а положение Скотта тем временем становилось критическим. Ингрид Хант запаниковала. По ее словам, чтобы связаться с четвертым лагерем, она «должна была передать свое сообщение Нгиме [сирдару базового лагеря], тот диктовал его на непальском Гяльцену [шерпе из второго лагеря], и только потом оно попадало к Пембе [в четвертый лагерь]. Точно так же, если Пембе нужно было что-то передать вниз, все опять шло по цепочке через Гяльцена и Нгиму, пока не попадало ко мне».*
У Ингрид создалось впечатление, что в результате информация до нее доходила в сильно урезанном и искаженном виде. Сообщения часто сокращались, чтобы «не тянуть время». Ко всему прочему, связаться с Пембой удавалось не всегда. «Я даже не знаю, почему…».*
Не в силах разобраться в обрывочных и, главное, противоречивых сведениях, поступающих к ней от шерпов, Ингрид Хант то и дело обращалась за помощью в лагерь «Консультантов по приключениям». «У Роба Холла дела со связью были поставлены лучше, – рассказывала она, – поэтому там я могла узнать гораздо больше. Но все равно я постоянно связывалась по рации с Нгимой и спрашивала его: „Ну как там? Есть новости?“».
Как мне кажется, было около половины шестого вечера или немногим больше, когда я скинул с себя рюкзак, снял кошки и гамаши и залез в свою палатку. Она была удачно расположена, и в хорошую погоду, находясь внутри, можно было видеть Южную вершину (8 748 метров), но сейчас выше 8 300 метров все было закрыто облаками. Впрочем, особого повода для беспокойства не было, вечером такое случалось часто, к тому же порывы ветра могли разогнать тучи.
Букреев провел в палатке минут тридцать-сорок, приходя в себя и наблюдая за погодой. Потом Пемба принес ему горячего чая.
Я еще надеялся, что наверх мне идти не придется. Нелегко снова идти на гору после такого восхождения. Но я понимал, что, если ситуация не изменится, повторный подъем все же может понадобиться. Ведь еще никто из участников не вернулся в лагерь. Поэтому я попросил Пембу приготовить для меня термос горячего чая и принести три баллона кислорода.
Через несколько минут Пемба принес мне термос, а три кислородных баллона, оставил у входа в палатку. Я втащил их вместе со своим рюкзаком внутрь, все упаковал и приготовился к выходу.
По словам Ингрид Хант, без четверти шесть она «узнала, что Лопсанг и Скотт находились чуть ниже Южной вершины. У них кончился кислород, и сам Скотт был очень плох».* Теперь ей открылась истинная картина происходящего. Ранее от людей Роба Холла ей стало известно, что кто-то из клиентов «Горного безумия» лежит без движения над ступенью Хиллари. На самом деле этим человеком оказался клиент самого Роба Холла, Дуг Хансен, последним в тот день побывавший на вершине.
Хансен участвовал в экспедиции Роба Холла на Эверест в 1995-м году. К своему разочарованию, желаемого результата он тогда не достиг – на Южной вершине Холл повернул всех своих клиентов назад. Хансен вернулся на Эверест в 1996-м году во многом благодаря Робу, который уговаривал его попробовать свои силы еще раз.
В день восхождения Дуг Хансен шел перед Лоу Кашишке, который хорошо запомнил, что тот поднимался до самого рассвета, пока не «вышел из общей цепочки». Хансен сказал Кашишке, что «замерз и решил возвращаться». Однако что-то заставило его изменить решение, потому что немногим позже четырех часов Фишер, спускаясь с вершины, увидел Хансена. Опираясь на Холла, тот ковылял к заветной цели. Кашишке так и не понял, почему Хансен, приняв вполне однозначное решение, вдруг отказался от него и еще целых десять часов шел к вершине. «Я полагаю, что Дуг передумал. Но почему? Что стало причиной? Не знаю. Могу лишь предположить, что его уговорил Роб», – сказал потом Кашишке.
Каждый из участников тех событий видел лишь свой небольшой фрагмент происходящего. Вся же картина в целом была ужасна. К пяти часам вечера Роб Холл находился наверху ступени Хиллари со своим клиентом Дугом Хансеном, у которого закончился кислород. Лопсанг надолго застрял там же, поджидая Холла, чтобы перепоручить ему Хансена. Освободившись, Лопсанг отправился вниз и нашел Фишера чуть выше Балкона. По словам шерпы, Фишер был в крайне тяжелом состоянии, он сказал тогда: «Мне очень плохо, Лопсанг… Со мной все кончено».*
Букреев не знал о происшествиях с Фишером и Хансеном, но, глядя на часы, он не мог не понимать, что у клиентов «Горного безумия», ни один из которых еще не вернулся в лагерь, кислород был на исходе.
Около шести вечера я понял, что мне все же придется идти наверх. Я стал собираться и в половине седьмого уже стоял у палатки, надевая кошки. Погода на склоне постепенно портилась, но на Южной седловине она все еще была нормальной. Ветер усиливался, но большой угрозы пока не представлял.
Букреев вскинул на плечи рюкзак, где лежали три полных баллона и кислородная маска, и отправился вверх по тому же пути, по которому несколько часов назад спустился в лагерь. В одной руке он держал ледоруб, а в другой – лыжную палку. Букрееву предстояло подняться до высоты 8 200 метров, туда, где начинались перила. Но не прошло и пятнадцати минут, как постепенно сгущавшиеся облака накрыли всю Южную седловину. Тут же на Букреева обрушился боковой ветер, порывы которого достигали двадцати пяти метров в секунду. Ветер вперемежку со снегом грозили сбить его с ног. В одно мгновение небо из пепельно-серого стало ослепительно белым.
Я почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. Мои силы не безграничны, и я решил надеть маску и подключиться к одному из баллонов, лежавших у меня в рюкзаке. Оглянувшись, чтобы понять, смогу ли я найти лагерь при возвращении, я увидел там включенные фонари. Обитатели лагеря светили спускавшимся альпинистам, чтобы помочь им сориентироваться в темноте. Поняв, что все в порядке, я продолжил свой путь. Из-за плохой видимости перила разглядеть не удалось, так что полагаться приходилось, в основном, на интуицию. Я вышел на крутой ледяной откос и стал очень осторожно подниматься по нему с помощью ледоруба. Я все время помнил, что если случайно смещусь в сторону, то могу сорваться и вылететь на стену Лхоцзе. Это был бы конец.
Когда Букреев пробивался к перилам, по которым он надеялся подняться к клиентам, возникла еще одна сложность. Видно было и без того плохо, а тут еще у него, как прежде у Мартина Адамса, стали запотевать очки. При выдохе часть пара выходила из-под неплотно прилегающей маски и конденсировалась на стеклах очков. Букрееву приходилось лезть в гору практически вслепую В конце концов, чтобы хоть что-нибудь видеть, он снял кислородную маску и продолжил свои поиски уже без нее. Часто, сделав шаг наверх, он тут же терял из виду четвертый лагерь, а, шагнув вниз, вновь видел перед собой мерцание огоньков. Вся его жизнь зависела теперь от тоненького лучика фонаря, включенного кем-то в четвертом лагере. Анатолий понял, что подниматься еще выше было бессмысленно. Погибнув здесь, он не сможет помочь тем, кто сейчас нуждался в его помощи. Надо было возвращаться назад, в лагерь. Кто-нибудь из участников мог прорваться вниз, воспользовавшись тем же просветом в погоде, что и он, когда шел сюда. Если же никто не вернулся, то, по крайней мере, он мог передохнуть и набраться сил для следующей попытки.
Не дойдя тридцати метров до наших палаток, я понял, что окончательно выбился из сил. Сбросив рюкзак, я сел на него и обхватил руками голову. Я попытался сосредоточиться и хоть чуть-чуть передохнуть. «Что сейчас делают наши участники? Где они, что с ними происходит?» Ветер с силой бросал снег мне в спину, но я не мог себя заставить сдвинуться с места. Не знаю, сколько я так просидел. Я ужасно устал и стал терять счет времени.
