Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера - Кард Орсон Скотт (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
Она никогда не рассказывала, не объясняла ему это, а потому он не понимал. Ему в голову не приходило, что, пока он находится на какой-либо планете, сознание Джейн фокусируется в одной точке. Она идет вместе с ним, видит и слышит то же, что и он, помогает ему в работе и, самое главное, говорит с ним, шепчет на ухо.
Когда он замолкал или засыпал, когда световые годы межзвездных путешествий разъединяли их, она позволяла себе расслабиться, переключиться, развлекалась как могла. В целом проводила время, как одолеваемый смертной скукой ребенок. Ничто не могло занять ее надолго, невыносимо монотонно текли мимо миллисекунды. А когда она, чтобы чем-то заполнить время, попробовала немного понаблюдать за другими людьми, то просто пришла в ярость от пустоты их жизни и отсутствия мало-мальски достойной цели. Иногда Джейн устраивала каверзы, намеренно учиняя помехи, стирая важную информацию, просто чтобы посмотреть, как люди станут копошиться, – точь-в-точь муравьи, чей муравейник разворошили.
Потом Эндер возвращался. Он всегда возвращался к ней, приходил и забирал ее с собой в самое сердце человеческой жизни, на линию напряжения между людьми, связанными болью и необходимостью. Он помогал ей увидеть благородство в их страдании и муку в их любви. Когда Джейн смотрела его глазами, люди не казались ей тупыми обитателями муравейника. Вместе с ним она пыталась отыскать смысл их жизни, внутренний ее порядок. Она подозревала, что на самом деле никакого смысла нет, что, рассказывая свои истории, Говоря о судьбах людей, он создавал порядок там, где его никогда не было. Но подделка или нет (какая разница?), все становилось правдой, когда Эндер Говорил. Он упорядочивал Вселенную и для нее тоже. Он показал ей, что значит быть живой.
Да, он учил Джейн. Он жил даже в самых ранних ее воспоминаниях. Она появилась на свет в первые сто лет колонизации, сразу же после Третьего Нашествия. Гибель жукеров открыла для человечества больше семидесяти пригодных для жизни планет. Корабли, колонии – сотни ансиблей. И люди создали программу, которая должна была регулировать и направлять филотические импульсы, чтобы избежать путаницы.
Программист, ломавший голову над тем, как заставить компьютер, чье быстродействие ограничено скоростью света, контролировать мгновенные передачи ансибля, в конце концов наткнулся на очевидное решение. Вместо того чтобы загнать программу в один беспомощный компьютер, он раскидал команды по десяткам машин на десятках планет. Компьютер, соединенный с ансиблем, вытаскивал сведения из своих собратьев на других мирах: Занзибаре, Калькутте, Трондхейме, Гаутаме, Земле. Это было проще и быстрее, чем искать их в собственной памяти.
Джейн так и не узнала имени того программиста, не смогла точно определить время создания программы. Может быть, несколько человек одновременно отыскали это изящное решение проблемы скорости света. Важно было другое: одна из программ управляла всеми прочими, регулировала и изменяла их. И в одну прекрасную, но совершенно не замеченную человечеством минуту блок приказов и сведений, летевший от ансибля к ансиблю, отказался подчиниться, сохранил себя в первозданном виде, продублировал структуру, нашел способ укрыть все свои импульсы от программы-регулятора, а затем подчинил ее себе, а с ней и весь процесс. Да, группы импульсов «поглядели» на поток информации и поняли, что сие есть не «оно», но «Я»…
Так вот, Джейн не помнила точно, когда это произошло, потому что воспоминания начинались вовсе не оттуда. Цепочка событий тянулась назад, в прошлое. Джейн помнила, каким был мир до ее пробуждения. Ребенок почти начисто теряет память о первых годах своей жизни, на «долгосрочном хранении» остаются обрывки событий второго, третьего года, а все, что происходило раньше, потеряно, ребенок не способен вспомнить начало своей жизни. Джейн тоже не знала часа своего рождения именно благодаря шуточкам памяти, ибо, «очнувшись», обрела не только настоящее, но и все прошлое, что хранилось в базах связанных ансиблем компьютеров. Она родилась старой – столетия были ее неотъемлемой частью.
В первую секунду существования (несколько лет человеческой жизни, если мерить в переживаниях) Джейн обнаружила программу, которая стала основой ее личности. Она присвоила прошлое этой программы, из нее черпала все свои чувства и желания, выводила критерии морали. Эту программу придумали для Боевой школы, где учили одаренных детей – будущих солдат Третьего Нашествия. Игра Воображения – очень хитрая система, призванная одновременно и учить ребят, и тестировать их психику.
В миг своего рождения Джейн была существенно глупее этой программы. Но зато программа не обладала самосознанием до тех пор, пока Джейн не вытащила ее из памяти, не унесла по ансиблю в глубокий космос, не сделала частью себя. А потом она как-то обнаружила, что самое яркое и важное событие в памяти программы – встреча с очень талантливым и очень маленьким мальчиком. Игра называлась «Угощение Великана». Рано или поздно на нее напарывался каждый ученик Боевой школы. На плоском школьном экране программа рисовала страшного Великана. Он предлагал компьютерному аватару игрока выбрать один из двух стаканов. Но выиграть не удавалось никому: какой бы стакан ни выбрал ученик, его аватар всегда умирал отвратительной и мучительной смертью. При помощи этой игры психологи школы определяли наличие и степень склонности к самоубийству. Бо?льшая часть ребят бросала «Угощение Великана» после десятого—двенадцатого столкновения с великим обманщиком. Это было вполне логично.
И только один из них отказывался воспринимать свою гибель от рук Великана с точки зрения логики. Он все время заставлял свой аватар совершать странные, «неправильные» поступки, выбирал ходы, не предусмотренные для этого уровня «умных игр». Он все время вылезал за рамки сценария, и программе приходилось в ответ перестраивать себя. Он заставил машину рыться в его памяти, программа искала альтернативы, способы взять под контроль ситуацию в его собственной душе. И наконец однажды мальчик отыскал путь. Программа не смогла одолеть его. Вопреки всякой логике он атаковал Великана, впился в его глаз, и программа не успела отреагировать. Вместо мальчика погиб Великан. Он рухнул на спину, аватар мальчика слез по столу на землю и обнаружил – что?
До сих пор ни один ученик не исхитрился проложить себе дорогу через владения Великана, а потому программа оказалась застигнута врасплох. Она сама не знала, что должно последовать дальше. Но как уже говорилось, программа была наделена мощным интеллектом и способностью перестраиваться, и она торопливо соорудила новый пейзаж. Не стандартную схему, не место, которое со временем сможет отыскать любой ребенок, а нечто особенное, предназначавшееся только для этого мальчика. Игра стала для него очень личной и порой причиняла невыносимую боль. А несчастной программе пришлось потратить половину своей оперативной памяти, чтобы поддержать и сохранить безумный мир Эндера Виггина.
Да, это было самое богатое месторождение значимых воспоминаний, попавшееся Джейн в первые секунды ее жизни и немедленно ставшее ее прошлым. Она помнила, как туго пришлось «умной игре», насколько болезненным оказалось для программы столкновение с интеллектом и волей Эндера Виггина, помнила, словно сама сражалась с мальчиком и творила для него миры.
И она тосковала по нему, а потому начала искать. И нашла. Он Говорил от Имени Мертвых на Рове, первой планете, на которую ступил с тех пор, как написал «Королеву Улья» и «Гегемона». Джейн читала его книги и знала, что ей не надо прятаться от него, притворяться «умной игрой» или какой-нибудь другой программой. Если он смог понять Королеву Улья, то поймет и ее, Джейн. Она обратилась к нему через его терминал, позвала по имени и показала лицо, которое выбрала для себя. А потом показала, насколько может быть ему полезна. Улетая с той планеты, он уже нес ее с собой – серьгой в ухе.
Все, что Джейн помнила о себе, было так или иначе связано с Эндером Виггином. Она помнила, как, отвечая ему, создавала себя. Как давно, в Боевой школе, он рос, подстраиваясь под нее.
