Лекарь - Корчевский Юрий Григорьевич (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Обе стороны устали, приведя уже все возможные доводы.
— Я вижу, что ты не уступишь. Давай выпьем вина, — предложил англичанин. — Так и быть, я возьму деньги в долг, но завтра приду к тебе в лекарню, и ты сам покажешь мне, что и как делать.
— Согласен — как только получу деньги.
Самюэль разлил вино по кружкам.
— За сделку! — провозгласил тост «дохтур».
Никита уже было поднял кружку, как вспомнил слова привидения. Как там сказала Любава? «Не пей вина из чужих рук?» Неужели имелся в виду этот случай?
Никита поставил кружку и закашлялся — сымитировать сильный приступ кашля ему, доктору, не составило труда. Сиплым голосом он прошептал:
— Быстро воды!
Самюэль, встав, бодро направился к трактирщику, и в эту секунду Никита мгновенно поменял местами кружки. Если англичанин незаметно и подсыпал отраву, то ему в кружку, а не в кувшин.
Самюэль скоро вернулся, неся воду.
Никита жадно схватил кружку с водой и сделал пару глотков. Потом вытер выступившие от кашля слёзы.
— Простыл, извини. Так на чём мы остановились?
— Я тост сказал — за сделку!
— Точно, — подхватил Никита, — выпьем за сделку!
Никита поднёс кружку ко рту, сделал несколько глотков. Приятное вино, никакого необычного привкуса. Англичанин пригубил свою кружку, сделав пару глотков.
Никита незаметно для «дохтура» присмотрелся к руке, в которой он держал кружку.
На правой руке Самюэля был перстень с крупной печаткой. Под неё и порошок ядовитый спрятать можно, и подсыпать его незаметно. Неужели, стервец, отравить захотел? Не смог сбить цену и решил вовсе вывести Никиту из игры, устранить как конкурента? Но теперь он сам отведал своей отравы. Как говорится — не рой другому яму, сам в неё попадёшь.
Никита уже наелся, да и время вечернее, за окном темно.
— Устал я, отдохнуть хочу, — заявил он.
— Да-да, засиделись. Так во сколько мне завтра к тебе пожаловать? Раньше полудня я деньги не найду.
— Значит — после полудня жду.
От дверей трактира они разошлись в разные стороны.
Никита шёл к себе и думал — не перестраховался ли он? Может — привиделась ему Любава в пьяном угаре?
Однако англичанин не пришёл ни завтра, ни послезавтра. Как узнал потом Никита, «дохтур» тяжко заболел: слабость, кровавый понос, рвота открылась. Это потому, что вина он отхлебнул совсем немного. А выпей больше — помер бы в мучениях. Вот и не верь потом в привидения! Выручила, вовремя подсказала Любава. А англичанин «хорош», змея подколодная! Решил конкурента по-тихому убрать. За должность свою держится, потерять боится. А ведь может свинью подложить. Или царю в ушко нашепчет пакостей, или людей лихих подошлёт, наняв за деньги.
Смерти Никита не боялся. Он её и видел не раз, и понимал, что все когда-то в землицу сырую лягут — ведь не Кащеи Бессмертные. Но быть мишенью нечистоплотного коллеги не хотел. Да и вообще после смерти Любавы ничто его в Москве не держало, а по некоторым улицам он вообще ходить перестал, чтобы ничего не напоминало о девушке. Как-то незаметно, не вдруг пришёл он к решению покинуть первопрестольную. И лекарню с налаженной работой бросить не жаль. Не радовала его больше Москва, потому как Любавы в ней нет и не будет.
Однажды утром проснулся Никита с необычным решением — надо уйти в монастырь. Не получается у него с женщинами, не даёт ему судьба ни в том, ни в этом мире возможности создать семью, и стало быть — не для него мир плотский. Только решение серьёзное, посоветоваться бы с кем? Друзей близких нет. С Елагиным? Никита заведомо знал, что князь отговаривать его будет — кому охота лекаря терять?
С решением он не торопился, прикидывал, взвешивал. Ведь был ещё вариант: просто уехать из Москвы в другой город — тот же Владимир или Нижний Новгород, Псков — да мало ли городов на Руси? Но почему-то не выходил из головы именно монастырь. И, как специально, народ шёл в лекарню, как лосось на нерест в речку — просто валом. Работы много, пообедать некогда. Забылся во сне — и снова за работу, без выходных. Наверное, отрешиться от мыслей хотел.
Деньги так и сыпались в калиту, только радости они не приносили. Когда Любава жива была — и деньги позарез нужны были, только их не хватало. Теперь её нет, денег же полно. А куда и на кого их тратить? Ночью он спит, днём на работе, ест у князя, на торг не ходит. Только и расходов, что на жалованье персоналу, на травы да на дрова для печей.
Но, видимо, от судьбы не убежишь. В один из дней к лекарне подкатил возок, из которого выбрался священник, и видимо — не из простых. Клобук на голове шёлком обтянут, на шее — золотой крест изрядных размеров, инок или простой насельник под руку его поддерживает.
Священник в коридоре очередь занял, не желая лезть наперёд. Однако же пациенты, уважая сан, пропустили его вперёд.
Священник вошёл, повернулся сначала к иконам в красном углу, осенил себя крестным знамением, поклон ликам Христа и Богородицы отбил. Потом к Никите повернулся:
— Ты ли лекарь Никита будешь?
— Он самый. Садись, святой отец. Что привело тебя ко мне?
— Да что и всех — болезни. Наслышан я о тебе давно от мирян, теперь вот сам приехал. Замучили меня ноги! Службу иной раз с трудом до конца доведу.
— А где служишь?
— В храме Успенья Пресвятой Богородицы в Печатниках. Иосиф я.
Никита припомнил — проходил он как-то мимо. Храм в самом центре города располагался, на Никольской улице, в Китай-городе. Рядом — пушкарская слобода, хоромы князей Вяземских — Петра и Бориса, князя Гаврилы Островского. Понятно теперь, почему священник таким лощёным выглядит, бородка маслом лампадным умащена, расчёсана.
— Ну вот и познакомились. Показывай ноги, батюшка, будем смотреть твою болячку.
С первого же взгляда Никите стало понятно — у священника подагра. Суставы больших пальцев ног деформированы, красные.
— Свинину ешь ли?
— Грешен.
— Нельзя тебе свинину, батюшка. И ноги парь в солевом растворе. Ложку соли на две кружки горячей воды, в шайку наливай и держи в ней ноги с полчаса.
— Так мясо совсем нельзя?
— Почему? Свинину нельзя, забудь о ней до конца жизни. А курятину, говядину — не возбраняю.
— И всё?
— Пока да. Жду тебя через месяц. В свою очередь вопрос у меня. Хочу в монастырь уйти.
— Ты же молод, ремесло у тебя чудное, людям страдания тяжёлые облегчаешь. Зачем от мира уходить?
— Жена и тёща от моровой язвы умерли, пока я в смоленском походе был.
— Слышал я, как ты государя спас. Господь тебя талантом наградил, чтобы через твои руки пользу людям приносить. Думаю — сгоряча ты, от отчаяния. Боль утраты и обида в тебе говорят, а не желание Господу жизнь посвятить.
— Истинно говоришь.
— В Москве от моровой язвы много народу померло, иные улицы совсем обезлюдели. Так что, всем уцелевшим — в монастырь? В Чудовом монастыре из ста восьмидесяти двух монахов шестнадцать в живых осталось, а в Вознесенском женском из девяноста монахинь — только тридцать восемь. Не миновала сия участь и клир. В монастырь идут, когда есть настоятельная потребность служению Богу отдать себя целиком. А ты не служить хочешь, а от мира укрыться.
— Наверное, так.
Никита был удивлён тем, как быстро смог разобраться в его душе доселе незнакомый ему человек.
— И что ты мне посоветуешь?
— Время лечит. Приходи ко мне в храм, поговорим, молитвы почитаем. Глядишь — душа и успокоится.
Священник поднялся, поблагодарил Никиту, перекрестил его тремя перстами и, тяжко ступая, вышел.
Несколько дней Никита размышлял над услышанным. Вспоминал каждое слово Иосифа, прикидывал — прав ли он? И через неделю, окончив приём, сразу направился в храм, благо — идти было не очень далеко.
Долго беседовали они в небольшой комнате за алтарём. Никита ушёл успокоенным, а через неделю снова пошёл в храм. И как-то эти беседы вскоре вошли у него в привычку, раз в неделю он обязательно наведывался к Иосифу.
Беседы приносили обоюдную пользу, священник узнавал много нового, даже заимствовал кое-что. И уже весной Иосиф спросил:
