Чертово колесо - Гиголашвили Михаил (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— Это для водилы.
«Витьки» повторили все за ним. Потом разорвали буханки и принялись уписывать хлеб с колбасой. Времени до машины оставалось с полчаса. Стали одеколоном вытирать ладони, но это мало помогало, только стали вонять, как в парикмахерской, а Байрам досадливо сетовал, что нет бензина, чтобы снять остатки с рук:
— Повяжут, в железа оденут — и все, факт на лапах, куда денешься!..
Начали собираться. Проверять карманы. Стряхивать с одежды семена и труху, которой были усыпаны с головы до ног. Анзор, щуря уставшие глаза, вполголоса пробормотал, обращаясь к Гуге:
— То, что у «витьков» осталось, тоже надо будет как-нибудь забрать. На шмотки сменять. Водки им купить.
А потом и к Тимохе-цыгану зайти…
Наконец, захватив пустые бутылки из-под лимонада, все двинулись за Байрамом, который опытной рукой прокладывал путь. Пригнувшись, ворвались в кукурузу. Ее стебли после тонкой и гибкой конопли показались чересчур толстыми и грубыми — как из общества юных дев вдруг попасть в круг перезрелых баб.
В кукурузе вздохнули свободнее и стали пробираться к развилке, где уже смутно виднелся силуэт машины.
17
В рыбный ресторан «Над Курой» Бати затащил Нану почти насильно:
— Пойдем, посидим. Форель! Осетрина на вертеле! Рыба полезна!
На веранде прохладно…
Народу было достаточно. Бати поприветствовал сторожа и повел Нану на веранду, где ветерком сдувало запах жарящейся рыбы. Расположились. Он снял с подноса закуски, принесенные официанткой, похожей на беременную слониху. Заказал водку, шампанское, форель, жареную осетрину.
— Форели — сколько? Золотой мой, сколько форели? У нас форель кру-упная, — уточнила официантка с тройным подбородком и складчатыми запястьями. — Форель жи-ирная, на меня похожая!..
— Реши сама! — ответил Бати. — Много тяпнула сегодня? Небось, все стаканы допила?
— Сколько выпила — все мое! — погрозила она ему толстым пальцем со вросшим обручальным кольцом.
Нана некоторое время осматривалась — она никогда не была тут. Потом попробовала сома в уксусе. Бати, в хорошем настроении, пил за удачу, за все хорошее, и ел рыбу руками, приговаривая:
— Рыбу — ножом? Не-ет! На Кавказе все нужно есть руками!
Глядя, как он копается в рыбе, Нана почему-то вспомнила покойного отца, который все ел вилкой и ножом, никогда, даже будучи один, не касался рукой куриной ножки (только салфеткой), колол кусочек сахара на четыре части, бутерброды аккуратно разрезал ножом на ровные квадратики и отправлял в рот вилкой. Эти ровные квадратики она запомнила на всю жизнь.
Выпили еще. Закурили. Посидели немного, отяжелев от еды и солнца, наблюдая, как на другом берегу реки, под пятнистыми стенами набережной, мальчишки удят рыбу.
— Вкусно? — спросил Бати. Нана улыбнулась:
— Я люблю рыбу.
— Тогда выпьем за будущее! — предложил он, уточнив: — За наше совместное будущее!
— Что ты имеешь в виду? — сумрачно поинтересовалась она, чувствуя, как вместе с волной опьянения накатывает тоска.
— Но как же… Ты, видимо, восприняла мое предложение в шутку? Я не шутил! И ты, кстати, не ответила мне еще…
— Вот ты о каком будущем говоришь… Но ведь это — дело серьезное. Нельзя так сразу… И потом… — Нана неопределенно повела плечами, не находя нужных слов. Ей хотелось, чтобы Бати сам понял то, что она хочет сказать, и не обиделся, поскольку он ей нравился. Но что он должен понять — она сама не знала толком. Наверно, чтобы не спешил и не торопил ее с решением.
— Конечно, сразу нельзя! — как-то обрадовано склонился Бати над столом. — Надо привыкнуть, поближе узнать человека… — И вдруг, помимо своей воли, гадко подмигнул ей.
Нане стало страшно.
К столу, с трудом продвигаясь по узкой веранде, подковыляла официантка.
— Птички мои, вам ничего не надо? Форель жа-арится! — уставилась она на них добродушными глазами. Только что за соседним столиком она хлопнула очередной стаканчик и теперь утирала слезы.
— То, что нам надо, от тебя, к сожалению, не зависит, — с намеком вздохнул Бати и протянул ей свой стакан. — На вот, выпей за нас!
Официантка, приняв, склонила по-собачьи голову и ласково проговорила:
— Вы оба такие хоро-ошие, такие сла-адкие, так подходите друг к другу! Дай вам Бог счастья! — И она, на секунду прикрыв глаза, будто помолившись, опрокинула водку в густо накрашенный рот.
— Вот! Ведь правду говорит, — обрадовался Бати и указал на Нану. — А она не верит!
— Все будет хорошо! — уверенно качнула шиньоном официантка, и ее круглые глаза опять увлажнились. Она вынула из кармана необъятного передника чистый стаканчик в салфетке и протянула его Бати, а грязный спрятала в передник.
Налив себе до краев, он пробормотал:
— Дай-то Бог! — и выпил.
Нана тоже выпила. Ей вдруг понравилось, с какой уверенностью официантка сказала, что все будет хорошо. «Может быть, действительно?..» — с робкой надеждой подумала она.
Тут некстати вспомнился Ладо — загнанный, издерганный, которому вечно плохо. Недавно пришел к ней на работу, устроил очередной разбор: где была, что делала, ревновал, злился и, кроме раздражения, ничего в ней не вызвал, да еще сообщил напоследок, что ему срочно нужны деньги, не могла бы она взять в своей кассе пару тысяч на месяц? Надо, видите ли, срочно съездить в Нальчик!..
Последняя встреча оставила в ней неприятный осадок, как, впрочем, и многие свидания за последнее время. Когда Ладо ревновал Нану по пустякам, забираясь все глубже, доходя до криков и грязных подозрений, в эти минуты он превращался в чудище. И тогда она сокрушенно думала: к чему вся эта верность, если он все равно не верит ей, как не верил никогда и никому, даже своей жене, в чем сам и признавался. В ревности Ладо бывал смешон и жалок, как, впрочем, и всякий мужчина. Вообще с появлением Бати Нана стала чувствовать себя более независимо… Бати что-то говорил. Она встрепенулась:
— Извини, я прослушала, задумалась. О чем ты?
Оказывается, он приглашал ее после ресторана покататься. Нана усмехнулась:
— Я не школьница. Катания мне не нужны.
Он смолчал, закурил, разлил по бокалам шампанское и принялся витиевато пить за любовь, но говорил такие затасканные фразы, что ей стало противно, хотя в голове промелькнуло хмельное: «Что, в самом деле? Человек делает предложение, а я — на дыбы! Это же то, о чем я мечтала — предложение! Вот оно! Выгодное, денежное, верное!»
Она смотрела на Бати. И до нее вдруг дошло, что он сильно пьян. Нана отметила также, что он все время украдкой почесывается, закатывает глаза и поминутно прикуривает новую сигарету. Голос его охрип, а выражение глаз стало оловянным. «Неужели он тоже морфинист?» — не в первый раз заподозрила она, и злое разочарование оглушило ее.
Отпив шампанское, Нана спросила:
— Ты говорил, что нам надо поговорить. Я поэтому пришла. О чем ты хотел говорить?
— О нас с тобой, — ответил он.
— Почему же не говоришь?
— То есть как? — удивился Бати. — А что я делаю все время?
Полез в карман, вытащил что-то, разжал ладонь. Нана увидела золотое кольцо с крупным аметистом.
— Это я хочу подарить тебе, — сказал он и потянулся к ее пальцам, но Нана отдернула руку и покачала головой.
— Почему? — спросил он, продолжая держать кольцо в раскрытой ладони.
— Не надо. Это ты можешь подарить сестре, матери, любовнице, но не мне. Я не хочу, — ответила она, стараясь не смотреть на кольцо.
Он потянулся к ней через стол, схватил за руку… Но она вдруг кожей вспомнила, что он не мыл пальцев после рыбы, и это вызвало в ней настоящее омерзение… И Нана поспешно вырвала руку, задев при этом пепельницу, которая свалилась на пол с грохотом и звоном.
Шум привлек внимание. Мужчины за соседним столиком вытянули шеи и смотрели то на пепельницу, то на Нану. Ей стало неловко. Она хотела нагнуться за пепельницей, но вовремя одумалась.
— К счастью, к счастью! Иду! Бегу! Не-есу! Спе-ешу! — весело кричала откуда-то официантка, привычная к подобным звукам.
