Холодная гора - Фрейзер Чарльз (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Увидев Оделла одним глазом, она закричала: «Пристрели меня». Но Оделл открыл огонь из обоих стволов по дереву. Канюки попадали на землю почти все, остальные неуклюже взлетели. На Оделла вдруг напал страх, что это Люсинда. Он подошел к клетке, разломал ее прикладом ружья и вытащил оттуда женщину. Он положил ее на землю и дал ей воды. Он не знал, что ему предпринять, но прежде чем он смог что-либо решить, женщину вырвало кровью и она умерла. Он внимательно осмотрел ее — ноги, ключицы и волосы, — но она никак не могла быть Люсиндой. У нее был другой оттенок кожи и ступни корявые.
Закончив рассказ, Оделл выпил, а потом сидел, вытирая глаза рукавом рубашки.
— Этот мир в лихорадке, — сказал Инман, не найдя лучшего комментария.
Когда наступило утро, серое и туманное, Инман покинул гостиницу и быстро пошел по дороге. Визи вскоре нагнал его. У него под глазом краснел тонкий бритвенный порез, который все еще кровоточил, и священник постоянно вытирал кровь рукавом сюртука.
— Бурная ночь? — спросил Инман.
— Она не собиралась всерьез причинить мне вред. Этот порез я получил, потому что слишком уж торговался из-за цены. Я очень боялся, что она полоснет бритвой по моему члену, но, к счастью, Бог миловал.
— Что ж, надеюсь, ночь того стоила.
— Вполне. Притягательность прелестей испорченной и развращенной женщины общеизвестна, а я, признаться, человек чрезмерно очарованный особенностями женской анатомии. Ночью, когда она стащила с себя рубашку, я был сражен на месте. Совершенно ошеломлен. Это было зрелище, которое надо было бы записать, чтобы вспоминать в старости, зрелище, которое поможет взбодриться, когда впадешь в уныние.
О происхождении и прародителе
Они отправились в город под холодным моросящим дождем. Чтобы не промокнуть. Ада надела длинный плащ из навощенного поплина, а Руби натянула огромный свитер, который она связала из некрашеной и нестираной шерсти; по ее утверждению, жир отталкивал воду так же хорошо, как и навощенная материя. Единственным недостатком свитера было то, что, намокнув, он издавал аромат нестриженой овцы. Ада настояла на том, чтобы идти под зонтами, но через час облака разошлись и выглянуло солнце. Как только с деревьев перестало капать, они сложили зонты, и Руби положила свой на плечо, как охотник ружье.
В расчистившемся от облаков небе летало множество птиц, как местных, так и перелетных, которые направлялись на юг в преддверии наступающей зимы: различные виды уток, гуси, серые и белые, лебеди, козодои, синие птицы, сойки, перепела, жаворонки, зимородки, ястребы, ямайские канюки. Всю дорогу Руби показывала Аде на этих птиц, находя что рассказать о каждой из них или охарактеризовать их привычки в самых мельчайших подробностях. Руби считала, что в щебете птиц есть смысл, как и в человеческой речи, и говорила, что любит то время весной, когда птицы возвращаются и в своих песнях сообщают, где они были и что делали, пока она оставалась дома.
Когда Руби и Ада подошли к пяти воронам, собравшимся на совет на краю желтеющего стерней поля, Руби сказала: «Говорят, будто ворон живет много сотен лет, хотя непонятно, как можно это проверить». Когда пролетела самка кардинала с березовой веточкой в клюве, Руби это показалось любопытным. Она считала эту птицу необычайно осторожной. Для чего ей эта ветка, как не для строительства гнезда? Но сейчас неподходящее время года для вывода птенцов. Когда они проходили мимо рощицы буковых деревьев у реки, Руби сказала, что река получила свое название от огромного количества странствующих голубей, которые иногда слетаются сюда, чтобы поесть буковых орехов, и рассказала, что она ела много голубей в детстве, когда Стоброд исчезал на несколько дней, предоставляя ей самой о себе заботиться. Голуби были легкой добычей даже для ребенка. Можно было их не стрелять — просто сбивать палками с дерева и скручивать им шею, прежде чем они придут в себя.
Когда три вороны в небе прогнали ястреба, Руби выразила огромное уважение к воронам, которых обычно ругают; она находила в их отношении к жизни много достойного подражанию. Руби с неодобрением заметила, что многие птицы скорее умрут, чем съедят то, что им не нравится. Вороны же довольствуются тем, что им попадется. Она восхищалась их живым умом, отсутствием гордости, любовью к розыгрышам, хитростью в бою. Все это она расценивала как показатель одаренности, которая была своего рода способностью переломить, как Руби считала, естественную склонность этой птицы к раздражительности и меланхолии; на эти качества указывало ее мрачное оперение.
— Всем нам стоит поучиться у вороны, — многозначительно заметила Руби, так как настроение у Ады поднималось явно медленнее, чем прояснялось небо.
В течение большей части утра Ада была погружена в такое уныние, что могла бы надеть черный креп себе на рукав, чтобы объявить об этом всему миру. Частично это можно было отнести за счет тяжелой работы в течение предыдущих недель. Они убрали сено на заброшенных полях, хотя оно было так перемешано с амброзией и молочаем, что едва ли годилось на корм скотине. В один из дней они в течение нескольких часов подготавливали косы для косьбы. Вначале им понадобился напильник и большой точильный камень, чтобы отчистить и наточить зазубренные и ржавые лезвия кос, которые они нашли в сарае для инструментов прислоненными к балке. Ада не могла сказать, покупал ли Монро напильник и точильный камень. Она сомневалась в этом, так как косы не принадлежали ему, а были оставлены Блэками. Ада и Руби вместе перерыли весь сарай, пока не обнаружили небольшой напильник, тонкий конец которого был вбит в сухой старый кукурузный початок, служивший рукояткой. Но точильного камня нигде не было.
— У моего папы никогда не было точильного камня, — сказала Руби. — Он просто плевал на кусок глинистого сланца и проводил по нему ножом пару раз. Был тот острым или не очень, он считал, что и так сойдет. Ему не важно было, срезал нож волос на руке или нет. Его вполне устраивало, если удавалось отрезать жгут табака для жвачки.
Наконец они прекратили поиски и применили метод Стоброда, используя гладкий плоский глинистый сланец, найденный ими у ручья. Лезвия даже после продолжительного трения оставались недостаточно острыми, но Ада и Руби отправились на поле и махали косами до вечера, а затем сгребали скошенную траву в валки. Они закончили работу в сумерках, уже после того как село солнце. За день до их похода в город, когда сено высохло, они раз за разом нагружали телегу и наполняли сеном сеновал в конюшне. Стерня под ногами была такая жесткая и острая, что это ощущалось даже через подошвы башмаков. Они работали с двух противоположных сторон валка, попеременно бросая сено вилами на телегу. Когда их ритм разлаживался, зубья вил сталкивались и Ралф, дремавший в постромках, вздрагивал и мотал головой. От работы они разгорячились, хотя день был вовсе не жаркий. Это была грязная и пыльная работа, сено застревало в волосах, в складках одежды, приставало к их потным рукам и лицам.
Когда они закончили, Ада почувствовала, что вот-вот свалится от усталости. Руки у нее были исцарапаны и покрыты красными точками от острых кончиков скошенной травы, как у заболевшей корью, а между большим и указательным пальцами вздулся большой кровяной волдырь. Она умылась и упала в кровать еще до темноты, ничего не поев, кроме холодной лепешки с маслом и сахаром.
Однако, несмотря на усталость, она то и дело переходила от глубокого сна к смутному состоянию полубодрствования, раздражающему порождению сна и яви, сочетающему в себе худшие стороны того и другого. Ей грезилось, что она сгребала и укладывала сено всю ночь напролет. Когда Ада очнулась настолько, что смогла открыть глаза, она увидела черные тени ветвей, двигающиеся в пятне лунного света, разлитого на полу; эти тени казались зловещими и вызывали необъяснимую тревогу. Потом, уже глубокой ночью, облака накрыли луну, хлынул сильный дождь, и Ада наконец заснула.
Она проснулась дождливым утром, чувствуя ломоту во всем теле. Ладони у нее с трудом разжимались, как будто она всю ночь держала в руках вилы, голова разламывалась от боли. Эта была особая боль, с правой стороны головы, над глазом. Но Ада решила, что все равно поездка в город должна состояться, как они и планировали, так как она предпринималась в значительной степени ради удовольствия, хотя им и нужно было сделать кое-какие покупки. Руби хотела пополнить припасы для ружья — мелкую дробь, крупную дробь и пули; хорошая погода вызывала у нее желание подстрелить дикую индюшку или оленя. Со своей стороны Ада намеревалась просмотреть книги на полке у задней стены канцелярского магазина, чтобы выяснить, не появились ли новинки, а еще купить несколько эскизных карандашей и переплетенный в кожу дневник, где она могла бы делать зарисовки и заносить некоторые свои наблюдения, главным образом о цветах и других растениях. Ада чувствовала, что ей требуется перерыв после нескольких недель тяжелой работы. Она так сильно стремилась поехать развеяться в город, что даже боль в мышцах, плохое настроение и дождливая погода не могли ее удержать. Так же как и неприятная новость, которая ждала их на конюшне: конь накануне где-то повредил копыто, и его нельзя было запрягать в кабриолет.
