Торжество на час - Барнс Маргарет Кэмпбелл (онлайн книга без .txt) 📗
— Тот, кто не рискует, ничего не добивается, — отрезала Анна.
— Господи, отведи беду от бедного Томаса! — прошептала Маргарэт, но она ни словом больше не упрекнула подругу.
У Анны были верные и любящие друзья.
Анна поднесла руки к разгоревшимся, потрескивавшим поленьям.
— Не беспокойся, Марго! — сказала она с уверенностью, которой, на самом деле, совсем не чувствовала. — Мне бы только на минуту увидеться с Генрихом. Я сделаю так, что он не будет сердиться на Томаса.
— Но как ты можешь надеяться, что он придет сюда после того, что случилось утром?
Анна повернулась к ней и рассмеялась.
— Поверь мне, именно из-за того, что произошло утром, он обязательно придет!
И как будто в доказательство ее слов дверь распахнулась, и на пороге появился Генрих Тюдор, во взгляде которого явно читалось, что он ожидал найти Анну в объятиях Уайетта.
— Мистрис Маргарэт и я благодарим за честь… — сделав милую гримасу, произнесла Анна и присела в глубоком реверансе. — Ваше Величество так стремителен! Слава Богу, мы еще не успели раздеться перед сном…
Но Генрих не улыбнулся и не принес извинений. Маргарэт, переглянувшись с Анной, стороной обошла Генриха и постаралась побыстрее закрыть за собой двери.
Генрих направился к Анне, глядя ей прямо в глаза.
— Я должен поговорить с тобой, — сказал он резко.
На короле не было ни колец, ни золотой цепи. Видимо, он уже собирался ложиться спать в том же раздраженном состоянии, в каком находился с утра, но обида и беспокойство все-таки привели его к ней.
Анна не находила нужных слов. Она радовалась, что он пришел, но ей требовалось вновь поверить в свои силы и в свою власть над ним.
Ее прелестное лицо побледнело от волнения. Она провела рукой по лбу.
— Я охотно расскажу Вашему Величеству все, что вы пожелаете, — начала она. — Но я… о, Генрих, я так хочу есть!
Никакая продуманная подготовленная фраза не прозвучала бы лучше, чем эти простые слова. Он почти насильно усадил ее в кресло, неловко похлопывая по плечу, как проголодавшегося ребенка.
— Ешь, — приказал он ворчливо. — Глупо было дожидаться меня.
— Я надеялась и молилась, чтобы вы пришли.
Король приподнял крышку аппетитно пахнущего рыбного блюда, одобрительно хмыкнул и сам наполнил ее тарелку. Затем придвинул поближе к ней холодного каплуна.
— Генри, порежьте его для меня сами. Не хочется звать слуг, — попросила она, чувствуя, что домашняя обстановка смягчает его суровость.
Молча, умело орудуя ножом, он повиновался. Действительно, зачем звать слуг? Один Бог знает, как редко они остаются наедине.
А рыба пахнет так аппетитно… Жаль, что он уже поужинал. У Екатерины кушанья, пронесенные из кухни через огромные залы, всегда успевали остыть. И, как обычно, у королевы был вид оскорбленной невинности и собственной правоты во всем.
А здесь… Придет же в голову этой девчонке — велеть разжечь камин в июле месяце! Но как уютно… Только с ней хотел бы он вот так сидеть у огня и спокойно ужинать, как простой сквайр со своей женой.
Король наклонился и налил ей в бокал бургундского. Когда Анна выпила вина, ее щеки вновь порозовели, и былая уверенность вернулась к ней. Почувствовав, что гнев Генриха прошел, она встала и посмотрела ему в глаза.
— Вы были огорчены, увидав у Уайетта мою цепочку, — сказала она, стараясь перенести военные действия в лагерь противника.
— Ты подарила ее Уайетту, — мрачно констатировал Генрих.
Анна, взявшись за ножку бокала, поворачивала его то в одну, то в другую сторону. Генрих зачарованно смотрел на ее длинные тонкие пальцы.
— Он мой двоюродный брат, — пояснила она с улыбкой. — Вы знаете, что мы жили недалеко друг от друга. Томас и Маргарэт — наши друзья с детства. Мы все очень любили друг друга и, конечно, делали друг другу подарки.
— Детский подарок, который взрослый мужчина с восторгом носит у себя на груди, — проворчал Генрих.
Анна поняла, что должна более тщательно обдумывать свои слова.
— Я подарила Томасу Уайетту много всяких пустяковых вещиц, но этой цепочки я ему не давала.
— Я видел твою монограмму. И с каким видом он мне показывал ее… чтобы взбесить меня…
— Я вовсе не отрицаю, что это моя цепочка. Но я не дарила ему, он сам взял ее у меня однажды в Гринвиче…
— Ты хочешь сказать, еще до того, как…
У Анны была обворожительная привычка неожиданно бросить взгляд на собеседника из-под опущенных ресниц. Она стрельнула в Генриха глазами, искрящимися, как вино в бокале.
— До того, как вы заметили меня. Я сидела за вышивкой, а он подкрался и стащил цепочку у меня с пояса, чтобы… — Она хотела сказать «подразнить меня», но вдруг решилась сказать то, что трудно было произнести, но она знала, что эти слова вызовут доверие у короля, а главное, отведут угрозу от Томаса. И она добавила: — Чтобы досадить другому человеку, который мне нравился больше.
Генрих с шумом отодвинул кресло и подошел ближе, не сводя с нее горящих глаз.
— Так ты и Уайетта заставляла сходить с ума от ревности?
Анна промолчала. Она была довольна: пусть разговор о ревности примет более общий характер.
— Мужчины слишком внимательны ко мне. Так было и во Франции, — она скромно потупилась. — Что я могу поделать?
Он посмотрел на волнующий изгиб ее шеи, на нежные округлости груди в низком прямоугольном вырезе платья.
— Ничего, черт побери! — со вздохом вырвалось у него.
Король отошел к камину и сердито пнул ногой тлеющее полено. Сноп искорок взвился и погас. Генрих резко обернулся и успел заметить, что она наблюдает за ним. Он мог бы поклясться, что видел скользнувшую у нее по лицу улыбку.
— А тот, к кому ревновал Уайетт, кто он? Этот щенок Нортамберленд, с которым я поймал тебя в Гринвиче?
Анна опустила голову. Все сразу померкло вокруг, стало безжизненным.
— Да, — неохотно ответила она.
— Ну, с ним-то я разделался. Он, слава Богу, далеко от тебя. В постели с этой уродиной, дочерью Шрузбери.
— Да, — вновь произнесла Анна как можно спокойнее, надеясь притворным равнодушием защитить от беды единственного своего возлюбленного.
— Но Уайетт… — Генрих принялся в волнении ходить по комнате. — Он все еще здесь, и ты сводишь его с ума своими распутными глазами. Он только и мечтает о тебе. А твоя мачеха на его стороне. Он свой человек в Хевере. Вы с ним бегали по лестницам, играли в «догонялки», а зимними вечерами он, конечно же, читал тебе свои стихи — будь они прокляты! У него не раз была возможность… Так? Говори!
Генрих Тюдор вдруг представился Анне таким жалким и уязвимым в своей ревности. Он ловил ее руки и покрывал их поцелуями.
— О, Нэн, Нэн, ты же видишь, — молил он. — И ты, и он так молоды, а я уже нет. Ты не представляешь, как это горько, когда молодость проходит, а сердце любит так горячо…
Жалея его, потому что он был откровенен с ней до предела, Анна нежно зажала ему рот ладонью, которую он целовал. Она не хотела видеть его унижения, да и прекрасно понимала, что он жаждал услышать от нее.
— Нет, у него не было возможности, — тихо сказала она.
Генрих крепко сжал ее в порыве благодарности.
— Поклянись мне. С той минуты, когда кончилась игра сегодня днем, я не нахожу себе места. Мне кажется, ты обманываешь меня.
— Я клянусь, Генри.
Он улыбнулся немного виновато, смущенный взрывом своих чувств.
— Пойми меня, любимая. Я должен быть уверен. Я король и не могу быть вторым ни в чем.
Левой рукой Анна судорожно схватилась за четки, висевшие на поясе. «Я не клятвопреступница! Он не узнал правды. Но я и не солгала ему», — успокаивала она свою совесть. Слава Богу, что он не спросил прямо об ее целомудрии.
Чтобы собраться с мыслями, она подошла к окну, где на маленьком столике стояла шкатулка. Ключиком, висевшим у нее на поясе, она открыла ее, и Генрих, стоявший сзади, увидел, что она хранит там его письма.
— Глупышка! Зачем ты хранишь их? — втайне довольный, пожурил он ее, легонько ущипнув за ухо.
