Серебряная ведьма - Кэррол Сьюзен (бесплатные версии книг txt) 📗
Пока лошади паслись неподалеку, Симон прислонился к развесистому вязу, борясь с усталостью, которая грозила одолеть его. Под ним лежала деревня Лонгпре, такая же, как многие другие на берегу Шер, зажатая между рекой и простирающимися вдалеке полями и виноградниками.
Когда в церкви зазвонил колокол, призывающий к молитве Богородице, Симон увидел, как работники на полях прервались на полуденную трапезу. Эту землю они возделывали, чтобы прокормиться и заплатить десятину местному господину, точно так же, как делал отец Симона.
Его отец… Симон почувствовал знакомую боль, пронзившую его изнутри. Но его преследовали слова Мири! «Если мы позволяем себе забыть тех, кого любили, они умирают для нас навсегда».
Симон провел рукой по лицу, впервые за много лет позволив его образу вернуться. Он словно стряхнул пыль с книги, которую не открывал долгое время, когда страницы поначалу кажутся старыми и ветхими, но потом становятся до боли четкими и ясными. Мысленным взором он видел выбеленный домик, где родился, маленький, но безупречно ухоженный его родителями от огорода до черепичной крыши. Входная дверь всегда была немного низковато. Отец Симона часто бился о косяк головой, входя в дом, и всегда тихо что-то бормотал, но никогда не ругался.
Жавьер Аристид никогда не бранился в присутствии жены и детей. Симон вообще не мог вспомнить, чтобы отец произнес хотя бы одно бранное слово. Деликатный, сердечный, с вечно обветренным от работы в поле лицом, с обломанными ногтями и загрубевшими ладонями, в отличие от многих мужчин их деревни в своих привычках он был очень сдержан – как в вине, так и в деньгах, заработанных тяжким трудом. Кроме того сентября, когда Симону исполнилось одиннадцать и Жавьер от души угощал всю деревню вином.
– Тост за моего сына, Симона, – кричал он. – Сегодня он стал мужчиной с великим будущим. Никакого непосильного труда нет в поле для моего мальчика. Завтра он отбывает ко двору господина де Ласи.
– Папа, – бормотал Симон, разрываемый между радостью за гордость отца и смущением. – Я буду всего лишь помощником конюха, буду чистить конюшни, посыпать их соломой.
– Ах, всего лишь помощник конюха. Но при твоей любви к лошадям ты обязательно скоро станешь настоящим конюхом. И тогда, кто знает? Возможно, когда-нибудь у тебя будут свои лошади.
Но не успел Симон его остановить, как отец, обычно человек очень скромный, вскочил на стол и потребовал, чтобы все выпили за здоровье его сына.
Симон прислонился головой к стволу дерева, удивляясь, что он улыбается своим воспоминаниям. О матери и те дни думать было трудно.
С глазами, переполненными слезами, Белда Аристид изо всех сил старалась не расплакаться, с особенным усердием и отчаянием замешивая тесто.
– Мама, – возмутился Симон, глядя на количество провизии, которую она собрала ему в дорогу. – В замке огромная кухня. Там полно еды. Голодать я не буду.
Мать резко оборвала его:
– Не рассказывай мне про кухню его превосходительства, Симон Аристид. Я знакома с женщиной, отвечающей за выпечку. Неуклюжая неряха. У нее хлеб никогда не будет таким, как у меня.
– Конечно, мама, – успокоил ее Симон. – Но, несмотря на то, что я буду жить над конюшней, я иногда могу бывать дома. Замок всего в трех милях отсюда, недолгий путь по полям.
Белда постаралась улыбнуться, измазав щеку мукой, когда вытирала глаза от слез. Маленькая сестренка Симона, жадно слушавшая их разговор, подошла ближе и потянула его за рукав.
– Симон?
Он присел перед ней:
– Что такое, цыпленочек?
Лорена надула губки, услышав это прозвище, и, как всегда, заворчала:
– Я не цыпленочек. Просто хотела узнать, сможешь ли ты когда-нибудь взять меня в замок. Хочу посмотреть конюшню господина и всех красивых лошадей, о которых ты будешь заботиться.
Симон сел на карточки, делая вид, что разглядывает девочку.
– Не знаю. Это очень большие лошади с большущими зубами. Они могут съесть такого маленького цыпленочка, как ты.
Сестренка ударила его по плечу маленьким кулачком.
– Лошади не едят цыплят, ты дурачина. Даже если лошади господина такие злые, я все равно не испугаюсь. Ты же будешь там. – Она улыбнулась ему беззубым ртом. – Я знаю, ты всегда защитишь меня, братик.
Но он не смог защитить ее. Ни ее, ни мать, ни отца. Увлекшись жизнью в замке и работой в конюшне, ухаживая за стройными скакунами, такими непохожими на тяжелую лошадь, на которой отец пахал, Симон редко вспоминал о доме. Но когда он снова навестил семью, было слишком поздно…
Он с трудом сглотнул, отогнал воспоминания, когда увидел, как Мири легкой походкой поднимается на холм. Было видно, что она успешно выполнила свою задачу и наконец-то раздобыла какую-то нужную информацию.
Подойдя к нему, она немного запыхалась. Сняв шляпу, бросила ее на землю и вытерла пот со лба, к которому прилипли выбившиеся локоны. Она улыбнулась Симону, показав небольшую корзинку.
– Подарок от мадам Бризак, – сказала она, откину и салфетку, под которой лежал виноград, хрустящий хлеб и жирный белый кусок домашнего сыра.
Симону не очень хотелось есть, несмотря на то, что со вчерашнего дня у него крошки не было во рту. Крушение последних надежд мадам Пиллар лишило его всякого аппетита. Но когда Мири расположилась на траве рядом с ним, ему пришлось присоединиться.
– Ты похожа на кошку, которая нашла сметану. Очевидно, ты кое-что разузнала. Что сказала тебе мудрая женщина?
Мири молчала, пока разламывала хлеб, потом подмигнула ему и расплылась в широкой улыбке.
– Ничего. – Мири пыталась справиться с улыбкой, но губы не слушались, и на щеках появились ямочки. – Просто ты вместо ведьмы назвал ее мудрой женщиной. Ты не совсем безнадежен, Симон Аристид.
– Я бы на это не надеялся. Ты собираешься рассказать мне, что она сказала, или нет?
Мири протянула ему ломоть хлеба и сыр, едва сдерживая радость.
– Ах, Симон, их видели в этой деревне несколько дней назад. Из того, что рассказала мадам Бризак, это были Кэрол с двумя ведьмами.
– Ах, неужели ты произнесла «ведьма» вместо «мудрая женщина»? – Симон не мог удержаться и не подразнить ее. – Ты, возможно, не совсем безнадежна, Мирибель Шене.
Мири наморщила нос и состроила ему рожицу. Она замолчала, откусывая хлеб и сыр, потом продолжила:
– Мадам сказала, их было трое, одна очень высокая и светловолосая по имени Урсула. Другая женщина совсем невысокая, темноволосая с острыми чертами лица, как у эльфа. Это очень похоже на то, что говорил Себастьян про женщин, которые увели Кэрол. И с этими двумя была молоденькая белокурая девушка. – Радостная улыбка Мири погасла. – Девушка выглядела бледной и больной. И очень несчастной. Она все время готова была расплакаться, но не смела, потому что тогда долговязая Урсула била ее по голове.
Симон наклонился и взял пальцами запястье Мири.
– Не беспокойся. Мы отыщем девушку, спасем ее.
Обещание было поспешным, но Симон подумал, что ничего не сделал, чтобы прогнать с лица Мири тревожное выражение.
– Похоже, ты права, девушка ушла не добровольно. Можешь с полным правом сказать: «Я же говорила».
Мири покачала головой, но, похоже, была благодарна за его добрые слова. В ее глазах снова засветилась надежда.
– Кажется, они больше не путешествуют по реке, раздобыли где-то пару вьючных мулов.
– Скорее всего, украли, – произнес Симон, проглотив еще кусок сыра и хлеба.
– В деревне думают так же. Мадам Бризак сказала, что этих женщин приняли за цыганок и старались не общаться с ними.
– Вполне подходит. Именно так члены этого общества перемещаются по стране – как настоящие цыгане. Подозреваю, так и Люси Пиллар попала к ним. Девушка очень любила общаться с цыганами, чтобы узнать свою судьбу. – Симон стряхнул крошки с рук, приняв от Мири гроздь винограда. – Стало быть, мадам Бризак знает, в какую сторону они ушли?
Мири прожевала сыр, перед тем как ответить.
– Мадам думает, что они пошли по дороге на север, в сторону Парижа.
