Три кварка (из 2012 в 1982) - Тимофеев Владимир (серия книг .TXT, .FB2) 📗
– Вот. Можете полюбоваться, – преподаватель взял в руки указку и обвел ею вытянувшегося по стойке «смирно» Шамрая. – Вполне достойный образец того, как должен выглядеть каждый курсант. Пиджак и брюки темного цвета. Комсомольский значок. На ногах туфли или ботинки. Безусловно, начищенные. Никакие кеды, сандалии или кроссовки не допускаются. Так же, как и джинсы, тренировочные штаны, свитера, водолазки и прочая, не соответствующая Уставу гражданская рвань. Ясно?
– Ясно, – ответили мы вразнобой.
– Рубашка и галстук должны быть такими же.
– Такая же рвань? – тихо хихикнул кто-то.
– Такие же уставные, – повысил голос Павел Борисович, безуспешно пытаясь выявить «анонимного» шутника. – Защитного зеленого цвета. Как у курсанта Шамрая. Если кто не знает, где их приобрести, могу подсказать. Метро «Арбатская», магазин «Военторг»… Курсант Желтов!
– Я! – поднялся сидящий на заднем ряду Миха.
– Не могли бы вы, курсант Желтов, подсказать, какие должны быть носки у курсанта?
По всей видимости, именно Миху капитан Кривошапкин решил назначить ответственным за предыдущую «шутку».
Желтов приподнял штанину и посмотрел на свой левый носок:
– Думаю, тоже зеленые.
Потом приподнял вторую штанину и с легкой грустью добавил:
– Или синие.
Законный супруг нашей многоуважаемой «англичанки» хмыкнул и чуть заметно, самым краешком губ, улыбнулся. «Ага. Не такой уж он, выходит, и солдафон, каким хочет казаться. Тоже, небось, вспомнил свою курсантскую молодость».
– Садитесь, курсант. Вы почти угадали. Носки должны быть од-но-тон-ны-ми.
– А белые можно? – опять спросил кто-то «из зала».
– В белые будете наряжаться во время собственных похорон, курсант Денько. Если, конечно, успеете дожить до этого светлого будущего, – отрезал Павел Борисович, возвращаясь в образ «тупого служаки». Затем, резким взмахом руки восстановив тишину в помещении, произнес нарочито суровым голосом:
– А если кто-нибудь еще желает сейчас посмеяться, то может выйти за дверь и хорошенько подумать о своем первом прогуле и первом выговоре.
Понятное дело, «желающих» среди нас не нашлось.
– Теперь перейдем к прическе и тому, что называется мордой лица, – продолжил преподаватель спустя пять-семь секунд, так и не найдя в аудитории претендентов на «премию Дарвина».
– Прическа у курсанта должна быть аккуратная. И спереди, и сзади, и сбоку. Волосы короткие, не взъерошенные, – произнес капитан Кривошапкин, направляя указку в сторону головы стоящего перед доской Шамрая. – Дополнительной растительности на лице быть не должно. Никаких бакенбардов, бород и прочей битловской небритости. Помните, что вы не какие-нибудь там бичи с унитазами вместо шапок, а нормальные советские люди и студенты одного из лучших вузов страны.
– А усы? Усы можно? – вклинился в монолог капитана Олег Денько. Усы у Олега имелись, поэтому проблема «неуставной» растительности его, естественно, волновала.
– Усы можно, – успокоил Денько капитан. – Но… не больше, чем у меня.
Павел Борисович слегка усмехнулся, оглаживая собственные усы. Густые и рыжие, почти как у доктора Ватсона в исполнении Виталия Соломина.
– Не больше моих, – еще раз повторил капитан, поворачиваясь к застывшему рядом Шамраю. – Курсант Шамрай, вольно. Можете вернуться на место.
– Есть! – Володя попытался было вскинуть руку к виску, но вовремя опомнился и промаршировал к своему стулу без «отдания чести». Проследив за его «терзаниями», Павел Борисович довольно сощурился, дождался, когда новоиспеченный дежурный по взводу займет свое место, а затем обратился ко всем остальным:
– Кстати, сегодня я ни у кого из вас не нашел одной важной детали, отличающей любого курсанта, даже самого что ни на есть лоботряса, от точно такого же, но гражданского.
– Какой такой детали? – прервал почти театральную паузу кто-то из сидящих в аудитории.
– Эта деталь именуется головным убором, – пояснил капитан Кривошапкин. – Так что к следующему занятию всем вам придется не только привести к нормальному виду свои прически и форму одежды, но и обзавестись соответствующим головным убором.
– Фуражкой что ли? – поинтересовались с центральных рядов.
– Пилоткой? – попробовали угадать те, кто занял «партер».
– Папахой? – хохотнули с «галерки».
– До папахи вы пока что не доросли, – хмыкнул преподаватель. – Поэтому ограничимся обычным беретом. Стандартным, синим. Насколько я знаю, найти такой не проблема…
Действительно, приобрести в 82-м подобный берет проблемы не составляло. По крайней мере, в Москве и пригородах. Его продавали едва ли не в каждом универмаге. Этот головной убор очень уважали пенсионеры и… студенты, посещающие военную кафедру.
– А зачем нам эти береты нужны? – неожиданно вырвалось у Сережи Герца, сидящего позади меня. Павел Борисович хмуро посмотрел на задавшего дурацкий вопрос студента.
– Э-э… курсант Герц, – подпрыгнул с места Сергей, правильно оценив тяжелый взгляд капитана, и повторил вопрос. – Зачем нам береты, товарищ капитан?
– Затем, что к пустой голове только примочки прикладывают, – ответил ему преподаватель спустя пару секунд. Сказал и, чуть поморщившись, потрогал свой собственный лоб. «Ну да, все верно. Он же боксер и потому в лоб получает с завидной регулярностью. Как от соперников по рингу, так и от своей дражайшей супруги. Бывает, за дело, а, бывает, и в качестве профилактики…»
Следующие двадцать минут, вплоть до разделяющего пару короткого перерыва, капитан Кривошапкин посвятил ознакомлению курсантов-студентов с руководством вооруженных сил страны и руководящим составом кафедры (не вживую, конечно, а посредством перечисления их должностей, фамилий и званий). Затем проинформировал о плане учебы на ближайший семестр, а перед самым звонком бодренько так объявил:
– А сейчас, товарищи курсанты, мне бы хотелось посмотреть, чему и как вас учили в школе на НВП [34]. Проверку вы будете проходить в кабинете 304 во время второй полупары. Дежурный!
– Я! – уже в который раз отозвался Шамрай.
– Обеспечьте переход обеих групп в указанную аудиторию. И чтобы никто по дороге не потерялся.
– Есть, – вздохнул «несчастный» дежурный. На лице у него читалось классическое: «Нефиг было выпендриваться. Инициатива, как известно, наказуема…»
Дорога в соседнее, через дверь, помещение оказалась короткой. Потеряться никто из нас не сумел.
Триста четвертый кабинет, куда мы ввалились толпой, несколько отличался от того, в котором прошли первые сорок минут занятий. «Парты» стояли не рядами в линию, а уступом, «освобождая» место в центре для длинного и широкого стола с невысокими бортиками по краям. Доски на стене не было, зато хватало учебных макетов и стендов. Тех самых, что информировали массы о поражающих факторах ядерного взрыва, особенностях устройства различных видов вооружений, тактике их применения, обмундировании и знаках различия военнослужащих, строевых приемах, структуре вооруженных сил и прочая, прочая, прочая. Присутствовали также красочно оформленные плакаты с выдержками из Уставов и наставлений, цитатами из классиков, портреты военачальников как нынешних, так и прошлых времен, героев войны, членов Политбюро (ну да, куда же без них). Короче, стандартный учебно-практический класс с начинкой из аксессуаров в стиле позднесоветского «милитари».
Кое-как разместившись (стульев на всех, увы, не хватило – пришлось слегка потесниться), мы принялись с любопытством осматриваться, дожидаясь появления преподавателя.
Капитан Кривошапкин долго себя ждать не заставил, войдя в аудиторию, едва прозвенел звонок, секунда в секунду. После уже привычного нам ритуала вставания по команде и аналогичного возвращения в «расслабленное» состояние он сразу же взял быка за рога, с ходу поинтересовавшись у слушателей:
– Ну что, товарищи курсанты, к бою готовы?
