Лето больших надежд - Виггз Сьюзен (книги онлайн полные версии .txt) 📗
— Это ты сделал? — спросила она Коннора.
— Точно, — сказал он, — и это заняло все мое свободное время. — И, рассмеявшись, покачал головой. — Они из скобяной лавки в городе. — Он поднял четыре скворечника и перенес их в сарай.
— Могу я спросить, что ты намерен делать со всеми этими скворечниками? — Она схватила пару и последовала за ним.
— Ты можешь спросить. Если они здесь не нужны…
— Я просто хочу понять, что у тебя на уме.
— Ничего. — Он продолжал укладывать скворечники ровными рядами в сарае. — Может быть, Дэйр сможет использовать их в своих фантазиях.
— Ты, должно быть, любишь птиц.
Заинтригованная Оливия помогала ему, больше не задавая вопросов. Остывая после пробежки, она почувствовала прохладу утреннего ветра. В ту же секунду Коннор стащил с себя куртку и набросил ей на плечи. Это хороший знак, значит, он ее чувствует.
— Не надо! — запротестовала она. — Я вся в поту.
— Как будто это меня беспокоит, — сказал он. — Надевай в рукава.
Оливия закуталась в куртку, словно в его объятия. Это было слишком хорошо, думала она, вдыхая запах его тела, сжившийся с тканью. Он не должен пахнуть так хорошо.
— Итак, как ты себя чувствуешь, вернувшись назад в лагерь «Киога»? — спросила она, стараясь заполнить наступившее неловкое молчание.
— Это не слишком отличается от моего фургона.
— Как давно ты живешь в нем? Ты что, и зиму там проводишь? — Она немедленно пожалела о своем вопросе. Это звучало как осуждение. — Прости, — сказала она. — Я не должна совать нос не в свое дело.
— У нас суровые зимы, — ответил он и больше ничего не объяснил.
Черт. Она обидела его или рассердила. Сколько раз она говорила себе, что лучше всего держать свои вопросы при себе. Поэтому она боялась задавать вопросы о его отце. Или это было странно, что она не спрашивала о нем? Она не знала. Терри Дэвис был значимым фактором в жизни Коннора, может быть, определяющим фактором. А постыдная правда состояла в том, что Оливия была трусихой. Она боялась услышать его печальную историю о том, как умер его отец. Она не хотела слышать, что он в конце концов допился до смерти. Она боялась печали Коннора, потому что знала, что не сможет его утешить.
— Ну, — быстро сказала она, — надеюсь, вы с Джулианом провели хорошую ночь.
Он закрыл дверь в сарай.
— Я только надеюсь, что смогу удержать его от беды этим летом.
— Ты уже делал это раньше, — напомнила она ему. — В последнее лето, когда мы… — Кажется, она опять говорит не то. — Он стащил у тебя деньги, когда был маленьким мальчиком, но ты умудрился быть выше этого.
— Скорее всего, он сможет обставить меня. Но я постараюсь изо всех сил, чтобы этого не произошло.
Коннор был сама забота. Она знала, что он был таким. Он рос так, как рос, и его характер был выкован в квадрате, состоящем из пьянства его отца и пренебрежения его матери. Иногда Оливия думала, каким человеком мог бы он стать, если бы его родители заботились о нем, вместо того чтобы предоставить ему расти самому по себе. Затем она подумала о других людях, которых знала, людях, о которых заботились и которые получили все преимущества. Многие из них упустили возможности, которые были им даны, и стали детьми-иждивенцами, объектом внимания таблоидов.
— Как обстоят дела у вас с Джулианом? — спросила она.
— Мы едва знаем друг друга. Он не в восторге от того, что оказался под моим присмотром.
— Как ты относишься к нему?
— Не знаю. Он не хочет оставаться здесь и ведет себя как маленькое дерьмо.
Она наклонила голову, скрывая улыбку.
— Что? — спросил он, заметив ее изумление.
— Это хорошо, что ты так честен. Меня немного беспокоило, что ты уж чересчур какой-то правильный.
— Джулиан — моя семья. Когда он родился, мне было одиннадцать, и он стал лучшим событием в моей жизни. Шесть месяцев у меня был брат. Затем его отправили жить с отцом, и все было кончено, вот так неожиданно. Никто не предупредил меня и не советовался со мной. Я просто пришел из школы в один прекрасный день, и его не было. Я после этого несколько дней не разговаривал с матерью, может быть, недели. — Он посмотрел на свои руки, мозолистые и в шрамах от тяжелой работы, и сложил пальцы. — Я никогда никому об этом не рассказывал.
Именно тогда Оливия осознала, какую боль он скрывает.
— Может быть, я могу поговорить с Джулианом. Я хочу сказать, если ты не возражаешь…
Он покачал головой:
— С чего бы мне возражать?
— Мне нравится разговаривать с ним. — Она не спала вчера вечером, когда пришли Джулиан и Дэзи, и у нее с ними был долгий разговор. — Ты знаешь, что прошлой весной он проходил тест и набрал тысячу пятьсот пятьдесят баллов? Восемьсот по математике, семьсот пятьдесят по английскому. — Она заметила удивление на лице Коннора.
— Шестнадцать сотен — это превосходный балл, верно? — сказал он.
— Да…
— Он пропускает половину занятий, — подчеркнул Коннор.
— Мне кажется, в школе его упустили. — Она чувствовала себя неожиданно взрослой, обсуждая его брата подростка. Это было что-то новенькое — относиться к Коннору Дэвису как к взрослому, говорить с ним как человек с опытом. Неожиданно их отношения стали куда более сложными. Когда она впервые увидела его, ей хотелось только одного: показать ему свое новое «я» и заставить пожалеть о том, что он потерял много лет назад. Но это не продлилось долго, конечно. Ее сердце было беззащитным, когда дело касалось Коннора Дэвиса. Почти против ее воли их отношения изменились и продолжали углубляться всякий раз, когда они встречались.
Они вместе отправились на кухню. Пока она отмеряла кофе для кофеварки, она чувствовала на себе его взгляд, но притворилась, что не замечает этого.
— Помнишь тот год, когда мы дежурили ночью и намазали всех арахисовым маслом? — спросила она.
— Фалк Сент Джон, вероятно, все еще пытается выковырять это масло из своих волос. — Он взял поржавевший теннисный кубок, который она привезла из отцовской кладовки. — Что это?
Оливия прикусила губу. Она оставила кубок на виду и надеялась, что кто-нибудь спросит ее о ней. Каждый день она ждала, что именно Коннор обратит внимание на эту вещь.
— Старый трофей моего папы. Я собираюсь его отполировать.
Он нашел фотографию и запонку, которые лежали внутри. Он положил запонку на место, но изучил снимок с потрясенным выражением лица.
— Эта фотография, — сказала она, следя за тем, чтобы ее голос звучал как обычно, — вот причина, по которой я в тот день спрашивала тебя о Дженни Маески.
— Похоже на нее, скорее более юная версия ее, — согласился он. — Это, вероятно, ее мать.
— Это она. Та же фотография висит в булочной, только парень на картинке отрезан. Узнаешь его? — спросила она. Не ожидая ответа, она сказала: — Это мой отец. В 1977 году. Я умираю от желания узнать, что за история скрывается за всем этим.
— Так спроси его об этой женщине, — предложил Коннор.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Почему бы и нет? Ты ведь близка с отцом. Он, вероятно, не будет возражать.
Коннор был прав, но все равно, Оливия просто не могла. Личная жизнь родителей была недоступна для нее. Иногда она спрашивала отца, встречается ли он с кем-нибудь, не думает ли он, что в один прекрасный день сможет снова жениться. Он всегда смотрел на нее с печальной и сладкой улыбкой и качал головой, заявляя, что ему никогда не везло в области романтических отношений. Оливия начала думать, что это характерная черта ее семьи.
— Я чувствую неловкость, делая это, — сказала она Коннору. — И не говори мне, чтобы я показала снимок Дженни. Я не могу этого сделать.
— Я знаю кое-кого, у кого мы можем спросить.
18.
Коннор надеялся, что он делает правильно, помогая Оливии удовлетворить любопытство насчет старых дел. Все равно было слишком поздно сдавать назад. Через несколько дней они поехали вместе в Авалон, с Джулианом на заднем сиденье. Он хотел, чтобы его подбросили до библиотеки, хотя не дал никаких объяснений, сунув руку в лямку своего рюкзака и выйдя на тротуар.
