В поисках Аляски - Грин Джон (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
— Мне больше достанется. — И залпом выпил.
через тридцать семь дней
В СЛЕДУЮЩУЮ СРЕДУ ПОСЛЕ религиоведения я наткнулся на Лару. В буквальном смысле. Я ее и раньше видел конечно же. Почти каждый день — на английском, в библиотеке, когда она перешептывалась со своей соседкой Кэти. В обед и ужин в столовке, за завтраком, наверное, тоже видел бы, если бы вставал к завтраку. Она меня, естественно, тоже замечала, но только сегодня так получилось, что мы посмотрели друг на друга одновременно.
Я предполагал, что она к этому времени меня уже забыла. В конце концов, мы и встречались-то всего один день, хотя он и был очень насыщен событиями. Но когда я, спеша на математику, врезался в ее левое плечо, она повернулась и посмотрела на меня. Она была зла, и не потому, что я на нее налетел.
— Извини, — выпалил я, а Лара посмотрела на меня искоса, как будто сейчас либо расплачется, либо начнет на меня ругаться, но потом молча ушла в класс. Это было первое, что я сказал ей за месяц.
Мне хотелось бы, чтобы мне хотелось с ней поговорить. Я понимаю, что вел себя отвратительно. Представь себя на месте Лары,говорил себе я, подруга умерла, а бывший парень словно дар речи утратил.Но в моей душе хватало места только на одно искреннее желание, и объект этого желания умер, и мне теперь были нужны хотя бы ответы на вопросы «как» и «почему», а Лара не могла мне их дать, а больше для меня ничего значения не имело.
через сорок пять дней
НЕДЕЛЯМИ МЫ с Полковником жили на благотворительность в плане курева: сигареты нам либо отдавали за так, либо продавали задешево буквально все — от Молли Тэн до недавно остриженного Лонгвелла Чейза. Казалось, что все эти люди хотят нас поддержать, но другого способа выразить свое сочувствие не придумали. Но к концу февраля благотворительность закончилась. Да и к лучшему. Мне было довольно-таки неловко принимать подарки у людей — они же не знали, что это мы вложили Аляске в руку заряженный пистолет.
Так что после уроков Такуми повез нас в «Куса ликорс». В тот день мы с Такуми получили безрадостные результаты первого серьезного теста по математике за этот семестр. Может, это случилось из-за того, что кончились наши собрания с горами картошки из «Макнесъедобнальдса», на которых Аляска объясняла нам то, чего мы не поняли сами, может, из-за того, что мы вообще учебу запустили, но мы оба шли к тому, что и нашим родителям скоро отправят отчеты о неуспеваемости.
— Дело в том, что мне математика просто неинтересна, — прозаично констатировал Такуми.
— Приемной комиссии в Гарварде это будет довольно трудно объяснить, — ответил Полковник.
— Не знаю, — сказал я, — мне кажется, в ней что-то есть.
Мы посмеялись, но смех быстро утонул во всеобъемлющей тишине; я не сомневался, что все думают о ней, о том, что она мертва, холодна и уже вообще не Аляска, и мы больше никогда не услышим ее смеха. До сих пор мысли о том, что ее уже нет, повергали меня в шок. Она лежит под землей в Вайн-Стейшн и гниет,думал я, но даже и это было не совсем то. Тело еще есть, но ее самой нет, раз — и нет.
Теперь, даже если на время становилось весело, вскоре все равно накатывала грусть, потому что, именно когда начинает казаться, что жизнь снова стала как раньше, особенно остро понимаешь, что ее не увидишь уже никогда.
Я купил сигарет. Раньше я в «Кусу ликорс» и не заходил ни разу, но это была именно такая дыра, какую я представлял по описаниям Аляски. Пока я шел к кассе, грязный деревянный пол поскрипывал под ногами, вдруг я заметил большой круглый аквариум с грязной и мерзкой на вид водой, в которой якобы находилась «ЖИВАЯ НАЖИВКА», но на самом деле брюхом кверху плавала целая стая мелкой рыбешки. Когда я попросил блок «Мальборо лайтс», кассирша вежливо улыбнулась мне всеми четырьмя зубами.
— Ты в Калвер-Крике учишься? — поинтересовалась она, и я не знал, говорить ли правду, поскольку, ясное дело, школьникам девятнадцати еще нет, но она взяла блок сигарет и положила его передо мной, не спрашивая моего удостоверения личности. Так что я ответил:
— Да, мэм.
— Ну и как там?
— Да неплохо, — сказал я.
— Я слыхала, что у вас там кто-то умер.
— Да, мэм.
— Мне очень жаль.
— Да, мэм.
Имени этой женщины я не узнал, потому что заведение было не из тех, где тратят деньги на бейджи, но у нее на левой щеке из родинки росли длинные белые волоски. Особо противно не было, но я все равно то и дело смотрел на родинку, а потом отводил взгляд.
Сев в машину, я дал пачку Полковнику.
Мы открыли окно, несмотря на то что февральский мороз кусал за щеки, а разговаривать на таком ветру стало совсем невозможно. Я сидел в своем уголке и курил, думая о том, почему продавщица из «Кусы ликорс» не удаляет эти волоски. Я сидел за Такуми, и ветер из его окна дул мне в лицо. Я переместился поближе к центру и посмотрел на сидящего на переднем сиденье Полковника — он улыбался, подставив лицо ветру.
через сорок шесть дней
Я НЕ ХОТЕЛ РАЗГОВАРИВАТЬ с Ларой, но на следующий день за обедом Такуми надавил на мое чувство вины.
— Как ты думаешь, что бы об этой хрени сказала Аляска? — спросил он, глядя на столик, за которым сидела Лара.
Нас разделяло три стола. С ней была ее соседка по комнате, Кэти, которая что-то рассказывала, и Лара улыбалась каждый раз, когда Кэти начинала смеяться над своей собственной шуткой. Лара набирала на вилку зерна консервированной кукурузы, поднимала ее, не вынося за пределы тарелки, а потом склоняла голову и подносила к ней рот — ела она молча.
— Она могла бы сама заговорить со мной, — сказал я Такуми.
Он покачал головой. Даже несмотря на то, что его рот был набит картофельным пюре, Такуми сказал:
— Эт’ты должен подойти первым. — Проглотив картошку, он добавил: — Толстячок, позволь задать тебе вопрос. Вот состаришься ты, поседеешь, внуки усядутся к тебе на колени и спросят: «Дедуля, кто тебе первый минет сделал?» Тебе разве приятно будет отвечать что-нибудь вроде «А… какая-то девчонка, с которой я потом и не разговаривал до конца школы»? Нет! — Он улыбнулся. — Ты захочешь ответить: «Это была моя дорогая подруга Лара Бутерская. Эх, до чего она была мила. Намного краше вашей бабушки».
Я рассмеялся. Да, пожалуй. Надо было поговорить с Ларой.
После уроков я пошел в ее комнату и постучал в дверь, она открыла с видом: Что такое? Теперь-то тебе чего надо? Толстячок, от тебя бед уже хватило,я посмотрел через ее плечо в комнату, куда я до этого входил всего лишь однажды и где я понял, что, независимо от того, будем мы целоваться или нет, разговаривать мы не сможем. Пока молчание не стало слишком неловким, я сказал:
— Прости.
— За что? — спросила Лара, глядя в мою сторону, но все же не прямо на меня.
— За то, что игнорировал тебя. За все, — ответил я.
— Не надо было предлагать стать мои-им парнем. — Лара была очень хорошенькая, она хлопала ресницами, обрамлявшими большие глаза, круглые щеки казались очень мягкими, но все же их округлость напоминала мне лишь о худеньком скуластом лице Аляски. Но это я мог пережить — в любом случае, должен был пережить. — Мы могли-и бы просто быть друзьями-и.
— Я знаю. Я вел себя как идиот. Прости меня.
— Не прощай этого придурка, — прокричала из комнаты Кэти.
— Я тебя прощаю. — Лара улыбнулась и обняла меня, крепко сжав в области талии.
Я тоже обнял ее за плечи, ее волосы пахли фиалками.
— А ятебя не прощаю, — сказала появившаяся в дверях Кэти. И несмотря на то, что мы с ней были лишь едва знакомы, она не постеснялась дать мне коленкой по яйцам. Она довольно улыбнулась и, когда я согнулся от боли, добавила: — Вот теперьпрощаю.
Мы с Ларой — без Кэти — пошли к озеру. И поговорили. Поговорили — об Аляске, о нашей жизни в прошедший месяц, о том, что ей приходилось скучать и по мне, и по Аляске, а мне — только по Аляске (в общем, верно). Я рассказал ей правду, насколько мог себе позволить, и про петарды, и про то, как мы ходили в отделение Пелхэма, и о белых тюльпанах.
