Бессмертник - Плейн Белва (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗

— Дед, тебе нравится быть старым? — спросил одиннадцатилетний Томми, самый младший брат Криса.

Все засмеялись. Старик ответил:

— Нельзя сказать, чтобы я был в восторге. Но это все-таки лучше, чем умереть молодым. Поэтому отвечу так: да, старым быть не так уж плохо.

Воздух подернулся вечерней дымкой. Мори обвел взглядом всех, всю семью. Какие разные люди, и каждый по-своему приятен! Вот Рей, младший брат дедушки Гатри, неуемный теннисист семидесяти одного года от роду. Вот его дочь с мужем и двумя шустрыми ребятишками, они прибыли на автомобиле с домом-прицепом, объездив все национальные парки страны. Дядя Венделл с женой; на вид им лет по шестьдесят, но оба подтянутые, поджарые, с гладкой молодой кожей. Короче — семья как на подбор!

«Дядя Венделл выбрал свою стезю, — рассказывал Крис еще в Йеле. — У нас ведь одни банкиры, юристы да коммерсанты, но он на все это плюнул и преподает в Сент-Барте античку, а то сидит на раскопках в Греции или еще в какой-нибудь дыре».

— Интересно, как там Джеймс? — промолвила мать Криса.

Кто-то ответил:

— Как обычно. Полли с Агатой приедут к Четвертому. Он старается не лишать их радостей жизни.

Крис прошептал Мори на ухо:

— Дядя Джеймс перенес полиомиелит, остался инвалидом, и путешествовать ему, сам понимаешь, нелегко. Иногда он все-таки выбирается, но путь слишком далек. Они живут в штате Нью-Йорк. В Брюерстоне.

— Бедняга.

— Да уж, подкосило так подкосило. Он был известным адвокатом, представлял во Франции интересы многих американских банков, и вдруг… Это случилось двенадцать лет назад. После болезни он вернулся домой, там у него небольшая практика. Но у семьи вся жизнь пошла наперекосяк.

— Агги отличная девчонка, тебе понравится, — вступил в разговор Томми. — Она учится в Уэллесли. В прошлом году приезжала на дедушкин день рождения, и мы вместе были на ярмарке и катались на чертовом колесе. И в теннис она здорово играет.

Мистер Гатри засмеялся:

— Наш Томми неравнодушен к девочкам, потому что у него нет родных сестер. Девочка в нашем доме — существо редкое, заметное. — Он встал. — Ну, кто как, а я на боковую. Кто желает сыграть с утра в теннис? Причем с утра — это с утра, а не в полдень.

— Мори, ты как? — спросил Крис. — Вообще-то я хотел завтра прихватить еды и покататься на лодке. Но можем сперва перекинуться. Только пораньше.

— Я готов.

— В шесть. По рукам?

— По рукам.

Несмотря на приятную усталость, он не засыпал довольно долго. Лежал и слушал шорохи ночи, раскаты далекой грозы, шум ветра в листве. Он был точно зачарованный. Какая приятная, доброжелательная, благородная и в то же время простая семья. Как хочется быть своим в этом доме. Я ведь этих людей понимаю, чувствую… Я — здешний.

Он понимал, что она некрасива, но не мог отвести глаз. Маленькая, легкая в движениях. Вроде птички или, быть может, фавна — ему хотелось сравнить ее с кем-то быстрым, чутким и нежным. Она была очень смугла: кожа, волосы, даже глаза — карие, с золотинкой. Кошачьи глаза. Ей бы очень подошло имя Сентябринка.

Она приехала вчера. А сегодня они лежали вдвоем на плоту. Все уплыли на лодках, но Агата отказалась.

— Останься и ты, со мной за компанию, — сказала она Мори. — То есть ты, конечно, делай, что хочешь…

— Хочу составить тебе компанию, — ответил Мори.

И теперь они лежали на плоту, и солнце жгло, а ветер остужал им спины. Неожиданно Агата нарушила дремотную тишину:

— Мори, можно я задам тебе один вопрос?

— Конечно.

— Ты беден?

Он приподнялся на локте:

— С чего тебе в голову взбрело?

— Прости, я не хотела тебя обидеть. Просто показалось… может, ты ведешь себя иначе… ну, как-то тише… потому что ты беден? Я-то знаю, каково быть бедным, мы единственные бедняки в этой семье.

Тоже мне бедняки, с усмешкой подумал Мори, вспомнив о жутких домах-клоповниках, откуда выбрались когда-то его родители и где до сих пор влачат жалкое существование другие, незнакомые ему люди. «Бедняки».

— Нет, — ответил он тихо. — Мы не бедны. Отец по нынешним временам зарабатывает очень неплохо.

— Тогда, наверное, это потому, что ты еврей.

Он оторопел. Что ей ответить?

— Крис сказал мне, что ты еврей.

— Это такая интересная тема для беседы?

— По-моему, да. Я знаю очень мало евреев, так — пару девочек, которые со мной учатся. Но папа столько о них говорит, что мне стало любопытно.

— Ничего любопытного нет. Обыкновенные люди, как все. Есть среди них грешники, есть святые.

— Мой отец их ненавидит. Обвиняет во всех бедах — с сотворения мира. Ненависть к евреям у него вроде хобби — как у дяди Венделла раскопки в Греции.

Вроде хобби! Мори сглотнул и ухватился за возможность переменить тему:

— Дядя Венделл, должно быть, повидал много интересного?

— Еще бы! Надо как-нибудь его разговорить. Столько порасскажет! Он ведь из другой ветви семьи. Книжная душа. Не в пример обитателям этого дома.

Мори, кстати, заметил, что в доме выращивали цветы, шили и вязали, заботились о жизненных удобствах, но не читали. Здесь вовсе не было книг. Только старое издание Британской энциклопедии да «Географический журнал».

— Могу поспорить, Крис выше «удов» не поднимается, — заметила Агата.

— Да… нет. Впрочем…

Она засмеялась:

— Не бойся, это никакое не предательство. «Любовь» Криса к наукам ни для кого не секрет, и его родителей это ничуть не волнует.

— Не волнует? Трудно представить.

— Почему? Разве твоих родителей волнуют твои отметки?

— Конечно. — Он вспомнил, как незадолго до окончания школы он впервые в жизни получил отметку ниже «отл. с минусом». Заработал «хор» и даже с минусом по ненавистной химии. Отец тогда спросил — удивленно, но спокойно: «Мори, что делает в твоем табеле эта отметка?»

— Они никогда не принуждали меня учиться, — сказал он. — Не ругались, не сердились, как в других семьях. Но ведь можно давить и молча. Ну, просто ты знаешь, чего от тебя ждут. Знаешь, что надо использовать возможности, которые тебе дали, а не используешь — вроде как подведешь родителей.

— Да, я слышала, у евреев образование в большом почете.

Ну вот, опять! Ни о чем поговорить нельзя, чтобы не вкралось, не вылезло, не помешало… Различие. Несхожесть.

— Я тебя обидела?

Он резко повернулся:

— Скажи, ты тоже как твой отец?

— Я? Ты о чем?

— Ну, про евреев…

Она засмеялась:

— Конечно, нет. И спрашивать незачем. Я во все эти глупости не верю. И никто в семье не верит. Дядя Венделл вообще человек очень либеральный, широких взглядов…

— А твоя мама?

Агги на миг задумалась. И медленно произнесла:

— Мама… Знаешь, трудно представить, как и что думала бы моя мама, если б рядом не было папы. Она очень подвержена его влиянию, особенно теперь, когда он все время дома. Мне, честно говоря, кажется, что он так мрачно настроен из-за болезни. Если нигде не бываешь, не вращаешься среди людей, взгляды у человека неизбежно сужаются, и он становится… ну, в общем, фанатиком. Господи Боже, — печально вздохнула она, — он и католиков не любит, особенно ирландцев. Возможно, мама кое-что переняла у него. Да, пожалуй. В ней тоже есть нетерпимость.

— А она знает, кто я?

Агата сдвинула брови:

— По-моему, никто при ней об этом не упоминал… Мори?

— Что?

— Знаешь, наверное, лучше ей не говорить.

Да пошли они все к черту! И ее мать, надменная, с узким восковым лицом, и вообще — все они! К черту!

— Мори?

— Что?

— Я не хочу, чтобы ты плохо думал… Получается, что я вроде отступница, осуждаю собственного отца. На самом деле он удивительный человек и очень добрый. Он так много выстрадал. Я его безумно люблю. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя создалось впечатление, будто у нас какая-то ненормальная, чудовищная семья.

Почему она так печется о его впечатлениях?

Она заглянула ему в лицо. С такой умоляющей, такой нежной, ласковой улыбкой. Он улыбнулся в ответ. Ее улыбка стала шире, радостней, и она засмеялась. Не сдержанно, не нарочито, как хихикают девчонки для мальчишек, а по-настоящему весело, открыто и честно.