Тринадцатая редакция. Найти и исполнить - Лукас Ольга (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
Писатель нахмурился было, но тут исполняющий обязанности «дуры-секретарши» водрузил в центр журнального столика довольно-таки солидную чашку, до половины наполненную превосходным кофе. Склочный старец одобрительно хмыкнул, достал из внутреннего кармана пиджака, расположенного где-то на уровне печени, заслуженную фляжку и доверху долил чашку коньяком.
– Спасибо, свободен, – пробулькал он, дегустируя напиток.
– Послушайте, господин Бржижковский, сэр! Ну что мне сделать, чтобы вам понравиться? – взмолился Виталик.
– С таким подходом ты мне никогда не понравишься! – заявил писатель. Он пришел в благостное расположение духа и готов был немного подурачиться и даже отчески подразнить своего несмышлёного, но забавного поклонника.
– А как быть? Что поменять? – почувствовав слабину, Виталик живо взгромоздился на ручку дивана и принял непринуждённую позу. Принимая её он, впрочем, чуть не смёл со столика хрустальную пепельницу, недавно свалившуюся на Константина Петровича буквально с небес.
– Да ничего не меняй, просто не пытайся мне специально понравиться. Меня это только злит, знаешь ли, – признался писатель и наконец-то затушил свою отвратительную сигару. Атмосфера в приёмной сразу же начала меняться в лучшую сторону.
– Ну а что мне сделать, что? Посмотрите, как я унижен и раздавлен! – жалобно произнёс Виталик.
– Это ты-то унижен? – усмехнулся писатель, но тут же усилием воли нацепил на себя брюзгливую маску. – Послушай-ка, ты от меня слишком много хочешь. Может быть, я ошибся и сделал в самом начале неверные выводы на твой счёт, но ты не настолько хорош, чтобы я всерьёз пересмотрел своё отношение к тебе и признал, что ты неплохой парень.
– Но вы же уже почти сделали это! – умоляюще произнёс Виталик.
– Ну уж хрен тебе. Я только предположил, что могу ошибаться. Вот если бы я это признал – тогда ты мог бы праздновать победу. А пока что ты по-прежнему унижен и раздавлен. Ну, может быть, раздавлен чуть меньше, чем помидор, по которому проехалось двенадцать составов, груженных древесиной.
– Правда? Вы меня так утешили!
– Шесть составов – это будет тебе в самый раз. Утешайся, мой мальчик, – кивнул автор.
– Здорово! – мечтательно протянул Виталик.
– Так-так, а ну-ка не пытайся меня очаровать! Я так старательно в тебе разочаровывался, а ты тут хочешь разрушить такую совершенную постройку.
– Вы, выходит, нарочно разочаровались во мне? А я думал, что просто с первого взгляда вызвал в вас неприязнь, – пробормотал Техник и старательно взъерошил волосы. – Тогда я ничего не понимаю.
– Не люблю своих фанатов. Вам только и надо, что втереться в доверие, чтобы потом рассказывать другим таким же фанатам, которым повезло чуть меньше, как вы разговаривали с Самим. И Сам благосклонно отвечал. Это что-то вроде коллекционирования автографов, пивных пробок и футбольных мячей. Тебе ведь наплевать на то, что я тебе скажу. Важен сам факт общения, а не смысл сказанных слов. А я так не умею. Если уж разговаривать с кем-то, то ради результата, потому что я и сам с собой знаешь как разговаривать могу?
– Не сомневаюсь, – хихикнул Виталик и неожиданно стал совсем серьёзным. – Но посмотрите, если бы мне не был важен смысл, стал бы я ваши книги читать и перечитывать, так, что наизусть уже всё выучил? Только вы, похоже, так дрожите над каждым своим высказыванием, что доверяете их исключительно бумаге, а при фанатах вроде меня ими не очень-то разбрасываетесь. Спасибо, всё понял. Буду читать книги, и больше к вам не стану приставать.
– Ай молодец! – покачал головой писатель. – Верно, если мне в голову приходит стоящая мысль, я её приберегаю для какого-нибудь подходящего романа и стараюсь не израсходовать в обычном разговоре. Знаю, бывают такие ребята, которым нравится заниматься самоцитированием – они на все лады повторяют одну и ту же фразу, мне же кажется, что слово – как воробей. Один раз вылетело – и всё, в следующий раз надо высиживать и выкармливать нового. Неважно же, какова аудитория, при которой ты произнесешь удачную фразу или расскажешь историю. Рассказал – израсходовал. Придумывай новую.
– Какое горе! Какое несчастье! – схватился за голову Виталик. – Вы сейчас сказали так много ценных фраз – и что, все они теперь пропадут? Не войдут ни в одну из ваших книг?
– Ни в одну из книг конечно же уже не войдут. Но не пропадут – это точно. Ты оказался каким-то неправильным фанатом. Придётся признать, что я был к тебе несправедлив. Слышишь? Я ошибся в тебе, прошу меня простить. Поверь, я и не думал, что среди моих фанатов может попасться хотя бы один настолько толковый.
– Куда уж им! – самодовольно улыбнулся Виталик, принял ещё более непринуждённую позу и смахнул на пол чашку – на своё счастье, уже пустую. – Тогда я тоже признаю, что мне не понравился ваш самый первый роман. По сравнению со всем остальным он какой-то… слишком обыкновенный. Так, мне кажется, может кто угодно написать, и для этого не надо обладать вашим образом мысли. Вот.
– Что же ты мне об этом раньше не сказал?
– Бить будете?
– Бить? Я не бью людей. Моё оружие – слово. А мой первый роман вообще не может понравиться ни одному нормальному человеку. Это я, знаешь ли, ради публикации позволил его заредактировать так, что сам потом не узнал. Зато эту чушь больше всего обожают мои фанаты. Те самые, которых я так не люблю. Видишь, как хорошо, что ты сварил мне кофе – мы хоть поговорили по-людски. А теперь я отдохнул, ну и пойду себе. Пускай Данила совещается, сколько влезет, а ты всё же делом займись, нехорошо, когда такой умный парень вместо секретарши кофе варит.
– Рад стараться! – воскликнул Виталик и шустро спрыгнул на пол – осколки чашки всё-таки следовало собрать, пока никто не заметил. – И главное – как удобно! Не надо посуду мыть!
– Очень удобно, – не стал спорить писатель, – ты только куртку мою отдай. Она сейчас на тебе почему-то, а мы об этом, кажется, не договаривались.
После разговора с Даниилом Юрьевичем Маша Белогорская решила доказать – в первую очередь себе, – что она сама в состоянии помочь матери. Доказывать что-нибудь самому себе всегда ужасно удобно: в случае, если доказательство удалось на славу, можно похвалить себя, погладить по голове и наградить какой-нибудь приятной ерундой, типа заколки для волос; ну а если ничего не вышло – можно забыть о неудаче: никто же ничего не узнает! Значит, ничего и не было.
Как именно следует помогать людям, особенно близким, Маша толком не знала, но очень уж ей не хотелось «дневник на стол и с родителями к директору». «Для начала я попадусь маме на глаза и начну нарываться на критику, – решила она. – И как только первый удар будет нанесён, не стану переводить разговор на другую тему, а поговорю о том, что её волнует, даже если это опять будет моя манера одеваться в стиле „я у мамы дурочка". Хотя нет. Об этом мы с ней, кажется, уже говорили и пришли к выводу, что дурочка я всё-таки сама у себя».
Маша натянула розовые лосины в фиолетовый горошек, короткую юбку из золотых кисточек, бабушкины валенки, самую линялую и вытянутую футболку и шелковые черные перчатки выше локтя, а мать всё не возвращалась из своей поликлиники. Более того, даже стрелки на кухонных часах как будто бы совсем остановились.
Но стоило Маше отбежать ненадолго в ванную комнату, чтобы, в довершение образа, подвести брови синим карандашом и накрасить губы серебристой помадой, как в замке дважды повернулся ключ, дверь распахнулась, и на пороге появилась Елена Васильевна Белогорская собственной персоной. Видно, по дороге из поликлиники она заскочила в косметический салон, и там ей сделали какую-то сложную и дорогую маску, так что она помолодела разом лет на пять: морщинки на лбу разгладились, и с лица почти совсем исчезло недовольное, брюзгливое, такое привычное выражение, которое, казалось, не могла исправить даже пластическая операция.
– Какие хорошенькие штанишки, что же ты их раньше не носила? – А ты сказала, что горошки похожи на трупные пятна, – от неожиданности брякнула Маша.
