После войны (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна (читаем книги онлайн .TXT) 📗
— Это был риторический вопрос, — я отмахнулся и вновь надвинул фуражку на лоб, устраиваясь поудобнее.
— И как можно спать в такой момент? — через пару минут поинтересовался Озерский.
— С огромным удовольствием, — лениво ответил я из-под фуражки. — Сразу видно штабного.
— Ну, у нас тоже, знаешь ли, всю войну было хроническое недосыпание, — он ничуть не обиделся. — Остальные тоже спали, как и где придётся. А у меня вот не получается. Чтобы заснуть в неудобном положении, да ещё и под шум, это надо несколько суток без сна. А ты вон, пожалуйста. Две недели проспал, и ничего!
— Зависть — низкое чувство, — хмыкнул я. На этом разговор оказался исчерпан. Немного полежав неподвижно, службист завозился, что-то доставая из вещмешка. Зашуршали бумаги. Небось, какие-то теоретические выкладки делать собрался.
Для меня все эти просчёты полей были не то чтобы совсем тёмным лесом, но дальше распознавания основных обозначений я уже не помнил. Шутка ли, с момента учёбы десять лет прошло, какие тут подсчёты! Поэтому даже спрашивать не стал, что такое придумал СОБовец; всё равно не пойму. А если получится что-нибудь стоящее, сам расскажет.
Вот ведь как в жизни бывает. Первое впечатление о человеке сложилось, а потом встречаешь в других обстоятельствах — и будто совсем даже не он. Мог ли я когда-нибудь предположить, что буду вот так вести наблюдение за объектом в компании с обермастером дознавателем СОБ, да ещё вполне мирно и дружески с ним болтать на отвлечённые темы? Ничуть. А, между тем, Озерский оказался вполне себе обычным человеком, ещё и весьма неплохим. В очередной раз убеждаюсь, что человек на службе и в жизни — это зачастую две совершенно разные личности. Да и к свинцовой тяжести его присутствия я уже начал привыкать; замечаю это давление только когда он переключается между разговором и каким-то другим занятием.
Проснулся я от лёгкого тычка в плечо.
— Вставай уже, сейчас самое интересное начнётся! — почему-то шёпотом обратился ко мне службист. Я вздохнул и перевернулся на живот, вглядываясь в темноту.
— Что начнётся-то? Ты там что-нибудь видишь? Ну, свет кое-где в окнах есть, даже, кажется, занавески местами открыты, или вовсе окна нараспашку. Но неужели ты думаешь, что нам настолько повезёт, что кто-то начнёт демонстративно превращаться прямо перед окном, ещё и равномерно поворачиваясь, чтобы можно было его лучше разглядеть?
— Даже если мы увидим, толку никакого; мне бы к ним в голову заглянуть, но здесь очень далеко. В любом случае, это небезынтересный опыт. Вдруг, повезёт? — мне кажется, или он и сам не очень-то верит в подобный исход?
— Как твои расчёты?
— В двух словах — плохо, — грустно вздохнул Озерский.
— «Плохо» — это одно слово, — я хмыкнул, забирая у него бинокль.
— Ну, тогда — очень плохо, — он снова вздохнул. — Слишком мало исходных данных. Да, строго говоря, их вообще почти нет.
Не найдя в облике тёмной деревни ничего примечательного, я вернул орудие наблюдения страждущему. Впрочем, возвращаться в дремотное состояние не спешил: случись что, придётся драпать, и очень быстро. А к таким вещам лучше быть готовым.
В общем, ничего мы так и не увидели. В окнах погас свет, но наружу никто не вышел. Минула полночь, прошло ещё около часа, но никакого шевеления не наблюдалось. Вернувшийся Тень сообщил, что ночные обитатели сегодня не пришли; по его словам такое нечасто, но случалось, причём вроде бы совершенно бессистемно.
— Пойдём к лешему? — уныло и без особого энтузиазма предложил Миролев. Кажется, он был всерьёз расстроен нашим невезением.
— Пойдём, мы же, собственно, так и собирались сделать, — я пожал плечами и поднялся на ноги, отряхивая шинель. И замер, озарённый внезапной догадкой. — Миролев, мы с тобой два идиота при погонах! — буквально простонал я, едва не хватаясь за фуражку.
— Почему? — опешил он.
— Капище! Мы даже не подумали заглянуть на капище!
— И правда, — растерянно согласился он. — Мысли такой не возникло! С другой стороны, а что мы можем там найти? Ну, максимум, оно заброшенным окажется, и всё.
— Не скажи! В жизни не поверю, что боги никак не отреагировали на подобное безобразие! Надо обязательно его найти. Сейчас только, с лешим поговорим и попросим проводить.
Однако просто это всё выглядело исключительно на словах. На деле же найти лешего оказалось гораздо труднее. Несколько часов мы брели по лесу в бесплодных попытках привлечь его хозяина. Более того, чем дальше, тем сильнее ощущалось, что в этих местах лешего попросту нет: лес был грязный, больной и очень запущенный. Тут было бесполезно звать и угрожать, оставалось только идти, ощупывая пространство лучом фонаря. Стихию я для освещения применять не спешил; пока вполне справлялись и так, а магия может привлечь излишнее и вряд ли благосклонное внимание.
Бледный конус света выхватывал безрадостные картины. Лесная опушка была ничем не примечательна, а вот дебри, в которые мы забрались…
Сейчас можно было отлично разглядеть царящие вокруг упадок и запустение. Лес пожирали цепкий колючий кустарник, гниль и плесень. Убогие молодые деревца едва держали свои ветки, заросшие сизой бахромой, деревья побольше буквально гнили заживо. Тихонько постанывал и посвистывал в ветвях ветер, изредка где-то слышался плач ночной птицы, а больше — никаких звуков. Это не было похоже на лес, медленно и естественно умирающий под натиском болота.
Гадкое, страшное место — заброшенный лешим лес.
А потом мы переступили некую черту, отмеченную густым ровным строем угрюмых елей, и попали в совсем другой мир.
— Выходи, лесной хозяин, разговор есть, — с облегчением обратился я к лесу, с удовольствием останавливаясь недалеко от хвойной границы. Озерский явно чувствовал себя в лесу неуверенно и искренне радовался моей компании, избавлявшей его от необходимости самому вести сложные переговоры с духом, коего он, кажется, если и видел раньше, то только в учебниках.
Леший не заставил себя долго упрашивать, явившись по первому же зову. Вокруг мгновенно стало светлее, хотя фонарь мы выключили.
И тут опять нашёлся повод удивиться. За прошедшее время у меня сложилось впечатление, что местный леший — в лучшем случае, мухомор, а то и вовсе бледная поганка. Оказалось, ошибся я кардинально; шляпа лешего представляла собой крепкую яркую лисичку. То есть, это был буквально добрейший и безобиднейший из всех лесных духов, способный разве что на мелкую шалость. Что ж такое должны были сделать деревенские, чтобы настолько рассердить этого добряка?
— Смотри-ка, чаровники, — искренне удивился он. — Давненько вашего брата тут живым не видно.
— А мёртвым? — уточнил я, опускаясь на корточки.
— А тебе когда? — хитро хмыкнул он.
— В смысле?
— Ну, с войны уже, почитай, с десяток сгинуло. В войну никого не было; некрухи наши края за восемь вёрст обходили, ну и наши за ними. С гражданской… ну, там много, человек пятьдесят.
— И как же они умирают? — ошарашенно переспросил Озерский. Для него, видимо, подобные цифры оказались внове.
— А вот как он давеча чуть не помер, — с ехидством откликнулся леший, кивнув на меня. — Только ты, огневик, уж больно везучий, будто Ставр самолично хранит. Первый раз повезло по-крупному, что от тварей прСклятых сбежал. Ну, а во второй — уже по мелочи, когда тебя из-под земли вытащили.
— Интересная градация, — переглянулись мы со службистом. Я, впрочем, догадывался, почему он именно так расставил приоритеты, но решил всё-таки спросить. — А почему по-крупному только первый раз?
— А сам-то как думаешь? — лукаво сверкнул на меня жёлтыми огоньками из-под шляпы хозяин леса.
— Наверное, смерть от рук этих странных созданий была бы куда хуже перспективы стать частью леса?
— Догадливый, — хмыкнул леший. — Только я вам вряд ли чем помогу. Не знаю я, что это за гадость, откуда она приходит, куда уходит. Чаровников жрёт и жиреет, а в остальном я не помощник, ничего сказать не могу. То не моя вотчина.
