Простушка - Кеплингер Коди (читать книги бесплатно TXT) 📗
– Ясно.
– Но я так испугалась, – призналась она. – Так страшно было, когда ждала результат! Я просто не могла поверить, что оказалась в такой ситуации, понимаешь?
– Да, – ответила я. Хотя меня, например, это совсем не удивило. Ведь речь шла о Викки. Что-то подобное должно было произойти рано или поздно. Если ты спишь с парнями, к которым у тебя даже чувств нет. И не думаешь о последствиях.
Прямо как я…
Ну да, допустим, в моем случае это были не парни, а парень. Уэсли. И у меня были к нему чувства… точнее, они возникли уже после того, как я перестала с ним спать. Но это просто… да я даже не знала, как это назвать, на самом деле. Удача. А может, совпадение? Как бы то ни было, у меня хватило мозгов понять, что такое случается нечасто.
Но я тоже не думала о последствиях. И мне вдруг пришло в голову, как легко мы с Викки могли бы поменяться местами. Сейчас я могла бы оказаться той девчонкой, о которой все судачили. Я могла бы опасаться, что беременна. Или хуже. Я, конечно, принимала таблетки, и мы с Уэсли всегда предохранялись, но стопроцентной гарантии нет никогда. Мы могли бы проколоться. А я тут стою и осуждаю Викки за то, что сама, по сути, и сделала. Какая же я лицемерка!
«Ты не шлюха». Я вдруг вспомнила слова Уэсли в ту ночь в его комнате – когда он объяснил мне, кто я. Объяснил, что весь мир так же, как и я, ничего не понимает. Что я не шлюха, и я не одинока.
Я плохо знала Викки. Мне ничего не было известно о ее семье или о ее личных делах: она рассказывала нам только о своих проблемах с парнями. И стоя там, в туалете, слушая ее историю, я невольно задумалась о том, а не пыталась ли и она, как я, сбежать от чего-то. Я осуждала ее, все это время считала ее потаскушкой, но на самом деле наши жизни были до странного похожи.
И называть Викки шлюхой – это же все равно, что называть кого-то жупой. Оскорбительное, обидное прозвище, подпитывающее страхи, которые живут внутри каждой из нас. Шлюха, стерва, синий чулок, динамо, тормоз. Все эти унизительные ярлыки действовали одинаково. И каждой девчонке в какой-то момент казалось, что они применимы к ней.
Так может, каждая девчонка иногда чувствовала себя жупой?
– О боже, я уже опаздываю, – спохватилась Викки, когда прозвенел последний звонок. – Побежала.
Я смотрела, как она собирает свои учебники, берет сумку, и думала: что сейчас происходит у нее в голове? Теперь, после всего случившегося, осознает ли она последствия своих действий?
Наших действий.
– Еще увидимся, Бьянка, – сказала она и направилась к выходу.
– Пока, – ответила я. А потом выпалила – само вырвалось: – И знаешь, Викки… прости меня. То, как о тебе говорят – это неправильно. Просто помни о том, что их слова не имеют значения. – Я снова подумала об Уэсли и о том, что он сказал мне тогда, в своей комнате. «Те, кто обзывают тебя, просто пытаются самоутвердиться за твой счет. Они тоже совершали ошибки. Не ты одна».
Викки, кажется, удивилась.
– Спасибо, – ответила она и открыла рот, словно хотела добавить что-то еще, но потом снова закрыла. И, не говоря ни слова, вышла из туалета.
Может быть, Викки сегодня же вечером пойдет и переспит еще с одним парнем. Может, этот опыт ничему ее не научит. Или, наоборот, она изменится – по крайней мере, станет осторожнее. Этого я не знала. Это был ее выбор. Ее жизнь. И я не имела права ее осуждать.
У меня никогда не было такого права.
И вот, шагая по коридору и опаздывая на английский на целых пять минут, я пообещала себе, что хорошенько подумаю, прежде чем снова назвать Викки – или кого-то еще, раз на то пошло, – потаскушкой.
Потому что она такая же, как я.
Такая же, как все.
У всех у нас было кое-что общее. Мы все были шлюхами, стервами, синими чулками и жупой.
Я была жупой. И в этом не было ничего плохого. Ведь та, что никогда не чувствовала себя уродиной, даже подружиться ни с кем по-настоящему, наверное, не может. Все мы иногда считали себя дурнушками. И почему я сразу до этого не додумалась? Почему так долго переживала из-за этого тупого прозвища, хотя на самом деле все было так просто? Мне бы гордиться тем, что я жупа. И гордиться своими прекрасными подругами, которые, оказывается, тоже считали себя жупами!
– Бьянка, – окликнула меня миссис Перкинс, когда я вошла в класс и села на свое место. – Лучше поздно, чем никогда.
– Это точно, – ответила я. – Извините, что задержалась.
Добравшись наконец до дома совершенно без сил, я не смогла заставить себя вскарабкаться по лестнице, рухнула на диван и забылась блаженным сном. Я и забыла, как это приятно – спать днем. Европейцы знают в этом деле толк, устраивая сиесту. Вот бы всем американцам включить дневной сон в свое расписание: он очень освежает, особенно после такого насыщенного драматическими событиями дня.
Я проснулась почти в семь вечера, и на подготовку к свиданию с Тоби осталось не так уж много времени. После сна волосы встали дыбом, как стог сена, и на исправление этого уйдет целый час. Вот радость-то.
После того, как я начала встречаться с Тоби, я стала уделять больше внимания своей внешности. Его, конечно, совсем не заботили такие вещи. Нарядись я в костюм клоуна с радужным париком, Тоби и тогда сказал бы, что я выгляжу прекрасно. Но мне теперь постоянно хотелось производить впечатление. Так что я распрямила волосы и собрала их в высокий хвост, надела серебряные клипсы (я ужасная трусиха и боюсь прокалывать уши) и отыскала блузку, подаренную Кейси на мое семнадцатилетие. Блузка была белая, из шелковистой ткани с изящным серебристым орнаментом, и обтягивала мою грудь, отчего мои крошечные выпуклости казались чуть больше.
Когда я наконец, спотыкаясь, спустилась по лестнице в туфлях на платформе, рискуя безопасностью ради того, чтобы казаться выше ростом, было уже почти восемь. Проходя мимо кухни, я постаралась не смотреть в ту сторону, потому что папа, видимо, решив, что розы от Тоби, поставил вчера букет в антикварную вазу на обеденный стол. Это было мило, но один взгляд на ярко-красные цветы провоцировал во мне досадные сомнения. И вот я зашла в гостиную, плюхнулась на диван и стала ждать своего кавалера, пообещав себе, что разберусь в своих любовных делах в выходные.
Поскольку мне нечем было заняться, я взяла «Телегид», лежавший на журнальном столике, и принялась изучать программу. Между страницами была вложена желтая бумажка-наклейка, и я открыла журнал в том месте, где он был заложен. Видимо, в воскресенье вечером папа решил посмотреть марафон «Семейных уз» и использовал бумажку как закладку. Я улыбнулась, достала из сумки ручку и написала на листке: «Я сделаю попкорн». Вот придет папа с собрания «Анонимных алкоголиков» и увидит мою записку.
Я положила журнал на столик, и тут раздался звонок в дверь. Я встала так быстро, как только могла, пытаясь при этом не упасть, и подошла к двери, рассчитывая увидеть Тоби с сияющей улыбкой на лице, которую я, впрочем, совсем не заслуживала. Но с порога мне улыбался совсем другой человек, хотя эта улыбка тоже была сияющей и белозубой.
– Мам? – чуть ли не шепотом выговорила я. Со стороны я, наверное, была похожа на героиню мыльной оперы, которая только что узнала, что ее злая сестра-близнец жива. Я смущенно откашлялась и выпалила: – Ты что здесь делаешь? Я думала, ты в Теннесси.
– Я была в Теннесси, но приехала тебя навестить, – ответила мама, склонив голову набок – типичный жест кинозвезды. Платиновые волосы аккуратно заколоты на затылке, красно-черное платье до колен – моя мама совсем не изменилась.
– Но сюда же ехать семь часов.
– Поверь, я в курсе. – Она раздосадованно вздохнула. – Семь с половиной с пробками. Так ты пригласишь меня в дом или как? – Она теребила ручки сумки, и я поняла, что она нервничает, снова оказавшись в нашем доме.
– Ммм… конечно, – я отступила в сторону. – Заходи. Извини, но папы сейчас нет.
