Осенние (СИ) - "Джиллиан" (библиотека электронных книг txt) 📗
— Можно, — разрешила я. — Только я немного и при вас поваляюсь, ага?
— Ребята, заходим, — велел Женька, обернувшись.
Девушка Ирина была усажена в кресло, Михаил было хотел примоститься рядом, но Женя согнал его на стул у стола, хоть и сам с Ириной не сел. Девушка с интересом оглядывалась — особенно её заинтересовали полки с книгами. Она даже выбралась из кресла, чтобы, оглянувшись и увидев мой разрешающий кивок, подойти ближе к полкам.
Я, стараясь, чтобы это было не очень очевидно, приглядывалась к ней. Женька — тоже. Настолько пристально, что я перестала следить за Ириной и с удивлением уставилась на него. Он что-то как-то странно раз засмотрелся на неё, и плутовская ухмылка медленно, но отчётливо исчезла с его лица. Хорошо, ничего не заметивший Михаил, горя любопытством, принялся выяснять, зачем приходил дед с адвокатом. Беседа началась общая, и Женя тоже отвлёкся от своих, кажется, не лучших мыслей.
Про Костю я не стала рассказывать. Если он скрывает что-то связанное с поглощающей время и силу работой, то это его личная тайна. И я уже решила: если он мне что-то расскажет сам об этой тайне, значит — быть нам вместе. Хотя минут через пять усмехнулась с горечью сама себе: а если не расскажет?…
Я описала в красках, как Константин Павлович впечатлился «деяниями» Веры, как пообещал, что мне будет компенсация. Пока ребята обсуждали недавний визит, я согнала Михаила со стула перед столом и включила компьютер. Порфирий прислал сканы — я быстро распечатала их и выяснила, что ребята не зря сказали, что Ирина — «диктатор».
Она прекрасно разбирала почерки, но что самое главное — умела печатать под чью-нибудь диктовку быстрей моего — впрочем, какое быстрей. Стремительней. Так что мы сидели, болтали, диктовали, печатали, а потом Женя, как ни в чём не бывало, спросил:
— Алёна, у твоего Порфирия будет место для ещё одной машинистки?
— Есть, конечно, — отозвалась я от компьютера, переправляя начальству новые файлы. — Ирина, ты работу ищешь?
— Ищу, — тихо сказала Ирина и улыбнулась. Улыбка у неё — чудо, не удивляюсь, что Женя постоянно взглядом следует за девушкой.
— Только Порфирий ведь платит мало, — предупредила я.
— Да мне всё равно. Лишь бы была. — Она посмотрела на Женю — тот ободряюще улыбнулся ей. — Я секретарём работала, пришлось уйти. Пока работы не нашла — мне хотя бы такую, как у тебя.
— Понятно. Я с Порфирием поговорю по телефону — пока ходить мне больно, но расскажу ему про тебя и перезвоню. Мобильный есть?
Мы обменялись телефонными номерами, после чего Михаил начал ныть, почти как моя Танюшка, что на улице погода хорошая, а мы тут сидим. Кажется, он-то о моей травмированной ноге подзабыл напрочь. Женя широким жестом указал на дверь и снисходительно сказал:
— Идите, гуляйте, дети мои, пока мы, взрослые, разговариваем о важных делах, уму вашему недоступных!
Михаил и Ирина от его пафосной речи засмеялись и быстро улетучились. Я пришла в недоумение. Мне показалось, что Женя симпатизирует этой Иришке, но Михаил утащил её так поспешно, что стало ясно: здесь что-то другое.
Женя же закрыл дверь в мою комнату, едва проверил, что входную за гулёнами моя мама уже закрыла, и сел в кресло. Я уже перебралась на кровать, немного усталая, но возбуждённая всеми новостями. Женьки не стеснялась: я пострадавшая — мне можно!
— Рассказывай, — велела я. — Как ты её нашёл?
— Я же говорил, что слежу за всеми, кого ты нарисовала, — немного раздражённо отозвался он. И задумчиво продолжил: — Ты знаешь… Сроки растягиваются.
— Как это растягиваются?
— Чем больше рисуешь, спасая, тем дальше отодвигается смерть. — Он снова замолчал. Но я больше ни о чём не спрашивала, терпеливо дожидаясь, когда он сам расскажет всё. Но он не торопился и спросил: — Ты пробовала когда-нибудь рисовать место, чтобы найти человека? Или пока не пыталась?
Я вспомнила, как машинально рисовала однажды Костю, а потом уже специально — его машину, чтобы сообразить, где он находится.
— Пробовала.
— А что ты рисовала?
— Машину.
— А я попробовал нарисовать её. — Он снова замолчал, но я поняла, что речь — об Ирине. — Только очень маленькую. Так — силуэт. Я её по Арбату хорошо запомнил. Ну и… Пришлось искать её. История, в общем-то, обычная. Начальник приставать начал. Но довёл до того, что она начала подумывать о самоубийстве. У меня нарисовался мост, на котором она стоит. Ну, ты знаешь — один из трёх, которые у нас в городе подряд идут. Я подключил Михаила. Ты знаешь, что он спец по компьютерам? В общем, мы её нашли вовремя. Она шла к мосту, на полпути перехватили, уболтали. Может, она бы и не сбросилась с моста — ведь мы уже начали рисовать её живой… Не знаю. Сейчас ещё Валера приедет… Алёна, а ведь это очень трудно — быть ответственным за каждого из тех, кто появляется на бумаге.
— Хочешь сказать… — начала я. Но он в своей любимой манере, словно и не заметив, перебил меня на полуслове.
— Не знаю, что будет потом… Но этого дела точно не брошу.
19
Честно говоря, последним своим заявлением Женя меня напугал. Закрыв за ним дверь, я вернулась в свою комнату, села перед компьютером и, забыв, что хотела посмотреть почту, задумалась. Он человек творческий, да ещё из семьи, в которой привыкли серьёзно заниматься делом, а значит — мыслит глубже, если дана какая-то проблема. Ну, если эта проблема его заинтересовала. А если парень решится на эксперименты в автописьме, что приведёт его к чему-то опасному? Слышала я, что многие сомневаются в утверждении: автописьмо, маятники, различные наговоры и тому подобное — вещь якобы стоящая. И предполагают, что если заниматься этими вещами вплотную, то с личной жизнью могут произойти всякие неприятности, причём последнее — это ещё мягко говоря. Стоит ли ему вообще всякой эзотерикой забивать голову — особенно будучи на последнем курсе?
Но слова Жени недолго помнила.
Вернулась к мыслям об Иришке. Порфирию я уже звонила по поводу места в конторе, а потом самой Ирине, чтобы подошла завтра утром к новому начальству. Сейчас первым делом решила посмотреть, изменилась ли её судьба. Быстрыми и скупыми движениями, простым карандашом обозначила линии тонкого девичьего лица. Красный карандаш лежал рядом, и моя рука ни разу не дёрнулась бросить простой и схватить цветной. Кажется, очень сильно повезло, что Женя придумал перехватить Иришку по дороге к мосту… А потом задумалась: а что же произошло такого с этой девушкой на её старом месте работы, если она решилась абсолютно точно (красный карандаш соврать на даёт!) на самоубийство?… Этого мне никогда не узнать — и не понять. Говорят, что человек, решившийся наложить на себя руки, в душе трус и эгоист. Если честно, я согласна с этим утверждением. Что мешало Иришке просто-напросто сменить место работы, поискать другую? А смерть?… Каково было бы всем её родным, которых она наверняка любит, но о которых она не думала, решительно шагая к мосту? Она же оставляла их всех в чём-то виноватыми перед собой? Сколько б им пришлось мучиться, свершись непоправимое, — думая, что могли бы повернуть ситуацию, но не сделали этого?… Но имею ли я право осуждать человека, чьей судьбы и обстоятельств, приведших к страшному решению, я не знаю? А если она была в таком состоянии, что растерялась, решив: ситуация тупиковая? Нет. Лучше не думать об этом. Теперь она жива и даже, кажется, счастлива, что её остановили…
Почти восемь вечера. Надо бы посмотреть почту. Я ж собиралась…
Звонок Тани перебил мысли обо всём. Забыв о компьютере, я упёрлась локтями в подоконник, положила на него телефон и засмотрелась на наш тёмный двор. Убеждая взволнованную подругу, что мне уже легче и не стоит приезжать, чтобы утешать меня, и не надо привозить апельсины и какие-нибудь лекарства — всё у меня уже есть, я смотрела на странное, призрачно-тёмное пространство, в котором деревья стояли корявыми чёрными линиями, тонкими и изогнутыми, испятнанными оставшимися листьями. Различимей стал противоположный дом с его жёлто теплящимися квадратами окон, а внизу поблёскивали крыши и ветровые стёкла машин.
