Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!» - фон Риббентроп Рудольф (е книги .txt) 📗

Эти усилия поддерживались демаршем тогдашнего посла Мерекалова, появившегося со Скосыревым в Министерстве иностранных дел и заявившего о готовности его правительства вести переговоры на этой основе.

В качестве места ведения переговоров Мерекалов предлагал Москву. С немецкой стороны существовала живая заинтересованность в поставках стратегических видов сырья, однако в то время боялись начинать переговоры о масштабном торговом договоре с Советским Союзом. Вместо этого меня вызвал к себе Риббентроп и спросил, не могу ли я поехать в Москву навестить моего приятеля-посла графа фон дер Шуленбурга и попутно переговорить с народным комиссаром Микояном о начале экономических переговоров. Я ответил Риббентропу, что это возможно, так как я поддерживаю с Микояном постоянную связь через торгпредство, тем более что у меня имеется договоренность о встрече с польским правительственным комитетом в Варшаве в середине января 1939 года, оттуда я смогу, не привлекая внимания, поехать дальше в Москву. Итак, я получил соответствующее задание Риббентропа и согласовал через советника посольства в Москве Хильгера 31 января 1939 года как дату встречи с Микояном.

Я договорился с графом фон дер Шуленбургом, находившимся в это время в Берлине, поехать вместе с ним из Варшавы в Москву. Так, я отправился в середине января в поездку сначала в Варшаву для разговоров с польским правительственным комитетом. В то же самое время, однако, Риббентроп обсуждал в Варшаве с польским министром иностранных дел, полковником Беком, вопрос о коридоре и о Данциге и о позиции Польши по отношению к Советскому Союзу. К несчастью, благодаря утечке информации, вероятно, с польской стороны, сообщение о моей готовящейся поездке попало в западную прессу. Daily Mail и ряд французских и польских листков привели — поданные как сенсация — сообщения о большой германской делегации под моим руководством, якобы направляющейся в Москву на экономические переговоры. В западной прессе появилась масса карикатур на тему этой поездки. Известный западный зловещий призрак нового германо-русского Рапалльского договора был расписан всеми цветами.

Риббентроп был шокирован и воспринял публикации как помеху его переговорам с полковником Беком. Я получил от него указание прервать поездку и немедленно возвратиться в Берлин. Мои возражения: у меня уже имеется все же твердая договоренность с Микояном, ни в коей мере не повлияли на приказание прервать поездку в Москву. Я уведомил Хильгера и отказался от встречи с Микояном 31 января 1939 года. Я возвратился в Берлин, и граф фон дер Шуленбург, с которым мы должны были ехать вместе от Варшавы, отправился в Москву один» [198].

Каким представлялось мировое политическое положение после Мюнхена немецкой стороне и на какие надежды на успех рассчитывало немецкое правительство в отношении приема его предложений Польшей?

Польский министр иностранных дел Бек якобы заявил в январе 1935 года в Женеве французскому министру иностранных дел Лавалю:

«История учит нас: во?первых, самая большая катастрофа, чьей жертвой пала наша нация, была результатом совместной деятельности двух стран (— Германия и Россия —), и, во?вторых, что в этой отчаянной ситуации ни одна держава в мире не была готова выступить в нашу поддержку» [199].

Урок, который должны были бы вывести из этого опыта и он, и его ментор Пилсудский, состоял в очевидном и верном заключении, что на западные державы в сомнительном случае не было никакой возможности положиться. Польша, использовав момент слабости обоих больших соседей, в 1917–1918 годы отхватила здоровые куски соседних государств. Особой благодарности за это, как и обычно в политике, не ощущалось, хотя Польша и была обязана своим возрождением кайзеровской германской политике, желавшей соорудить буфер между Германией и гигантской империей на востоке и предававшейся, кроме того, иллюзии, что сможет рассчитывать в этом отношении на польскую поддержку. Тем самым, проблема «центрального промежуточного положения», которую этой стране было скорее еще труднее решить, чем находящемуся в схожем положении Германскому рейху, существовала и для Польши. Польша не была даже приблизительно в состоянии выставить сравнимую с рейхом военную силу для защиты своего существования между двумя могущественными соседями — а именно Германией и Россией.

В этом трудном положении Польша выбрала, однако, не одно из соседних государств, а опиралась на союз с Францией. Со стороны Германии Польша после Версаля вначале ничего не должна была опасаться; наоборот, время от времени она носилась с мыслями вынудить от беззащитного рейха дальнейшие уступки территории. По отношению к Советскому Союзу она стремилась защититься договорами о ненападении, после того, как вторжение Пилсудского на Украину не привело к желаемому успеху, и мирным договором в Риге был скреплен компромисс, не оправдавший польских надежд.

Возрождение Германского рейха постепенно привело к коренному изменению этих основ польской внешней политики! Еще в 1936 году польское правительство зондировало в Париже в отношении совместного выступления против Германии по поводу восстановления полного немецкого суверенитета в до тех пор демилитаризованной Рейнской области. Гитлер за эти соображения на поляков не обиделся. По свидетельству очевидца, он высказался следующим образом:

«Для Бека мосты через Рейн были еще важнее, чем для французов, так как тот, кому из Франции надо оказать скорую военную помощь полякам, должен быстро переправиться через Рейн. Только идиот может ужасаться или ощущать себя оскорбленным тем, что польский генеральный штаб ничего не желал более страстно, как того, чтобы мосты через Рейн остались в руках французского союзника» [200].

Своей аннексией Тешинской области во время судетского кризиса страна не приобрела особой популярности в общественном мнении Великобритании. С немецкой точки зрения многое говорило в пользу того, что под влиянием изменения баланса сил в Центральной и, вследствие этого, в Восточной Европе Польша отойдет от «балансирования» и будет оптировать. Так как комиссар Лиги Наций Буркхардт полагал, что поляки боялись русских больше, чем немцев, в Берлине вычислили шанс договориться с поляками. Выторговать за объединение с рейхом Данцига, который, как уже говорилось, и без того управлялся национал-социалистами, и экстерриториальную связь между обеими частями Германского рейха гарантию польских границ — не только коридора, но и Верхне-Силезского промышленного района — должно было бы быть чрезвычайно привлекательно для Польши. Не стоит в этой связи упускать из виду, что фактически вместе с этим была бы дана также и гарантия польской восточной границы против советской агрессии, так как, согласно положению вещей, Гитлер не смог бы примириться с выступлением России против Польши.

Германская политика являлась по-прежнему последовательной. Исходный пункт — создание оборонительного рубежа против большевистского Советского государства и усилия относительно подстраховки на Западе, то есть со стороны Англии и Франции, по крайней мере, в смысле политического нейтралитета; другими словами, «свобода рук» в Восточной Европе, то есть допущение восточноевропейского антибольшевистского блока под германским руководством.

Мы показали, что немецкой политике, ввиду отказа Великобритании и Франции принципиально договориться с Германией в ее позиции в Центральной Европе, ничего не оставалось, как скорейшим образом укрепить сначала эту позицию в надежде встретить у обоих западных правительств, в конечном итоге, понимание необходимости и естественности немецкого влияния в Восточной Европе.

Эта надежда была обоснованна, как показывает, например, один интересный английский документ. Речь идет о письме британского министра иностранных дел Галифакса британскому послу в Париже сэру Эрику Фиппсу, датированном 1 ноября 1938 года [201]. В дальнейшем я приведу перевод этого письма, которое с полным правом можно рассматривать как меморандум для будущей британской политики, в виде выдержки: