Десант «попаданцев». Второй шанс для человечества - Конторович Александр Сергеевич
— Эт точно! Вопрос у меня один — как будем воевать?
— С кем?
— С англичанами, с кем же еще?
— С какого бодуна?
— Вот вам мои соображения. Как давно тут испанцы с наглами сидят?
— Ну… давно они тут… и что?
— Нам ихние лавры покоя не дают? Или повыше куда залезть хотим?
— Повыше. И что?
— А то, что ста лет ни у кого из нас в запасе нет! И достичь чего бы то ни было мы можем только силой, а не убеждением. Маловато нас для этого, чтобы только словом да личным трудовым примером народ за собой вести. Да и не нужны мы тут, по большому счету, никому. Всех устраивает сложившееся положение вещей. Я прав?
— В целом — да! — кивнул головой Клим. — И что из этого следует?
— Пока окрестный народ убежден в нашей немереной крутости. Пока… Для этого нам не пришлось совершать немыслимых подвигов. Так, по мелочи разошлись…
Кобра фыркнул, у него явно был иной взгляд на эти события.
— Продолжаю. С испанцами нам опять же пока по пути. А вот с наглами — резко в противоположную сторону. Объяснять почему?
— Нет. И так все знаем.
— Так вот, без жестокой драки нам не обойтись.
— Так уж и жестокой…
— И максимально кровавой и страшной. Так, чтобы отбить желание нас трогать минимум лет на пять. Лучше бы, конечно, на десять. Но это уж вряд ли… Причем, господа хорошие, драться будем сами, без союзников. И в самое ближайшее время.
— Это еще зачем?
— Поясняю. Наша немыслимая крутизна нуждается в наглядном подтверждении. Это раз.
Если в драке будет принимать участие хоть один индеец или испанец — кранты, скажут, что нам помогали союзники. Слава, это такая штука, что поделить ее пополам никак нельзя. Далее. Наглы не успокоятся, пока их свирепо не измордуют. Да и то, хватит этого ненадолго. Это два. Живых свидетелей, могущих описать нашу тактику, быть не должно. Кто это сделает лучше нас? И это три. Да и, кроме того, что мы представляем собой в плане военной силы? Кто скажет?
Арт приподнялся со своего места.
— Ну, в принципе, полсотни любых местных вояк в позу пьющего оленя поставить сможем легко.
— Если врасплох возьмем, то и сотню тоже. Только в данное время это не котируется. Нужна идиотская схватка лоб в лоб. Иначе тут этого не поймут, сочтут за проявление трусости. На том месте, где это нужно нам. Где мы все знаем и много чего можем. Где у нас такое место?
Клим выразительно постучал ногой по полу.
— Принимается. Еще вопросы есть?
— А наши, гм, женщины? Эвакуировать на время боя их куда? — проявил отеческую заботу зам по МТО.
— Никуда. Не будет эвакуации.
— ???
— Кто говорил, что у нас и бабы немерено крутые? Правильно, все, и я в том числе. Или вы хотите потом к ним отдельную охрану все время приставлять? Дабы не обидели? Фигушки! Нету у нас столько людей! И взять их негде! Так что — воюем все вместе. Вместе пляшем — вместе пашем. И еще вопрос. Кто для нас самый опасный противник?
— Наглы, — поморщился Кобра.
— А вот и нет!
— Это с какого рожна?
— Что наглы, что испанцы — сторонники линейной тактики. Нам это не опасно. Их ружья до нас не добьют, а из пушек стрелять им особо некуда. А вот индейцы… Засядут в кустах с полсотни таких вот субчиков — и конец всей нашей трудовой деятельности. Что тогда жрать будем? Всех не перестреляем хотя бы и потому, что чисто вояк у нас не так уж и много. А тех, кто в лесу, как дома, — и того меньше. Значит, надо сделать так, чтобы такая дурная мысль не приходила в их голову как можно дольше.
— Значит… — вопросительно посмотрел на меня Кобра.
— Значит, победа наша должна быть безоговорочной и максимально кровавой. Чтобы напугать ВСЕХ!
Цинни
— Лола, с твоего позволения. — Дядюшка уселся напротив, чуть помедлил. — Ты не находишь, что нам пора поговорить откровенно?
Та-ак… Уже боюсь. Это я без всякой иронии. Дядюшкин тон не предполагает легкомысленной беседы о том, о сем. Да и сам по себе вечерний визит, не соответствующий дядиным привычкам, настораживает. Хорошо еще, что и руки заняты, и на дядю можно не смотреть, — я вышиваю монограмму на очередном платочке; привычка коротать досуг таким образом — Лолино наследство.
— Я знаю, что ты общаешься с… с новыми поселенцами.
Диего! Предатель!
То, что я дурно подумала о человеке, который оказал мне услугу, — плохо. Но еще хуже то, что эти слова я произнесла вслух.
— Диего? — живо переспросил дядя. — Значит, почтовых голубей в форт доставил Диего? Да… я должен был догадаться…
— Дядя, но откуда же тогда вы узнали? — растерялась я.
— Ты недооцениваешь мою наблюдательность, дитя мое.
Вот так просто. Нет, дорогая, разведчица из тебя никакая. Даже учитывая то, что в своем времени ты прочитала три дюжины книг о разведчиках XX века, а нынче на твоем дворе — конец XVIII… Плакать или смеяться? Похоже, с первого дня пребывания здесь этот немудреный вопрос для меня — самый животрепещущий. Вместе с другими типично русскими: «кто виноват?» (во всей этой бодяге) и «что делать?» (лично мне). Твердых ответов ни на один из вопросов нет и по сей день, однако же пришла твердая уверенность, что Калифорния будет русской. Вроде бы и в тех нескольких письмах, что доставили голуби, намеков на это не было, так, некоторые практические вопросы, на большинство из которых я ответить так и не смогла — Лола, конечно, сеньорита весьма независимая, но все ж таки женщина, откуда ей знать достаточно о местных судовладельцах и верфях. Все, что она смогла мне подсказать, касалось пары торговцев, возивших из-за океана кое-какие испанские товары, способные заинтересовать благородную даму. Правда, монет в кошельке моей Долорес всегда было негусто, койот наплакал, но, к чести ее, выбирая между тканями, веерами, шляпками и книгами, она всегда отдавала предпочтение последнему… Итак, толку со сведений, которые я могла сообщить, было мало. Зато я как-то исподволь утвердилась во мнении насчет дальнейшей судьбы… ну, пока — только судьбы Калифорнии. А что, флаг у нее даже в моей родной реальности оч-чень подходящий — выразительный бурый мишка, а над ним — пятиконечная красная звезда. Правда, инстинктивно не люблю флаги белого цвета… ну да это, думаю, поправимо. Правда ведь?
Ну а в нагрузку к уверенности я заполучила тоску-печаль, по-русски именуемую «шлеей под хвост». Проще говоря, неимоверно захотелось сделать что-нибудь общественно полезное, но что именно? Ну что ж, дорогая Цинни, с возвращением вас! С возвращением все к тому же вопросу: чего делать-то, а? Ничего не надумав, я принялась… рассказывать сказки. Новое поколение в правильном духе воспитывать надо? Надо. А почему бы не начать прямо сейчас? У меня четыре дюжины учеников — белых и индейцев, девочек и мальчиков. Долорес и раньше рассказывала им на досуге всякие забавные истории. Добавим чуть-чуть идеологии — и…
Начала я с когда-то где-то вычитанной истории о том, как на острове, называемом Калифорнией, жили-были чернокожие амазонки со своею королевой Калифией. А что, довольно-таки актуальная сказочка, учитывая, что, несмотря на все наши усилия — дядины и мои, — белые поглядывают на индейцев с превосходством. Историю я додумала, приписав королеве и ее подданным мыслимые и немыслимые добродетели. Проняло. Тогда, осмелев, я чуть ли не на ходу сочинила (ага, сочинила, как же!) историю о мире, в котором корабли научились плавать под водой, а иные, отрастив крылья, поднялись высоко в небо… Захотелось лирики — и я придумала историю любви капитана Подводного Корабля и женщины, управлявшей Летающим Кораблем. Особенно удивлялся Мануэль — не слишком ли для женщины? Пока я подбирала слова для разъяснений, его старшая сестра Хасинта растолковала: если я тебя, дорогой братец, запросто могу поколотить, почему бы женщине не летать на крылатом корабле?..
— …Ты недооцениваешь мою наблюдательность, дитя мое. И что-то от меня скрываешь. Раньше такого не было, Лола. Я встревожен.
