Героев не убивают - Топильская Елена Валентиновна (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
— Мария Сергеевна! — Масловский был поражен так, что у него задрожали руки. — Не ожидал от вас такого удара в спину…
— Да ладно, Артемий Вадимович, я вам это не вменяю. И вряд ли вам это вменят в вину в будущем, спасибо одному журналисту.
Упоминание о заказе на Хорькова нарушило теплую атмосферу нашей беседы, и мы с Масловским распрощались. Похоже было, что мы действительно с ним встречались в последний раз.
А вскоре так оно и вышло.
Дело Масловского ушло в город, мы с Горчаковым вздохнули облегченно и занялись своей районной текучкой. Постепенно стали забываться все перипетии, связанные с таким VIP-подследственным, и теперь мы с некоторым даже удовлетворением читали в газетах, как в прокуратуре нарушаются права бизнесменов и попираются положения Всеобщей Декларации прав человека, как будто в Декларации написано, что можно убивать людей, а бизнесмены — особая каста, не подлежащая ответственности перед законом. Оперативное сопровождение тоже ушло в городскую вместе с делом, и мы стали очень редко видеться с Крушенковым и Царицыным. Вернее, Крушенков еще иногда заезжал в гости, а Царицына я с тех пор и не видела.
Но дело Пальцева почему-то от нас не забирали, и мы с Горчаковым потихоньку ковырялись в нем, не теряя надежды с помощью Кораблева раскрыть «глухие» убийства депутата и руководителя бизнес-группы и пролить свет на место доктора Вострякова в преступном мире города.
А кроме того, оружие, из которого было совершено убийство четырех человек, так и не было найдено, а Федя Пальцев, несмотря на хороший контакт со следствием, то есть с нами, и с оперативниками, то есть с Кораблевым, не торопился рассказывать нам, где это оружие лежит. «Мне нужно, чтобы было о чем поторговаться, если что», — со смешком говорил он.
Мне же это белое пятно в деле покоя не давало. Я даже сделала обыск в больнице Мечникова, предполагая, что оружие может быть спрятано где-то там.
Безрезультатно. Федя же от ответов на вопросы про Асатуряна, про то, как они познакомились, и про развитие их отношений уклонялся, равно как и не желал отвечать на любые вопросы, связанные с фамилией Востряков. «Не знаю такого человека», — и все. Я попыталась прижать его машиной, которой он пользовался достаточно долго и которая попала от владельцев именно к Вострякову. Ничего не вышло: ответ был — «Купил на авторынке, у кого — не помню».
Как-то к нам в контору заехал чаю попить Крушенков, и мы с ним разговорились на тему наших «глухарей». Крушенков заявил, что заказчиком убийств депутата и Бардина из Северо-Западной финансово-промышленной группы является Хорьков, и у него есть некоторые оперативные данные на этот счет, которые он всеми силами попытается превратить в следственные данные.
— Мы с Кораблевым там потихоньку ковыряемся, — сказал он, — но я не уверен, что успею это сделать, уж больно обстановка накалилась.
Он рассказал, что ему поступают уже неприкрытые угрозы от Леонида Константиновича Хорькова, тот бесятся и передает Крушенкову, чтобы Сергей убрал руки прочь от него и его людей, иначе будет уволен. И эта угроза чуть было не стала реальностью. К нему тут нагрянула бригада из службы безопасности, вскрыла сейф и нашла два незадокументированных патрона. Что было! Для начала ему предложили написать рапорт об увольнении. Он отказался, назначили служебную проверку. Сергей предупредил, что в случае чего пойдет в суд, и там, видно, испугались. Сергей отделался выговором, но его предупредили, что это только начало.
После ухода Крушенкова я полезла в свой сейф и произвела там инвентаризацию. Два охотничьих ножа, валявшиеся с незапамятных времен, — я уже даже забыла, по какому делу, — но это ладно, хранение холодного оружия состава не образует, только ношение. А вот в самом углу сейфовой полки завалялись не два, как у несчастного Крушенкова, а целых двадцать два патрона от газового пистолета, причем тоже абсолютно нигде не задокументированных. С большим трудом я вспомнила, что несколько лет назад мне надо было провести экспертизу по газовому оружию, а эксперты запросили не меньше тридцати патронов для контрольных выстрелов, и бери их, где хочешь. Я тогда упала в ножки операм, и они где-то раздобыли мне кучу газовых боеприпасов, а эксперты израсходовали не все. Вот остатки и валяются у меня с тех пор; но если кто-то поинтересуется их происхождением и учетом, мне будет неловко. Я срочно упаковала их и отнесла в камеру вещдоков к Зое.
Пропавшая Роза Петровна Вострякова так и не нашлась. Я добросовестно проверила всех ее родственников и подруг, но никто не мог пролить свет на ее местонахождение. Я даже тыркнулась в прокуратуру по месту ее жительства с предложением возбудить уголовное дело по факту ее исчезновения и установить ее местонахождение следственным путем. Но меня там грубо высмеяли и популярно объяснили, что трупа Востряковой до сих пор не нашли, значит, об убийстве не может быть и речи, а даже если она и покончила с собой, то у нее были веские основания — смерть мужа. Напрасно я рассказывала, что Вострякова после смерти мужа испытала огромное облегчение, о чем самолично мне говорила; никому не хотелось вешать на прокуратуру лишнее дело.
А за самодеятельность мне сильно влетело от шефа.
И вот настал замечательный день, когда ко мне заявились Кораблев с Крушенковым и торжественно объявили, что наш общий подопечный Федя Пальцев готов дать нам полный расклад по убийствам депутата Селунина и руководителя СЗФПГ Бардина с мотивами, заказчиком — вплоть до аудиозаписи разговора с ним — и с оружием. Но в обмен он хочет кое-каких гарантий, всего-то ничего — до суда побыть на свободе. Я схватилась за сердце, но опера стали убеждать меня, что в этом есть рациональное зерно: если он всю эту лабуду действительно сдаст, мы не сможем обеспечить его безопасность, даже если они по очереди будут спать с ним в одной камере.
Конечно, они были правы — если Пальцев скажет все это и даже даст вешдоки, вроде кассеты с записью его разговора с Хорьковым, до суда он не доживет. А у нас не предусмотрены ни сделки с правосудием, когда показаниями о более тяжком преступлении можно купить себе индульгенцию за менее тяжкое, ни программы защиты свидетелей. В следственном изоляторе Пальцев начнет кипятить себе чаек, и его неожиданно ударит током — вот и вся недолга. Обвинять будет некого, и тайны заказных убийств умрут вместе с ним.
В общем, я обещала подумать. А думать следовало в нескольких направлениях. Во-первых, раскрыть эти преступления и доказать вину Хорькова в организации двух заказных убийств было заманчиво, черт подери. Во-вторых, за время общения с Пальцевым я начала ему доверять, но можно ли ему доверять стопроцентно? И в-третьих, самой большой проблемой было его освободить в случае получения от него показаний. Поскольку ни один прокурор не согласился бы с изменением меры пресечения человеку, которому инкриминируется шесть убийств и которому реально светит пожизненное.
Значит, следственное изменение меры пресечения исключается. Остается судебное. Адвокат пусть обжалует меру пресечения в виде ареста, а суд ее изменит на не связанную с заключением под стражу. Одна только закавыка: ни один суд тоже не пойдет на изменение меры пресечения обвиняемому, за которым шесть убийств.
Снова собрав оперов, я сказала им, что вижу только один вариант — в рамках Закона об оперативно-розыскной деятельности создать документы прикрытия, свидетельствующие о том, что Пальцев смертельно болен. При наличии у него старой травмы создание таких документов не будет особо трудным. Эти документы следует представить в суд, а их начальники пусть договариваются с судом об освобождении Пальцева в оперативных целях.
Опера призадумались и поехали обсуждать предложение с начальниками.
— Вы еще не забудьте придумать, где вы будете его держать, — напутствовала я их. — Если его освободят, дома жить он не сможет, там не намного безопаснее, чем в тюрьме.
— Да место-то есть, — поведал мне Крушенков, обернувшись, но я прервала его:
