Все переломные сражения парусного флота. От Великой Армады до Трафальгара - Созаев Эдуард Борисович

Всю эту горящую массу потащило на русские «Всеслав» и «Пантелеймон», однако они успели отойти. На раскаленных шведах пушки, заряженные заранее командами, от жара начали стрелять сами по себе, причем часть из них довольно точно вела огонь по флагману Повалишина 74-пушечному «Святой Петр», вскоре пламя на кораблях противника достигло крюйткамер и они взлетели на воздух [118]. Тотчас же с русских кораблей были спущены шлюпки — спасать выживших шведов, но их было такое множество, что достать всех не смогли.

Оставшиеся два шведских брандера были перехвачены русскими и выведены на мель у острова Орисари, где догорали до полудня.

К 11.00 весь шведский флот вышел из Выборгской губы на большую воду, Чичагов упустил противника. Повалишин и Ханыков с малыми силами не смогли сдержать напор [119]. Из 30 русских линкоров в бою участвовали лишь 6, причем ни одного 100-пушечного. Шведский историк Юлленгранат так комментирует этот эпизод Выборгского сражения: «Без сомнения, весь уцелевший шведский флот обязан своим спасением той странной нерешительности, с которою русский адмирал вступал под паруса для того, чтобы идти и становиться ему на пути. Многие хотели уверить, что он был от нас подкуплен для того, чтобы не делать нападения. Но это мнение голословно и не имеет никакого основания. Во всяком же случае, трудно было бы объяснить причины такой медленности и нерешимости русского адмирала. Остается только думать, что он до самого конца ожидал, что шведский флот обратится снова к большому проходу».

Сам Чичагов утверждал: он не перекрыл линию прорыва, поскольку думал, что шведы пойдут на восток, но это объяснение просто вгоняет в ступор, поскольку очевидно притягивание за уши — ведь в этом случае противник шел бы не к себе домой, а в сторону России! Если же проанализировать все приказы, данные адмиралом в промежуток между 7.00 и 11.00, складывается ощущение, что Чичагов либо был подкуплен шведами, либо в принципе не соответствовал своей должности. Он не допустил подхода на помощь Повалишину Кроуна, а когда эскадра Мусина-Пушкина все же снялась с якоря и была на ходу, ей сделан был сигнал пушечным выстрелом, буквально — по шканечным журналам: «Убавить паруса и не отдаляться от флота».

Лучше всего охарактеризовал весь этот бардак граф Салтыков в письме графу Безбородко: «Что делать, что наши морские витязи немножко созрели; это иначе и быть не может. Лета старые сопряжены с лишнею осторожностью. Оно для себя не худо; но для дела вообще — неуспешно. А к тому, ваше сиятельство, видите, что от несогласия и разноголосицы происходит; по пословице и выходит на правду — не слушайся ты старого, а слушайся бывалого. Вот бы мои батареи и в большую пользу были, потому что бы мы их сквозь строй провели и мало бы, надеюсь, прошло; но от несогласия ни одного, ни другого не успели. Я думаю, кто видел положение наших флотов, не скоро поверят, чтобы неприятель не токмо мог пройти, но как он мог и подумать этакое предприятие взять. Теперь Бога надо просить, чтобы своей потери мало было. Меня страшит погода для гребной флотилии: кажется, довольно велика была, может, и кораблей покачало. А за тем я и сам в сборах; все команды сбираю и вперед провожаю, чтобы и самому поспешить занять места нужные, пока Нептуны наши очистят берега; а то их, то есть шведов, снова гнездо заводится».

Но вернемся к бою. В 13.00 шведы были в 4 милях к SSW от Видшера, тогда как основные силы русских только снялись с якоря! Беспомощность Чичагова нало-жилась на низкую подготовку русских капитанов, корабли снимались с якоря по 4–5 часов! Однако вскоре Чичагов с 17 кораблями кинулся в погоню. Около 19.00 противники были у Гогланда, там русские нагнали отставший фрегат «Грипен» [120] и 74-пушечный «София Магдалена», который после Красногорского сражения был поврежден и шел медленно, сберегая мачты, поэтому не мог поставить все паруса. Около 20.00 швед был атакован русскими кораблями, и вскоре поднял белый флаг. Это была единственная победа главных сил!

Порадовал лишь Кроун — он ушел со своей стоянки около полудня, и когда шведы шли мимо Питкопаса он просто врезался на всех парусах в середину их галерного и шхерного флота. Он атаковал суда на оба борта, и один за другим шведы начали поднимать белые флаги. Противник был в смятении, с «Венуса» были спущены все наличные шлюпки для высадки призовых команд, но Чичагов и здесь умудрился испортить дело. Он тотчас же приказал Кроуну присоединиться к главным силам, причем повторил этот сигнал трижды, так что Кроун был принужден оставить свои призовые команды на волю судьбы. Часть из них в результате очутилась в плену на шведских судах, сумела удрать и яхта «Колдин», на которой находился сам король Густав.

Русский историк Головачев писал: «Если бы адмиралу Чичагову, вместо того, чтобы гоняться по морю за шведскими судами, в это время пришла только одна простая мысль: лечь в бакштаг на правый галс, хотя бы с худшею половиною своих судов и с полчаса только продержаться в этом направлении, то вся шведская флотилия сделалась бы для него самым легким призом. На 200 судах этой флотилии начальниками были у шведов младшие офицеры и унтер-офицеры. Они прошли сквозь огонь и дымный оглушительный водоворот у Крюсерорта и Орисари. В их ушах еще раздавались страшные удары от взрывов, и дым от большого Крюсерортского пепелища еще протягивался в их сторону. Все они готовы были сдаться по первому выстрелу с наших кораблей». Но адмирал и здесь сумел все запороть.

Последним наверное призом русских стал 62-пушечный «Ретвизан», захваченный опять-таки благодаря Кроуну. Предоставим ему слово: «К рассвету наш флот сблизился со мною, а неприятельский находился у входа в Свеаборгский порт. Часть его вошла уже в шхеры; но около 20 судов были еще вне оных, за противным ветром; кроме того, два неприятельские корабля лежали в дрейфе, западнее входа. Снявшись с дрейфа и прибавив парусов, я взял курс к этим кораблям, за мною следовал адмиральский корабль, а прочие оставались назади.

Подходя к шхерам, адмирал привел в бейдевинд, сие заставило меня думать, что вблизи есть какая-нибудь опасность, о чем я спрашивал у моего пленного капитана, но он отвечал, что места сии ему неизвестны и я продолжал курс свой по прежнему. Ближайший ко мне корабль, под брейд-вымпелом, лежал тогда, при ветре Ост, бейдевинд левым галсом, намереваясь вероятно вскоре поворотить на другой галс и взять оным к проходу в Свеаборг. Я шел правым галсом. Встретясь с кораблем, я сделал по нем залп с правого борта и получил с него таковой же. В сие время я увидел наш корабль «Изяслав», следующий за мною к тому же неприятельскому кораблю. Поворотив под ветром на левый галс, он казалось хотел атаковать командора. Из сего я заключил, что лучше оставя сей корабль во власть «Изяслава», следовать мне с «Венусом» за другим неприятельским судном, которое казалось мне фрегатом и потому было соразмернее слабым силам моего фрегата. Но подойдя к нему ближе, когда он открыл по мне огонь из ретирадных бортов, и тем убил у меня часового у флага, я увидел свою ошибку, а мой пленный мне сказал, что это был 62-пушечный корабль «Ретвизан», построенный Чапманом по новому плану. Я чувствовал, что сражение с ним будет тяжело, имея у фрегата такие недостатки, но делать было нечего, и я решился атаковать его; к тому же, корабль «Изяслав», пройдя командорский корабль, не сделав по нем ни выстрела, поворотил на правый галс и шел казалось мне на помощь. Однако надежда моя на него была напрасна: он снова поворотил на левой галс к командору; я каждую минуту ожидал, что он откроет огонь по нем, а сам положил уже вступить в сражение с «Ретвизаном» одному.