Богатые наследуют. Книга 1 - Адлер Элизабет (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
– Что случилось? – спросил клерк, смотря на нее уже добрее. – Это – не твоя вина, малышка. Да, не повезло тебе – иметь такого папашу, как этот тип, Господи сохрани!
– Нет, это не так, – вспыхнула Поппи, тряся своей рыжей головой до тех пор, пока ее косички не расплелись и волосы не упали ей на плечи, и топая ногами в ярости. – Мой папа – самый лучший в мире, самый лучший!
И она разразилась рыданиями, уже не пытаясь сдержать их. Тут пооткрывались все двери и стали появляться постояльцы, спрашивавшие, в чем дело, недоуменно глядя на эту сцену.
– Что такое приключилось с ребенком? – потребовала ответа властная женщина в строгом черном платье с брошью-камеей, приколотой у шеи. – Почему она так себя ведет?
– Боюсь, что я не знаю, мэм, – ответил клерк расстроенно и встревоженно. – Но я не видел ее папашу уже добрых пару дней, а он должен мне за две недели. Похоже, он бросил девочку.
– Бросил?! Но почему?! Бедное дитя! Мы должны немедленно что-нибудь предпринять.
С уверенным видом спустившись по деревянным ступенькам, она подошла к Поппи, все еще рыдавшей взахлеб и испуганно прижимавшейся к стене. – Я позвоню в ведомство по благосостоянию, – решила она. – Есть приюты для брошенных детей; я позабочусь о том, чтобы для нее нашли комнату, даже если мне придется отвезти ее туда самой!
Поппи лягалась и царапалась – она изо всех сил боролась, когда они тащили ее в экипаж, в котором сидел какой-то официального вида чиновник.
– Не надо, – кричала она. – Не-т! Не-ет! Папа ведь никогда меня не найдет!
– Не найдет тебя? – отрезал он разозленно. – Конечно, не найдет! Потому что он и не собирается искать.
Приют для брошенных детей оказался зданием из серого гранита, стоящим ровно посередине лоскутка земли с зарослями кустарников и лужайкой, покрытыми снегом. Глядя на его окна без занавесок, Поппи подумала, что оно выглядит жутко – мрачнее и серее места она еще не видала. Стайки плохо одетых ребятишек высыпали к воротам заведения, во все глаза глядя на нее; их острые бледные лица были вытянуты от удивления при виде ее взрыва слез, когда чиновник передавал ее дородной матроне в темно-голубом платье и белом переднике.
– Она в истерике, – говорил он. – Отец – пьяница и игрок. Он сбежал из отеля, не заплатив за проживание, – и бросил ее там.
– Не-е-е-е-т! – заходилась в крике Поппи. – Нее-ет, это неправда! Он – не из тех, о ком вы говорите, он любит меня… Папочка никогда бы не бросил меня, никогда, никогда, никогда…
Но она знала, что он уже делал это раньше.
– Пойдем, детка, – сказала сестра-хозяйка быстро. – Тебе надо принять душ, а потом тебя осмотрят – есть ли вши, и дадут чистую одежду и ужин.
Поппи понятия не имела, что такое – вши, но она не хочет никакого ужина! Все, что ей нужно – это ее папочка! Чтобы он нашел ее. Казалось, она уже выплакала все слезы, но ее легкое тело все еще содрогалось от рыданий, когда женщина вела ее по непокрытым коврами ступенькам.
Она лягалась и извивалась, когда другая женщина осматривала ее волосы и тело, а затем засунула Поппи в ванну с теплой водой, которая пахла чем-то дезинфицирующим. Потом ее одели в такой же серый балахон, как и у других детишек, и заплели ее непослушные волосы в такие тугие косички, что у Поппи заболела кожа головы. Когда у Поппи совсем не осталось сил, чтобы сопротивляться, ее отвели вниз по ступенькам в комнату, где куча ребятишек сидели на лавках и что-то ели. Женщина посадила девочку в конце стола и поставила перед ней миску с чем-то коричневым. Поппи посмотрела на это нечто, потом на дюжины любопытных вопросительных глаз и потеряла сознание.
Два следующих дня она пролежала в постели в лихорадке. На третий день, когда ей стало полегче, они накормили ее маленькими порциями жидкой овсяной каши. Она сидела на кровати и держала в руках тарелку с остатками противной каши, когда услышала шум в холле.
– Где она? – ругался разъяренно Джэб. – Где моя дочь? Как вы посмели забрать ее и притащить в это Богом проклятое место?
Сбросив тарелку с кашей на пол, Поппи слезла с кровати и бросилась, чтобы открыть дверь.
– Папа, о-о-о, папа! – кричала она исступленно-радостно. – Я говорила им, что ты не бросил меня… Я говорила, что ты придешь… Я говорила, что я – папочкина дочка и что ты никогда, никогда не покинешь меня!
– Конечно! Это была дикая ошибка! – кричал он, когда ее руки крепко обхватили его за шею. – Я был немножко нездоров эти дни, иначе я бы давно вернулся. Теперь все позади, папочкина дочка!
Он посмотрел на сестру-хозяйку и детей, раскрывших рот от волнения, выглядывавших из дверей классных комнат. – И не вздумайте посметь совершить такую ошибку еще один раз! Он бушевал, когда шел к ожидавшему их у дома экипажу.
– Я привлеку вас к суду за то, что вы довели ребенка до такого состояния и за увоз дочери от ее отца!
Но, конечно, Джэб никогда бы не сделал этого, потому что сам недавно покинул полицейский участок, откуда его отправили в тюрьму на несколько дней за то, что он напился и устроил дебош. Но Поппи не могла знать об этом.
Джэб и Поппи колесили по стране, задерживаясь в больших и маленьких городах, но никогда больше не приезжали в Сент-Льюис. Хмурые индустриальные районы и окрестности вокзалов стали привычным видом из окон экипажей, и к словарному запасу Поппи добавилось два удививших ее слова: переезд при луне.
Когда Джэб впервые разбудил ее среди ночи и велел одеваться, Поппи подумала, что это – новая восхитительная игра. Он сказал, что хочет увидеть, как она тихо может прокрасться вниз по ступенькам и через холл на улицу, и, развеселившись от его шуток, Поппи сделала это так же беззвучно, как мышка. Они громко смеялись, когда шли по тихой ночной улице вместе, таща свои чемоданы, и Джэб сказал ей, что она была бы неплохим вором-взломщиком; Поппи долго забавлялась этой неожиданной мыслью.
Периоды, когда они жили в приличных отелях, становились все короче, и вообще это случалось все реже и реже. И не было больше новых кукол и хорошеньких платьиц, и через некоторое время Поппи стала подумывать, что хорошо бы было, если б они не играли в ночной переезд так часто. Пронизывающий зимний ветер, зимняя погода были слишком холодными и неприятными, чтобы вылезать из теплой постели и плестись по улицам среди ночи. Папочка сказал ей, чтобы она не беспокоилась – может, на следующей неделе они отправятся в Монте Карло – на солнечную виллу среди холмов.
Когда в очередной раз папочка не вернулся домой, Поппи была напугана до смерти – она даже не могла плакать, она просто затравленно смотрела на хозяйку меблирашек в Питтсбурге, сказавшую девочке, что послали за чиновником из управления по благосостоянию. И на этот раз, когда ее забирали, она молча подчинилась, как и унизительному осмотру и напяливанию на нее серого балахона и уродливых деревянных башмаков. Но она отказывалась произнести хоть слово, отворачиваясь, когда к ней обращались с вопросом и до боли стискивая зубы. На этот раз папочка отсутствовал две недели, и Поппи уже почти потеряла надежду, когда он вдруг появился.
– Я перерыл весь город, пока нашел тебя, моя девочка, – сказал он весело, когда она дрожа прижималась к нему.
Это опять случилось в Нью-Йорке, затем – в Бостоне, и Поппи стала смертельно бояться того момента, когда Джэб выходил из двери комнаты – ей казалось, что он уходит навсегда. Она стала думать, что каждые несколько недель будут заканчиваться в приюте. Она или молча подчинялась тамошней дисциплине и персоналу или с бурными слезами ярости, считая дни и ночи, пока Джэб не находил ее опять. Но он никогда не давал ей никаких объяснений – почему он не возвращается в отель вовремя, или где он пропадает. Поппи часто думала: неужели же его дела такие важные, что он не может вернуться и забрать с собой «свою девочку».
Неожиданно дела пошли лучше. Было лето, и они вернулись в Филадельфию, остановившись в помпезном отеле. На Джэбе был новый красивый костюм, и он повез Поппи в большой магазин, где она выбрала себе два новых платья, яркое голубое пальто и прехорошенькие маленькие темно-голубые ботиночки с алыми шнурками. Позже, она с удовольствием купалась в массивной белой ванне с ножками в виде львиных лап, неистово соскребая с себя грязь, которая, казалось, приросла к ней после стольких ночей в дешевых отелях, и вытиралась огромным белым пушистым полотенцем. Она сидела, тихая и счастливая, пока папочка расчесывал ее длинные рыжие волосы и пока они не высохли и не стали виться крупными кудряшками.
