Правек и другие времена - Токарчук Ольга (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗
Геновефа наблюдала за ней из кухни, а когда Колоска посмотрела в окно – отшатнулась. Она боялась Колоски. Все боялись Колоски. Колоска была безумная, а может, и больная. Говорила невпопад, бросала проклятия. Сейчас, кружа вокруг мельницы, она была похожа на голодную суку.
Геновефа посмотрела на образ Божьей Матери Ешкотлинской, перекрестилась и вышла на крыльцо.
Колоска повернулась к ней, и Геновефу пронизала дрожь. Такой страшный взгляд был у этой Колоски.
– Пусти меня на мельницу, – сказала та.
Геновефа вернулась в дом за ключами. Молча открыла дверь.
Колоска вперед нее вошла в холодную тень и тут же бросилась на колени, собирая отдельные разбросанные зернышки и горки пыли, которые были когда-то мукой. Она сгребала зерна худыми руками и запихивала себе в рот.
Геновефа шла за ней след в след. Свернувшаяся фигурка была похожа сверху на кучу тряпья. Когда Колоска наелась зерном, она села на землю и начала плакать. Слезы текли по грязному лицу. Глаза ее были закрыты, и она улыбалась. У Геновефы сжалось сердце. Где она живет? Есть ли у нее какие-то родственники? Что она делала на Рождество? Что ела? Геновефа увидела, каким хрупким стало тело Колоски, и вспомнила ее перед войной. Тогда она была дородной, красивой девушкой. Сейчас Геновефа смотрела на ее голые израненные ноги с ногтями крепкими, как звериные когти. Она протянула руку к серым волосам. Тогда Колоска открыла глаза и взглянула прямо в глаза Геновефы, даже не в глаза, а прямо в самую душу, в самые ее недра. Геновефа отдернула ладонь. Это не были человеческие глаза. Она выбежала на улицу и с облегчением увидела свой дом, мальвы, платьице Миси, мелькающее в крыжовнике, занавески. Взяла из дома буханку хлеба и вернулась на мельницу.
Колоска выступила из темноты открытой двери с узелком, полным зерна. Она посмотрела куда-то за спину Геновефы, и ее лицо прояснилось.
– Ах ты лапотуня, – сказала она Мисе, которая подошла к плетню.
– Что случилось с твоим ребенком?
– Умер.
Геновефа протянула буханку на вытянутой руке, но Колоска подошла совсем близко и, беря хлеб, прильнула губами к ее рту. Геновефа дернулась и отскочила. Колоска засмеялась. Положила буханку в узелок. Мися начала плакать.
– Не плачь, лапотуня, твой папа уже идет к тебе, – пробормотала Колоска и пошла в сторону деревни.
Геновефа терла губы фартуком, пока они не потемнели.
В тот вечер ей трудно было заснуть. Колоска не могла ошибаться. Колоска видела будущее, об этом знали все.
И со следующего дня Геновефа начала ждать. Не так, как до сих пор. Теперь она ждала с минуты на минуту. Засовывала картошку под перину, чтобы не остыла слишком быстро. Стелила постель. Наливала в миску воду для бритья. Раскладывала на стуле одежду Михала. Ждала так, будто Михал пошел в Ешкотли за табаком и вот-вот должен вернуться.
Она прождала все лето, и осень, и зиму. Не отходила от дома, не бывала в костеле. В феврале вернулся Помещик Попельский и задал мельнице работу. Откуда он достал зерно на помол, неизвестно. И еще одалживал крестьянам для посева. У Серафинов родился ребенок, девочка, что было воспринято всеми как знак окончания войны.
Геновефе нужно было нанять новых людей на мельницу, потому что много прежних с войны не вернулось. Помещик порекомендовал ей в качестве управляющего и помощника Неделю, из Воли. Неделя был быстрый и деловитый. Он сновал вверх и вниз, покрикивал на мужиков, мелом записывал на стене количество мешков. Когда на мельницу приходила Геновефа, Неделя двигался еще быстрее и кричал еще громче. При этом поглаживал свой жидкий ус, который был так непохож на пышные усы Михала.
Она поднималась наверх с неохотой. Только по делам и вправду обязательным – ошибка в расчетах зерна, остановка машин.
Однажды, разыскивая Неделю, она увидела молодых парней, перетаскивающих мешки. Они были по пояс голые, с торсами, припорошенными мукой, точно большие кренделя. Мешки заслоняли их головы, поэтому все они казались одинаковыми. Геновефа видела в них не молодого Серафина или Маляка, а мужчин. Голые торсы приковывали ее взгляд, будили беспокойство. Ей пришлось отвернуться и смотреть в другую сторону.
В один прекрасный день Неделя пришел вместе с еврейским пареньком. Паренек был совсем молоденький. Он выглядел лет на семнадцать, не больше. У него были темные глаза и черные курчавые волосы. Геновефа обратила внимание на его рот – большой, красиво очерченный, более яркий, чем все рты, которые она когда-либо видела.
– Я взял еще одного, – сказал Неделя и велел пареньку присоединиться к носильщикам.
Геновефа разговаривала с Неделей рассеянно, а когда он ушел, отыскала повод, чтобы остаться. Она видела, как паренек снял полотняную рубаху, аккуратно сложил ее и повесил на поручень лестницы. Она испытала волнение, увидев его обнаженную грудную клетку, худую, но с хорошо развитой мускулатурой, смуглую кожу, под которой пульсировала кровь и билось сердце. Она вернулась домой, но с той поры частенько находила повод, чтобы выйти к воротам, где принимали и отдавали мешки с зерном или мукой. Или приходила во время обеда, когда мужчины спускались поесть. Смотрела на их плечи, присыпанные мукой, жилистые руки и влажную от пота ткань штанов. Помимо ее воли, взгляд искал среди них того единственного, а когда находил, она чувствовала, как кровь ударяет в лицо, как становится жарко.
Этот паренек, этот Эли – она слышала, как его называют, – будил в ней страх, беспокойство, стыд. При виде него сердце ее начинало колотиться и дыхание становилось ускоренным. Она старалась смотреть равнодушно и холодно. Черные курчавые волосы, крепкий нос и странные темные губы. Темная, покрытая волосами сень подмышки, когда он отирал пот с лица. Походка чуть вразвалочку. Несколько раз он встретился с ней взглядом и был испуган, точно зверь, который подошел слишком близко. В конце концов они столкнулись друг с другом в дверях. Она улыбнулась ему.
– Принеси мне мешок муки домой, – сказала.
С того момента она перестала ждать мужа.
Эли поставил мешок на пол и снял полотняную шапку. Теребил ее в белых от муки ладонях. Она поблагодарила, но он не ушел. Она увидела, как он прикусил губу.
– Хочешь компоту?
Он кивнул. Она подала ему кружку и смотрела, как он пьет. Он опустил длинные девичьи ресницы.
– У меня к тебе просьба…
– Да?
– Приходи вечером нарубить дров. Сможешь?
Он кивнул головой и вышел.
Она ждала весь день. Заколола волосы и смотрела на себя в зеркало. Потом, когда он пришел и рубил дрова, она вынесла ему кислого молока и хлеба. Он присел на пеньке и ел. Сама не зная зачем, она рассказала ему о Михале на войне. Он произнес:
– Война уже кончилась. Все возвращаются.
Она дала ему кулек муки. Попросила, чтобы он пришел на следующий день, а на следующий день попросила, чтобы пришел опять.
Эли рубил дрова, чистил печь, делал мелкий ремонт. Они разговаривали редко и всегда на пустые темы. Геновефа разглядывала его украдкой, и чем дольше на него смотрела, тем сильнее ее взгляд прилипал к нему. Потом она уже не могла на него не смотреть. Она поедала его глазами. Ночью ей снилось, что она занимается любовью с каким-то мужчиной, это был и не Михал, и не Эли, а кто-то чужой. Просыпалась с ощущением, что она грязная. Вставала, наливала воду в таз и мыла все тело. Хотела забыть об этом сне. Потом смотрела в окно, как работники спускаются к мельнице. Видела, что Эли украдкой поглядывает на ее окна. Пряталась за занавеску, сердясь на себя за то, что сердце колотится, словно она бегала. «Не буду о нем думать, клянусь», – решала она и принималась за работу. Около полудня шла к Неделе и всегда как-нибудь случайно сталкивалась с Эли. Удивляясь собственному голосу, просила его, чтобы он пришел.
– Я испекла тебе булку, – сказала она и показала на стол.
Он нерешительно сел и положил шапку перед собой. Она села напротив и смотрела, как он ест. Ел он осторожно и медленно. Белые крошки оставались у него на губах.
