Баталист. Территория команчей - Перес-Реверте Артуро (читать книги онлайн полные версии txt, fb2) 📗
– Боже мой! Я думал, вы погибли.
– Я почти погиб.
Они помолчали, глядя друг на друга и не зная, о чем говорить и что делать дальше.
– Отлично, – пробормотал Фольк наконец. – Пожалуй, я должен предложить вам выпить.
– Выпить?
– Стаканчик чего-нибудь… Спиртного, если вы не откажетесь. Рюмочку.
Он впервые нехотя улыбнулся, и незнакомец улыбнулся в ответ, показав темное зияющее отверстие на месте отсутствующего зуба. Казалось, он размышляет.
– Да, – ответил он. – Пожалуй, вы должны меня угостить.
– Проходите.
Они вошли в башню. Незнакомец с удивлением вертел головой, рассматривая гигантскую фреску, пока Фольк сосредоточенно что-то искал под столом, покрытым баночками, кистями и тюбиками с краской, затем среди картонных коробок, стоящих на полу, листов бумаги с эскизами и набросками, лестниц мольбертов и досок для лесов, больших ламп по 120 ватт, которые присоединялись к подвижной конструкции на колесиках и питались от стоящего снаружи генератора, – эти лампы освещали стены, когда Фольк работал по ночам.
– Испанский коньяк или теплое пиво, – сказал он наконец. – Это все, что я могу вам предложить. Льда нет. Холодильник включается всего на несколько часов, пока работает генератор.
Не отводя глаз от стены, гость небрежно махнул рукой. Ему все равно что пить.
– Вас трудно узнать, – сказал Фольк. – Вы поправились с тех пор. Я имею в виду фотографию.
– Потом я похудел еще сильнее.
– Думаю, тогда всем было тяжело.
– Вы совершенно правы.
Фольк плеснул коньяку в стакан и подошел к гостю.
– Тогда всем было тяжело, – повторил он.
Он думал о том, что произошло тремя днями позже, неподалеку от места, где он сделал ту фотографию. Вспомнил кювет возле шоссе на Борово-Населье в окрестностях Вуковара. Он протянул стакан гостю и сделал глоток сам. Не совсем подходящее для коньяка время, но он пригласил гостя на рюмочку, а это так или иначе была та самая рюмочка. Незнакомец – не совсем уместное определение, подумал Фольк, – машинально взял стакан, отвернувшись от фрески; его светлые сероватые глаза пристально смотрели на Фолька из-за стекол очков.
– Я знаю, что вы имеете в виду… Я видел, как умерла та женщина.
Усилием воли Фольк подавил охватившее его смятение. Что-то, вероятно, отразилось в его лице, потому что он вновь заметил черное отверстие во рту гостя.
– Это случилось через несколько дней после того, как вы меня сфотографировали, – продолжал тот. – Вы меня не заметили, но я тоже оказался в тот вечер на шоссе в Борово-Населье. Когда раздался взрыв, я решил, что это кто-то из наших… А потом увидел, как вы стоите на коленях рядом с кюветом, возле… тела той женщины.
Он мгновение поколебался, подбирая более уместное слово – «труп» или «тело», – и остановился на втором. Как трогательно и немного старомодно, подумал Фольк, это бережное отношение к словам, неторопливый выбор правильного определения. Наконец гость поднес стакан к губам, не отрывая глаз от собеседника. Они помолчали.
– Очень жаль, – сказал Фольк. – Я вас не помню.
– Еще бы. Вам было не до меня.
– Я имею в виду не Борово-Населье, а фотографию, которую я сделал несколькими днями раньше… Ваше лицо появилось в газетах и журналах, я встречал его сотни раз. Сейчас я вас, конечно, узнаю. Когда понимаешь, кто перед тобой, это не так сложно. Однако вы очень изменились.
– Вы уже об этом говорили, разве нет? Скверные были времена. И столько лет прошло.
– Как вы меня отыскали?
Гость снова принялся рассматривать фреску.
– Я повсюду расспрашивал о вас. Вы человек заметный и известный, сеньор Фольк, – добавил он, рассеянно пригубив коньяк. – Вы давно бросили свое дело, но вас многие помнят. Честное слово.
– Как вам удалось выжить?
Гость бросил на него странный взгляд.
– Вы, должно быть, имеете в виду Вуковар, – уточнил он. – Меня ранили через две недели после того, как вы сделали свою фотографию. Это другая рана, не та, что на снимке, где у меня перевязана рука, – смотрите, до сих пор остался шрам. Потом меня ранили еще раз, намного тяжелее. Это случилось еще до того, как четники отрезали тропинку [31] в кукурузных зарослях. Меня эвакуировали в госпиталь в Осиек [32].
Он коснулся ребер слева, указывая место, куда угодила пуля. Не пальцем, а всей пятерней; Фольк понял, что рана была обширной. Он кивнул, испытывая смутное расположение к гостю.
– Осколок?
– Пуля двенадцатого калибра.
– Вам повезло.
Везение, имел в виду Фольк, было не в том, что незнакомец не умер от раны, а в том, что пуля настигла его в ту пору, когда из Вуковара еще вывозили раненых. Когда сербы отрезали последнюю тропинку, никто уже не мог покинуть осажденный город. А когда город пал, все пленники призывного возраста были убиты. Раненых вытащили из госпиталя, расстреляли и зарыли в общих могилах.
При слове «повезло», лицо гостя приняло странное выражение. Он молча смотрел на Фолька. Потом поставил стакан на стол и обвел глазами стены:
– Удивительная комната. А где же ваши собственные воспоминания?
Фольк кивнул на фреску: погруженная во мрак цитадель на фоне огня, извергающийся вулкан, металлические отблески современных орудий, толпа, беспорядочно движущаяся к пролому в стене, лица женщин и детей, тела, висящие на деревьях, словно грозди диковинных плодов, корабли, плывущие прочь от берега к серому горизонту.
– Это и есть мои воспоминания.
– Я имею в виду фотографии. Вы же фотограф.
– Был.
– Да, конечно. А фотографы обычно вешают на стены фотографии. Фотографии, которые они сделали. Особенно те, за которые получили премии. Вы ведь не стыдитесь своих снимков?
– Они меня уже не интересуют. С ними покончено.
– Ах да. – Гость опять странно улыбнулся. – Покончено.
Он нахмурился и снова принялся изучать изображения на стенах.
– А древние войны вы тоже помните? Трою и все такое прочее?
На этот раз улыбнулся Фольк:
– В этом весь смысл. Подобные места – всегда одно и то же место.
Похоже, слова Фолька заинтересовали гостя – он замер, уставившись в точку и размышляя о только что услышанном.
– Одно и то же место, – повторил он тихо. Он приблизился к фреске на несколько шагов, разглядывая детали. Внезапно остановился, словно смутившись. – Я ничего не понимаю в живописи.
Затем подошел к оставленному у двери рюкзаку, вынул оттуда папку, в которой лежал сложенный пополам лист. Старая, измятая журнальная страница. Обложка журнала «Newszoom», где была опубликована сделанная лет десять назад фотография. Он подошел к столу и положил ее рядом с кистями и тюбиками. Оба молча уставились на обложку. Действительно, необычная фотография, отметил про себя Фольк. Холодная, четкая. Безупречная. Он видел ее много раз, но его вновь заворожили невидимые – точнее, различимые лишь внимательным глазом – геометрические линии, которые держали ее, словно невидимая канва: изнуренный солдат на первом плане, потерянный взгляд, прикованный к разметке на дороге, которая никуда не вела, замысловатый контур, образованный стенами разрушенного дома, изрешеченного шквалом пуль, далекий дым пожара, безукоризненно прямой, похожий на черную причудливую колонну в воздухе, чью неподвижность не нарушало ни единое дуновение ветра. Все эти подробности, схваченные объективом и заключенные в кадр 24 × 36 мм, удались скорее благодаря чутью, нежели расчету, хотя судья, который присуждал премию, подчеркнул, что случайность – понятие относительное. Дело не только в безукоризненной правильности исполнения, заявил член комитета «Европа-Фокус». Главное – наша безусловная уверенность, что удачно пойманный кадр является плодом напряженной работы и громадного опыта, и данный снимок, несомненно, стал итогом долгого личного, профессионального и творческого процесса.
– Мне было двадцать семь лет, – сказал гость, разглаживая обложку ребром ладони.
