Эхо старых книг - Дэвис Барбара (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT, .FB2) 📗
Убедившись, что сделала все возможное, Эшлин вытерла руки и сняла рабочий халат, уже предвкушая, как поднимется наверх, в квартиру, сядет в свое кресло для чтения и обратится к словам, которые запечатлелись в ее сознании.
Как, Белль? После всего… как ты могла так поступить?
Эти слова все еще крутились в голове, когда Эшлин открыла дверь своей квартиры, вошла и сбросила туфли. Квартира Фрэнка Этуотера, как и его магазин, в детстве была для нее вторым домом и теперь тоже принадлежала ей.
Когда находиться рядом с родителями становилось невмоготу, Фрэнк и его жена Тайни разрешали ей прийти сюда после школы, перекусить, сделать домашнее задание или просто, свернувшись калачиком на диване, посмотреть «Мрачные тени». Затем Тайни внезапно умерла от аневризмы, и Эшлин сделала все, что было в ее силах, чтобы заполнить образовавшуюся в доме пустоту. В благодарность Фрэнк, скончавшийся шесть лет спустя, оставил ей все, чем владел. «Бог не благословил меня детьми, но Эшлин была мне дочерью, – гласило завещание. – Она стала радостью и утешением в моем горе».
Она ужасно скучала по нему, по его неизменной доброте, его тихой мудрости и любви к печатному слову. Однако дух Фрэнка все еще витал здесь – в старых бронзовых часах с позолотой, стоящих на каминной полке, потертом кожаном кресле возле окна, его заветной коллекции викторианской классики, каждый том которой до краев наполняли отголоски славно прожитой жизни. Перед переездом Эшлин немного обновила интерьер, в результате чего возникла эклектичная смесь викторианских форм, современного искусства и предметов ручной работы – все это на удивление хорошо сочеталось с высокими окнами квартиры и неоштукатуренными кирпичными стенами.
Зайдя на кухню, она разогрела в микроволновке остатки вчерашнего гунбао и доела его прямо из коробки, стоя над раковиной. Не терпелось погрузиться в «Сожалеющую Белль», но относительно еды и книг Эшлин держалась строгого правила: либо одно, либо другое, но никогда вместе.
Наконец, сменив джинсы на трикотажные штаны, она достала книгу из сумки, включила забавный самодельный торшер, найденный на распродаже прошлым летом, и устроилась в старом кресле у окна. Пару минут просто посидела с книгой на коленях, готовясь к эмоциональной буре, которая, как она знала, приближалась.
Затем вздохнула и открыла первую страницу.
Сожалеющая Белль
(стр. 1–13)
27 марта 1953 г. Нью-Йорк
Вероятно, ты удивишься тому, что я взял на себя такой труд. И задашься вопросом: почему после стольких лет я решил осуществить подобный проект – написать книгу. Поверь, в начале я и не задумывался о книге. Все началось с письма, с очищающего душу излияния, которое на самом деле не собираются никому посылать. Однако, едва мое перо побежало по бумаге, я обнаружил, что мне нужно очень много сказать. А сожалений накопилось столько, что не уместить в одну страницу. Или даже в несколько. И тогда я перешел к пишущей машинке – старому отцовскому «Ундервуду № 5», – за которой я сейчас и сижу, выколачивая слова, которые глотал уже дюжину лет, и вопросы, которые продолжают меня преследовать.
Как? Как, Белль?
Даже сейчас, после всех ошибок, которые я совершил в своей жизни – а их было немало, – о тебе я сожалею больше всего. Ты была главной ошибкой всей моей жизни, моим единственным сожалением, тем, что нельзя ни простить, ни забыть – ни мне, ни тебе.
Случаются в жизни потери, которые невозможно предвидеть. Бывает, горе приходит из темноты и выбивает землю из-под ног так быстро и ловко, что к этому не подготовишься. А иногда видишь занесенный кулак. Видишь его и просто стоишь, позволяя ему опрокинуть тебя навзничь. И позже – годы спустя – снова и снова спрашиваешь себя: почему я был таким дураком? Вот таким ударом ты и стала для меня. Потому что с самого первого вечера я видел, что будет дальше. И все равно позволил тебе сбить меня с ног.
Воспоминание о нашей встрече до сих пор не дает мне покоя, как раковая опухоль, которую никакое количество прожитых лет не в состоянии сократить, и сейчас обращение к ней не приносит мне удовольствия – но, может быть, наконец даст мне немного покоя. И поэтому я должен решиться и сделать шаг назад во времени. Вернуться к тому вечеру, когда все началось.
27 августа 1941 г. Нью-Йорк
Я осматриваю танцевальный зал отеля «Сент-Реджис», стараясь не дергаться во взятом напрокат костюме. Ничто так не выдает в человеке самозванца, как неловкое ерзание, а я, безусловно, самозванец.
Глядя на собравшуюся компанию – промышленников и их изнеженных светских жен, запивающих крабовые слойки охлажденной «Вдовой Клико», – можно почти забыть, что когда-то существовало такое явление, как Великая депрессия. Возможно, потому что кризис меньше коснулся этого блестящего, затянутого в шелка общества, чем остальных, припася худшее для людей с более скромным достатком.
Разумеется, в этом нет ничего удивительного. Заслуженно или нет, богатые всегда будут наслаждаться мягкой посадкой. Однако, что еще сильнее растравляет рану, многие из тех, чьи состояния уцелели, теперь, похоже, рвутся демонстрировать свою удачу на беспардонной выставке роскоши – вроде той, свидетелем которой я стал сегодня вечером.
Праздник в самом разгаре. Все сверкает изобилием и тонким вкусом, шампанское льется в бокалы, кружит в танце море белых галстуков и роскошных платьев, сшитых на заказ ради единственного вечера. Играет большой симфонический оркестр, столы ломятся от хрустальных чаш с креветками и икрой, сверкают ледяные скульптуры пухлощеких херувимов, официанты разносят коктейли на блестящих серебряных подносах. Богатство ошеломляет. Однако ничего другого и не следовало ожидать, ведь одна из принцесс обручилась с одним из принцев, и я пришел сюда понаблюдать, как им желают счастья – а также чтобы получше рассмотреть саму принцессу в ее естественной среде обитания.
Я не получал личного приглашения, а проник в качестве сопровождающего, с целью пообщаться, если удастся, с законодателями вкусов величайшего города Америки. Они – уважаемые потомки знаменитых нью-йоркских «четырехсот», чье название, как говорят, возникло из-за количества гостей в бальном зале Кэролайн Астор. И, как в бальном зале миссис Астор, сегодня вечером здесь собрались лишь самые сливки нью-йоркского общества. Мне самому, конечно, никогда не войти в такой список. Моя родословная недостаточно хороша – да у меня и вообще ее нет. Я просто умный прихлебатель со связями, карьерист, имеющий определенную задачу.
Замечаю в толпе сестер Кушинг: Минни и недавно вышедшую замуж Бэйб, вместе с их матерью (она же – брачный посредник) Кейт, для друзей Гогси. Также представлены Уитни, Мортимеры, Уинтропы, Рипли, Джафреи и Шермерхорны. На сегодняшнем торжестве заметно (хотя и не неожиданно) отсутствие кого-либо из клана Рузвельтов, который, как сообщается, находится в немилости у нашего хозяина. Никого это, кажется, не огорчает. И без них здесь много именитых семей. Красивые люди элегантно движутся по залу в изысканной одежде. И вот, в нескольких футах от меня, похожий на бульдога в вечернем костюме, мужчина, который за все это платит, – сам Большой Человек в окружении своих новых могущественных друзей.
И неподалеку – она почти всегда держится рядом – дочь Большого Человека. Я имею в виду не Сиси, которую несколько лет назад выдали за сына и наследника алюминиевого короля. Я говорю о младшей дочери, помолвка которой и празднуется сегодня – о тебе, дорогая Белль. Твоя фотография недавно появилась в «Сандэй ньюс», на ней ты запечатлена вместе с женихом, игроком в поло, носящим имя Теодор, как и три его предка вплоть до прадеда.
Несколько неприятных минут я наблюдаю за тем, как вы двое танцуете, оцениваю его достоинства и сравниваю их с моими – как это обычно бывает. Безупречный покрой пиджака, широкие плечи, блестящие золотые локоны, зачесанные назад ото лба. Черты лица, словно высеченные из хорошего куска мрамора, загорелая кожа – и слегка скучающий вид, с каким он вел тебя по паркету. Казалось, он мечтает оказаться не здесь, а в одной из комнат наверху, курить сигары и бросать на кон один за другим куски состояния его отца (конечно, если слухи не врут).
