Мы - истребители - Поселягин Владимир Геннадьевич (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
Конечно, и потери оказались большими. От роты и приданной ей сорокапятки с расчётом осталось чуть больше сорока человек, но сам командир выжил. И именно на последней позиции его разыскал корреспондент.
Заканчивалась статья коротким сообщением о гибели лейтенанта Горелых в следующем бою. В котором как раз и сделана была эта фотография…
— …слав? Спишь?
Открыв глаза, посмотрел на склонившегося надо мной особиста и спросил, случайно стряхнув с груди газету:
— Я что уснул?
— Похоже, что так, — согласился со мной Путилин, поднимая ее с пола.
— Странный сон, — сказал я, припомнив ускользающие видения.
— Расскажешь? — Сержант положил газету на тумбочку, пододвинув стул, уселся на него и приготовил блокнот и карандаш.
— Почему нет? Заглавие, — кивнул я на газету.
Особист поднял ее, бросил быстрый взгляд на фото и вопросительно посмотрел на меня.
— Вот там я и был.
— Как это?
— Как бы объяснить… Ум-м. У меня было такое впечатление… Да, как в кино, только все по-настоящему. Ревущие танки, горящие деревья, стрельба… Похоже все.
— А, это у тебя просто фантазия хорошая. Бывает, — отмахнулся Путилин, сразу потеряв интерес к моему сну. Видимо, подобное он слышал не раз.
— Бывает, — согласился я. Сны у меня действительно выразительные. — Лейтенанта только жалко.
— Если бы он не поднял в контратаку батальон, немцы бы ворвались в окопы, а это еще хуже. Тут они их отбросили, а то, что Горелых в ней погиб, так это судьба, — спокойно ответил особист. Видимо, он действительно читал эту статью.
— Все равно жалко. Таких людей теряем. Как он засады устраивал, а?
— Судьба… Героя вот посмертно получил. Ну что, приступим?
— Это да. Приступим… У меня тут вопрос образовался, даже не вопрос, а просьба.
— Говори.
— Я не успел прочитать газету, уснул на этой статье; что творится на фронтах? Мы остановили немцев?
— Кхм. М-да. Ну, слушай. — Устроившись на стуле поудобнее, сержант посмотрел на меня и начал рассказывать последние новости на фронтах: — Отступаем мы. Что тут говорить, сам недавно с фронта, знаешь, как там. За эти дни, что ты был без сознания, немцы сделали несколько крупных прорывов — разведка прощелкала — окружая наши войска. Один на Украине к Киеву, но были отброшены фланговым ударом резервной армии. Говорят, она вся полегла, но дала время не только начать отводить войска — товарищ Сталин отдал приказ, — но и занять оборону, пока они отходят. Те части, что стояли в обороне, практически полностью полегли, но наши отошли. Сейчас Киев в руках немцев.
— Отбивать обратно будут?
— Вряд ли. Там сейчас неразбериха. У меня друг оттуда только что приехал, рассказывал. Везде как будто слоеный пирог. Пока все нормализуется, сколько времени пройдет. Главное, фронт держат.
— А в Белоруссии что? — спросил я, принимая информацию к сведению. Насколько мне было известно, в моей реальности Киев захватили несколько позже. В двадцатых числах сентября. Видимо, тут сыграло роль то, что Сталин все-таки дал приказ отвести войска. Судя по виду Путилина, вышли не все, далеко не все. Вряд ли много больше половины.
— Тоже отступаем понемногу, но не так, как на Украине, там немцы делают гигантские шаги вперед.
— Понятно. Ладно, давайте по посещениям. С кого начнем? — спросил я.
— С авиаконструкторов.
— Хорошо.
— Так, Яковлев сам приезжать отказывается, велел привезти тебя к нему, когда начнешь ходить.
— Да пошел он тогда! Надо — приедет. Это я ему нужен, а не он мне. Что с остальными?
То, что у Яковлева барские замашки, я слышал еще в свое время. Общаться с подобными людьми мне приходилось постоянно, и тут их видеть не то что не мог, а просто не хотел. Надо — придет, не надо… на х… я его видел.
— Лавочкин очень хочет с вами пообщаться. Просто рвется… — продолжил особист, но был прерван мною.
— О как? Знаете, а вот с ним я бы встретился. Это можно организовать?
— Да, он сейчас в Москве. Когда его записать?
— На вчера, — коротко ответил я, получив в ответ внимательно-оценивающий взгляд Путилина.
— Понятно. Тогда завтра в девять утра. У тебя как раз заканчиваются процедуры, да и Елена Степановна уже осмотрит, вот я его и проведу.
— Это все хорошо, но мне нужен мой дневник. Он с вещами? — спросил я и по лицу сержанта понял, что ляпнул глупость.
— Нет, конечно. Твой дневник теперь считается документом особой важности, он опечатан, лежит у меня в сейфе.
— Вот и его прихватите. Нужно будет много что продемонстрировать Семену Алексеевичу.
— Ты его знаешь?! — удивился особист.
— Просто слышал. Что там дальше?
— Так… Гудков подал заявку. Его сейчас нет в Москве, вернется через десять дней.
— Вот как вернется, так и встретимся.
— Петляков тоже заинтересовался тобой. Но он в Москве только через месяц появится. Где-то на одном из эвакуированных заводов работает.
— Понятно. Как вернется, так и поговорим, — ответил я так же, как и в случае с Гудковым.
— Пионеры… Пресса… Насчет них пока ничего нет. Нужно дождаться получения разрешения на встречу. А пока давай обсудим, что будем делать с твоей будущей речью. Мне должны были привезти пробный набросок, но не привезли, так что давай своими словами. Я тут накидал возможные вопросы, так что давай буду задавать, а ты на них отвечать. Согласен?
— Конечно, — ответил я, пожимая плечами и морщась от вспышки боли в боку. Рука меня не тревожила.
Ночь прошла спокойно. Кошмары на этот раз не мучили. После осмотра и всех процедур я лежал на здоровом боку и уже без особого интереса читал опостылевшую на второй день газету.
«Блин, кроссворда нет… И сканворда… Даже занюханного ключворда нет!»
Только я отложил газету в сторону, как после стука отворилась дверь и Путилин пропустил в палату моложавого мужчину средних лет в полувоенном френче. Я только потом узнал, что такие носили в тылу гражданские начальники. Почему в нем был Лавочкин, не знаю. Видимо, накинул то, что было. В руках сержант держал запечатанный конверт с грифом «совершенно секретно».
— Здравствуйте, Семен Алексеевич. Привет, Сань. Присаживайтесь, — указал на стоящий рядом с кроватью стул.
— Здравствуй, Вячеслав, — ответил Лавочкин, с интересом рассматривая меня.
— Вы меня так пристально разглядываете…
— Извини, просто я впервые разговариваю с летчиком, который так воевал на моей машине.
— Да-а. «ЛаГГ», сколько раз он выручал меня из казалось бы безвыходных ситуаций…
— Вам так понравилась моя машина? — обрадованно спросил конструктор.
— В общем-то нет! — твердо сказал я, глядя Лавочкину прямо в глаза.
Мои слова Семёна Алексеевича не удивили, это было видно. Похоже, все болячки «ЛаГГа» он знал не хуже меня. Ещё было видно — ему приятно, что самый результативный летчик Союза летает на его машине. И при всём при том конструктор никоим образом не показал, что неприятно удивился моему отзыву. Молоток. Хорошо держит удар.
— Я думаю, вы сами знаете, что с «ЛаГГом» не так. Не так ли?
— Вы не ошиблись, Вячеслав. Детских болезней у него много, — согласился со мной Лавочкин.
Уважаю. Не знаю, может, он ожидал всяческих восторгов в адрес своего детища, но, похоже, своими словами я только подтвердил его мысли.
— Вот о них мне бы и хотелось поговорить. Думаю, я когда-нибудь выйду из госпиталя, и мне бы хотелось сесть на НОВУЮ СЕРИЙНУЮ машину.
— Я так понимаю, Вячеслав, вы хотите мне что-то предложить? — чуть подался ко мне Лавочкин.
— Много что. Только боюсь, как бы нам дня не хватило. Товарищ сержант госбезопасности, я могу получить свой дневник? — официально обратился я к особисту.
Путилин, который, присев в уголке, с интересом слушал наш разговор, встал и, подойдя, вскрыл пакет. Получив дневник в руки, я стал быстро его листать.
— Вот, — сказал, открыв нужную страницу.
— Что это? Он немного похож на «ЛаГГ», — пробормотал конструктор, с большим увлечением рассматривая рисунок Ла-5.
