Крепость души моей - Олди Генри Лайон (книга жизни .txt) 📗
Как старший – от младшего.
17:41
…будь ты проклят…
– Почему в объезд?
Личную реальность заклинило. Артуру казалось: он застрял в дверной «вертушке», которую шутки ради поставили на стопор. И вот – ни туда, ни сюда. Он мог только пялиться на мир сквозь мутное, засиженное мухами стекло. Там, снаружи, люди беззвучно, по-рыбьи разевали рты. Медленно, словно в толще воды, проплывали автомобили… Чужая, бессмысленная, но все-таки жизнь. А его жизнь уложили на обе лопатки.
Он не сразу заметил, что Толик свернул с обычного маршрута. Автомобиль охраны – такой же «Lexus LX 570», как у самого Чисоева – следовал в десяти метрах позади, как привязанный.
– Ты куда?
– Проспект Гагарина перекрыли, – не оборачиваясь, отозвался Толик. – Авария, что ли? Или ЧП… Я сейчас по радио найду. Можно, Артур Рустамович?
Толик знал: шеф не любит радио. Но водителя распирало от любопытства. Из-за чего перекрыли целый проспект? Все, небось, уже знают, один он…
– Ищи, – отмахнулся Артур.
Не веря своему счастью, Толик поскорее – пока шеф не передумал – ткнул пальцем в кнопку, безошибочно попав на канал «горячих новостей».
– …для установки рекламного билборда, – ворвался в салон взволнованный женский голос. – Работы вела бригада уроженцев Камеруна…
– И до нас докатилось, – буркнул Толик. Бритый затылок водителя побагровел от сильных чувств. – Политкорректность! Нет, чтоб сказать по-честному: «негров». И всем понятно. «Уроженцы Камеруна», блин… Да хоть Буркина-Фасо!
В школе у Толика по географии было «отлично».
Профессионально взволнованная дикторша, ЧП на проспекте, ворчание Толика, проблемы камерунских негров – все это было фуфлом. Плюнуть и растереть. Артур достал из кармана мобильный, включил, изучил список пропущенных вызовов. Геныч, снова Геныч, Шамиль в ассортименте, кто-то из юротдела, зампредправ банка, опять Геныч, директор отеля… Короедов. Кто такой Короедов? А, ну да, директор рекламного агентства… Геныч. Селиванова из благфонда…
Звонка от Ксюхи не было. Чисоев открыл список СМС за двое суток. Нет, он ничего не проглядел. Сообщений от Ксюхи тоже не было. Артур набрал номер дочери.
«Абонент временно недоступен. Перезвоните позже.»
В прошлый раз ему ответили: «Абонент не может сейчас ответить на ваш звонок. Перезвоните позже.» А еще раньше – просто длинные гудки. Трубку никто не брал.
– …как сообщил рабочий, металлическая свая неожиданно целиком провалилась под землю! – в голосе дикторши звучал странный, почти сексуальный восторг. – Несмотря на это, бригада продолжила работу. Одна за другой сваи исчезали под землей, но это не остановило упорных камерунцев…
– Во придурки! – икнул, давясь смехом, Толик.
Он украдкой покосился на шефа. Толику частенько влетало от Чисоева за привычку болтать за рулем, комментируя что ни попадя. Он честно пытался сдерживать словесный понос, но получалось плохо. «Уволит!» – с тоской думал Толик после очередной головомойки. К счастью, отменная пунктуальность, двадцатилетний водительский стаж и прекрасное знание города спасали болтуна. Чисоев профессионалами не разбрасывался.
Не интересуясь терзаниями водителя, Артур вновь набрал номер дочери. Где ты, Ксюха? Возьми трубку, чтоб тебя! Он привык к закидонам дочери, смирился с ними. Ксения Артуровна – погода на улице. Можно ругаться, можно терпеть, но сделать ничего нельзя. К сожалению, старые привычки, основанные на опыте, дали сбой. Сейчас сам опыт рушился в тартарары.
«Абонент находится вне зоны досягаемости.»
Они с Викой договорились заранее: если родится сын, назовут Рустамом. В честь Артурова отца. Если дочь – Ксенией. Так хотела Вика, и Чисоев не стал возражать. Он никогда не спрашивал у жены: почему Ксенией? В честь кого? Или просто так? Теперь уже и не спросишь… «Типун тебе на язык! – Артур оскалился, словно мог вцепиться в глотку себе-дураку. – Спросишь! Ты у нее обязательно спросишь!» Мы сделали все, что могли, сказал профессор Кличевский. Вашей жене удалили разорванную селезенку. У нее перелом таза и политравма мягких тканей. Кровотечение в брюшной полости остановлено. Виктория Сергеевна без сознания на аппарате искусственного дыхания. К сожалению, нам пока не удалось вывести ее из комы.
«Какие шансы?» – спросил Артур.
Профессор пожал плечами: я – не гадалка. Она может очнуться завтра или не очнуться никогда. Сын генерал-лейтенанта медицинской службы Николая Кличевского, оперировавшего под артобстрелом, в землянке, при свете горящих свернутых газет, профессор считал лукавую надежду злейшим даром Пандоры.
«Я могу перевезти ее в израильскую клинику?» – спросил Артур.
Нет, ответил профессор.
«В немецкую? К Гильзбаху?»
Нет. Это убьет ее.
«Лекарства? Оборудование? – Артур видел, что профессор обиделся. Впрочем, он давно перестал обращать внимание на обиды собеседников. Кличевский с ним честен, это главное. – Спецпалата? Круглосуточный уход?»
Хорошо, кивнул профессор. Я подготовлю вам список.
Лишь теперь стало видно, что Кличевский едва держится на ногах.
«Мне можно к ней?»
Нет.
«Я только посмотреть…»
Нет. Если произойдут какие-то изменения в состоянии госпожи Чисоевой (Артур отметил сухость тона и смену Виктории Сергеевны на госпожу Чисоеву), вам немедленно позвонят. Оставьте свой номер телефона и будьте на связи.
«Я понял, – сказал Артур. – Спасибо, профессор.»
Если я заговорю о деньгах, понял он, Кличевский даст мне в морду. Плюнет на разницу в возрасте и силе, и даст. Особенно после Гильзбаха. Не потому, что не берет. Возьмет, и по полной программе, со спокойной совестью. Но – позже. Из других рук. У каждого свои представления о гордости.
«Спасибо,» – повторил он.
Профессор еще раз пожал плечами. Если верите, сказал Кличевский, тогда молитесь. Говорят, помогает.
Артур скрипнул зубами. Он оценил это: «говорят».
– …одиннадцатая по счету свая, – сообщила дикторша, – во что-то ударилась и застряла. Рабочие услышали из-под земли громкий скрежет. Двое испугались и убежали. Остальные не решились бросить порученный им объект и остались на месте. Как оказалось, свая пробила крышу вагона проходившего внизу поезда метро! Лишь по счастливой случайности обошлось без жертв…
Не выдержав, Толик хрюкнул в кулак. Его разбирал здоровый хохот. Толик отдавал себе отчет: ржать жеребцом рядом с убитым горем шефом – последнее свинство. Да и вообще, зная бешеный норов Чисоева – опасно для жизни. Он давился, притворялся, что его душит кашель – и едва успел затормозить на красный свет, чего с Толиком давно уже не случалось. Рефлексы не подвели: скрипнув тормозами, «Лексус» – быть может, чуть резче обычного – встал, как вкопанный.
Возле светофора, оседлав хулиганский BMX-байк, на каком трюкачат безбашенные подростки, ожидал зеленого амбал-медбрат. Нынешний прикид его вполне соответствовал «стритерскому» велику: желто-голубая футболка с надписью «Just do it!» и художественно изорванные шорты из потертой джинсы. В футболке амбал выглядел куда более накачанным, чем в медицинском халате. С шутливой строгостью он погрозил Артуру пальцем-сосиской: «Смотри, не зевай!»
И, лихо крутнув педали, покатил через переход.
Артур прикипел к нему взглядом. Зажегся зеленый, Толик плавно тронул с места, а Чисоев все следил за невозмутимо крутящим педали медбратом, выворачивая шею, пока амбал не скрылся из виду.
«Тачка, небось, крутая? – вспомнил он. – Ну вот и смотри.»
Ксюха. Почему она не берет трубку?!
«Видишь, как оно бывает?»
Ксюха не жила с ними. Когда в семнадцать лет, пользуясь беременностью, как рычагом, она вышла замуж за раздолбая Игорька, Артур подарил им квартиру. Вернее, не «им», а дочери. Он был против этого брака. Ему с первого взгляда не понравился патлатая сопля Игорек. Игорь? Гарик? Гоша, черт его дери?! – нет, Игорек до седых волос, и хоть застрелись. Где такому прокормить семью? Артур не доверил бы зятю мести полы у себя в офисе. Со свойственной ему прямотой Чисоев в лоб заявил дочери: говно, не мужик. И ошибся: Ксюха уперлась. Замуж, и все тут! Из отца она веревки вила, дрянь.
