Кочевники поневоле - Гелприн Майк (читать книги полностью .txt, .fb2) 📗
– Ты как, Курт? – через плечо бросил Глеб. – Что-то ты на себя не похож.
– Спасибо, я в порядке.
– Ладно, садись за вёсла, дружище.
Курт пересел на гребную банку, обхватил ладонями весельные рукоятки. Взмахнул раз, другой – лодка оторвалась от берега.
– Ку-у-у-урт!
Габриэла, разметав вороные волосы на ветру, бежала от дома к берегу.
– Кто такая? – нахмурился Глеб.
Курт не ответил. Он бросил вёсла и оцепенело смотрел на приближающуюся к ним девушку.
– Я буду ждать, – крикнула Габриэла вслед медленно удаляющейся от берега лодке. – Слышишь? Возвращайся, когда захочешь, я буду ждать тебя!
До заката Нце, петляя между островами, двигались на юг. В широких протоках под парусом, в узких – на вёслах. Обжитые места вскоре закончились, и теперь лодка скользила вдоль обрывистых, покрытых скудной растительностью, а то и вовсе голых, каменистых островных берегов.
Когда Нце коснулся нижней кромкой западного горизонта, Глеб велел присматривать место для стоянки. Найти его оказалось непросто – выросшие из воды утёсы стояли здесь чуть ли не отвесно. Ровную площадку удалось обнаружить, лишь когда Нце уже закатился. К ней вела узкая бурная протока, и лодку изрядно побросало на волнах, прежде чем причалили. Остров был небольшой и сплошь покрытый непролазным колючим кустарником, с которым пришлось повоевать, расплатившись за победу исколотыми конечностями.
Горел, впрочем, поваленный кустарник отменно, и вскоре в десятке метров от берега запылал костёр.
Наскоро перекусили, и Глеб принялся рассказывать. Когда лодочники по приказу покойного Фрола разделились, они втроём двинулись на северо-восток. Поначалу передвигались ходко, но затем путь преградила сплошная гряда торосов, и идти дальше стало невозможно. Переночевав на льду, повернули обратно и уже почти добрались до лодок, когда произошла катастрофа. Лёд в сотне метров впереди неожиданно раскололся, разошёлся трещинами. Одна из них пробежала прямо через то место, куда оттащили лодки, и враз затянула под лёд и их, и оставшуюся при них троицу декабритов.
– Ребята погибли, считай, на наших глазах, – со злостью сказал Глеб. – Вернись мы на пять минут раньше, тоже бы… – Он махнул рукой.
После случившегося несчастья у них остался всего один путь – в глубь архипелага. На северо-восток дороги не было, поэтому решили взять западнее и трое суток брели, пробираясь меж торосов, пока на утро четвёртых Пётр не сломал ногу.
Ещё сутки Глеб с Иваном по очереди тащили, надрываясь, Петра на себе. Тот просил его бросить, умолял, и оба понимали, что идти дальше без него – единственный шанс на жизнь.
– Ночью он покончил с собой, пока мы спали, – угрюмо сказал Иван. – Так, как это делают не желающие больше жить январиты. Зарезался, вспорол себе живот: тихо сделал, без звука, мы с Глебом даже не проснулись.
Похоронив товарища во льдах, двинулись дальше и шли ещё трое суток, пока не увидели санную колею. Она и привела к людям, которые жили на острове названием Краков и говорили на языке, похожем на декабрьский, хотя понять его было и нелегко.
– Они называли себя поляками, – сообщил Глеб. – Прекрасные, весёлые и добрые люди, приняли нас как своих. Мы прожили у них с неделю, отогревались, отъедались и пили польскую водку, зубровку. Затем Тадеуш, главный на том острове, велел собирать нас в дорогу, когда мы отказались остаться. Так что поблуждали ещё с неделю, пока не добрались до русских островов.
– Много их? – спросил Курт.
– Уйма. Смоленск, Новороссийск, – принялся загибать пальцы Глеб. – Санкт-Петербург, Томск, Саратов… Думаю, всего больше сотни. А ещё, наверное, столько же пригодны для заселения, но стоят пока необжитые, только их надо искать.
– У немцев то же самое, – кивнул Курт. – Я думаю, на архипелаге хватит места, чтобы расселить весь декабрь. А может быть, хватит и для нескольких месяцев.
Глеб с Иваном переглянулись.
– Было бы кого расселять, – буркнул Иван. – Знать бы – протянули бы ещё круг, построили бы флотилию, и… А так…
Помолчали. Жив ли ещё кто-нибудь в декабре, им было неведомо.
– Ладно, – подытожил Глеб. – Давайте укладываться. Завтра встанем пораньше и тронемся. Надо спешить.
Курт долго не мог заснуть. Закутавшись в прихваченную Глебом голубую с чёрным моржовую шкуру, он вспоминал людей, которых успел потерять за эти страшные последние полтора года. Мать с отцом, потом брат Отто, Адольф Хайнеке, за ним Фрол… Удивительно, что сам он ещё жив. Впрочем, это, видимо, ненадолго. Даже если они доберутся до материка, то куда высадятся? Шансы попасть на территорию зимы небольшие, да и есть ли она ещё, территория зимы. А занести их может куда угодно. В тот же апрель, например, где расстреляют без лишних церемоний.
Курт перевернулся на другой бок. Снежана… Он зажмурился и попытался представить себе её. Образ жены ускользал, расплывался, словно разъедаемый болотным маревом. Жива ли она. А если даже жива, встретятся ли они. А если встретятся, успеют ли уплыть с проклятого материка. А если успеют, доберутся ли до архипелага. «Слишком много их, этих «если», – подумал Курт. Каждое из них, само по себе, вполне вероятно, а сложенные вместе… К тому же надо не складывать, а умножать – Курт попытался вспомнить курс математики в кочевой школе. Вероятности событий перемножаются, тогда в результате получается общая вероятность. Только что тут перемножать…
Забылся Курт лишь под утро, и снилась ему Габриэла, голосом Снежаны говорившая: «Те, в чьих руках было оружие, захватили власть и подавили сопротивление. Они создали учение о боге и двенадцати месяцах. Слепили вместе Ветхий и Новый Заветы, перекроили их, переврали и приспособили под себя». Курт спорил во сне, спорил яростно с ними обеими. «На двенадцать месяцев Землю разделил Бог», – втолковывал он. «Твой бог – ложный, еретический. Это никакой не бог, а глупец и негодник», – голосом Снежаны со смехом язвила Габриэла. Или Снежана голосом Габриэлы, Курт не мог разобрать.
Разбудил его Иван за час до восхода Нце. Наскоро позавтракав всухомятку, все втроём погрузились в лодку и двинулись дальше, держа курс на юг.
Границы архипелага достигли на вторые сутки, к полудню. Цепь островов заканчивалась здесь, и лёд у их берегов уже почти сошёл.
– Причаливаем, – велел Глеб. – Будем ждать попутного ветра.
– А может, на вёслах? – нерешительно предложил Курт. – Кто знает, сколько мы его тут прождём.
– На вёслах не дойдём. Любой мало-мальский шторм, и мы покойники. Да сгодится даже встречный ветер – унесёт неведомо куда. Будем ждать попутного и надеяться, что он не переменится хотя бы сутки.
Им повезло. Ветер задул с севера на следующую же ночь, к утру он окреп, усилился, и Глеб велел отчаливать и ставить парус.
– С богом, – выдохнул Иван, оттолкнув лодку от берега.
Курт снизу вверх уставился на него.
– Бога нет, – сказал он. – Или ты что же, стал в него верить?
– Стал, – твёрдо ответил Иван. – На Саратове была православная церковь. Отец Владимир обратил нас с Глебом в истинную веру и месяц назад крестил.
Глеб кивнул, подтверждая.
Опешивший Курт отпустил вёсла, те возмущённо шлёпнули лопастями по воде. Теория мироздания рушилась у Курта на глазах. Декабриты обрели веру, а он… Курт стиснул зубы. Он изверился.
Попутный ветер гнал лодку на юг почти сутки, а на исходе их начал слабеть. Часа два Глеб ещё ловил парусом стихающие порывы, потом наступил штиль, и Курт с Иваном сели на вёсла. Вдвоём гребли навстречу зависшему на юге Солу час, выкладываясь, не давая себе ни малейшей передышки. Потом Курта подменил Глеб, а ещё через час Курт вернулся на банку, давая отдых Ивану.
В таком режиме гребли ещё сутки, к их концу вымотались все трое, натруженные руки едва удерживали вёсла, и лодка снизила ход. А потом с юга стал задувать порывистый ветер, и спокойное до сих пор море пробудилось и погнало навстречу волну. Теперь судёнышко еле двигалось, силы гребцов едва хватало на борьбу со стихией.
